Как странно, я этот рассказ написала пару лет (даже меньше) назад, но сейчас меня занимают другие мысли и чувства, он стал мне настолько не интересен, что я уже могу спокойно его публиковать.



Маскарад.
Был тихий неподвижный субботний вечер. Из окна доносились умиротворяющие звуки детского гомона, вперемежку со щебетом птиц. Был один из тех редких вечеров, который можно было посвятить блаженному ничегонеделанью. Вот уже целый час она рассматривала белизну потолка, и за это время не одна мысль не задержалась в ее голове.
Нет, она не была безнадежно глупа, хотя и незаурядным умом вряд ли могла похвастаться. Скорее ее можно было отнести к той категории людей, которую принято называть «серая масса». Она не обладала ни красотой (хотя ее можно было назвать симпатичной); ни музыкальными, литературными, математическими, и прочими дарованиями. Словом, она была обычной студенткой одного из московских Вузов, впрочем, почти отличницей.
Но сейчас в ее голове не витало никаких мыслей. Еще несколько лет назад она посвятила бы такие минуты обдумыванию глобальных вопрос вселенной, смысла бытия и прочих причин существования. Но, однажды, как и всякий не совсем глупый человек, преодолев ценности и мировоззрение толпы, называемой обществом, она отказалась от этого занятия. Понимая в душе всю тщетность успеха, денег, и того, что принято называть карьерой и благополучием, она боялась признаться в этом даже себе. Ее хрупкие плечи не могли вынести противостоянию общественному мнению, не могли, да и не хотели.
Гораздо легче, оказалось, думать как все сверстники. «Идти строем и петь хором», - как любил говорить ее отец.
Поэтому она сделала все, чтобы быть одной из первых, хотя в душе всегда презирала честолюбие и тем более тщеславие. Намного легче жить сегодняшним днем, т. е. вообще ни о чем не задумываясь.
Сначала это не всегда удавалось, и мысли лезли в голову с настойчивостью надоедливой мухи, а картина «безмолвного грозного неба» Аустерлица не раз вставала перед глазами. Но человеческая натура упорна, и вот она уже около часа совершенно спокойно разглядывает потолок.
Резкий телефонный звонок заставил ее очнутся.
-Алло, малыш, давай встретимся. – Голос звучал равнодушно и как-то отдаленно - спокойно. Она ненавидела, когда ее называли «малыш», и ей не хотелось никуда идти. Она знала, что если пойдет, то получит еще один пустой никчемный вечер, но чем можно заняться дома придумать она не могла
-Ладно, через полчаса выйду.
* * *
Они встречались уже два месяца, и не один не дорожил создавшимися отношениями. С ее стороны это был скорее шаг отчаянья, попытка убежать от одиночества. С его, это были удобные, приятные отношения, которые продолжались до тех пор, пока они не создавали проблем. Ни любви, ни даже элементарной привязанности никто из них не испытывал…
* * *
Вечер был тихим и занудно бесконечным. Ощущение бессмысленности и нелепости всего происходящего не покидало ее. Она не понимала, что здесь делают все эти люди. Одни лениво курили, забравшись на спинку лавок; другие с азартом рассказывали о «стрелках» и «тусовках». Ярко накрашенные девушки медленно потягивали пиво; то и дело слышались крепкие матные словечки, все было погружено в апатию и пустоту. Он обнял ее за талию, нащупывая губами ее ухо.
-Пойдем ко мне, малыш. - Ей не хотелось сейчас никуда идти, последнее время даже мысли о сексе вызывали в ней приступы тошноты и отвращения, но продолжать бессмысленное пребывание здесь у нее не было больше сил. «Пошли», - Она нервно затушила сигарету.
От количества выпитого в голове шумело, ощущение отвращения и безысходности нарастало с каждым мгновением. Она устало растянулось на диване, жизнь казалась абсолютно ненужной, не стоило рождаться, чтобы так проводить ее. Нина с тоской думала о том, что впереди ее ждала неинтересная работа, равнодушный человек рядом, и состояние «доживания», когда сегодня похоже на завтра, а с понедельника считаешь дни до конца недели.
Она еще не успела узнать ту безысходность, когда подсчитанные дни оставшиеся до конца недели пролетают не заметно, за ними приходят следующие; дни складываются в недели, месяцы; месяцы перетекают в годы, а годы становятся сначала зрелостью, а потом старостью. Она еще не знала вкус страха перед бессмысленно убежавшим временем, когда ты понимаешь, что все твои юношеские мечты разбились о твою трусость, расчетливость и здравый смысл. Но она уже чувствовала, что не сможет сделать свою жизнь ярче жизни посредственного обывателя города Москвы. В ее распоряжении была столица России с ее библиотеками, театрами, музеями, дорогими ночными клубами, казино ресторанами и маленькими кафешками. Она могла бы вдыхать запах редчайших книг, слушать произведения Чайковского в исполнении лучших симфонических оркестров, наслаждаться талантом Меньшикова и Янковского, Райкина и Ахиджаковой; проводить вечера, обсуждая новинки живописи и общих знакомых, потягивая коктейли и щурясь от ультрофиалета и громкой музыки. Это не дало бы ей смысла, но хотя бы сделала жизнь ярче, позволило пережить каскад чувств и переживаний, за которыми можно было спрятаться, и не думать. Но она не могла. Ее удел было лежать на узком диванчике, обнимая чужого ей человека, и боятся прихода мамы.
- Я тебя люблю, солнышко. – Его слова заставили ее досадливо поморщится.
- Я тебя тоже. - Автоматически ответила она, все еще витая в мире своих мыслей.
- Тебе было хорошо сегодня?
- Что? А, да, конечно. - Она начала устало одеваться. Было такое ощущение, что она находится где-то далеко отсюда, и из этого далеко смотрит на все происходящие с равнодушием стороннего наблюдателя.
- Я пошла, увидимся завтра. – Быстро чмокнув его в щеку, она окунулась в освежающий холод зимнего вечера.
* * *
Вот и прошел один день, еще один бессмысленный день ее жизни. Она бы с радостью никуда не ходила, осталась бы дома, в теплом уюте и спокойствии своей квартиры. Но к несчастью она знала, что это спокойствие засасывает и разъедает, заставляет все глубже и глубже погружаться в бездну апатии и равнодушия. Она провела так свое детство и большую часть своей юности. И теперь, оборачиваясь назад, она не видела ничего. Ей казалось, что позади нее бездонное небытие. Она не могла вспомнить НИОДНОГО мгновения своей жизни, потому что их не было. Были только книги, мысли и одиночество.
Одиночество. Она боялась и любила его больше всего на свете. Это был ее враг и ее друг, ее непрерывное мучение. Ни на одно мгновение жизни оно не оставляло Нину в покое, ни в тишине квартиры, ни в шумной толпе. Оно постоянно мучило ее, и доводило до безумия. Но было в одиночестве и свое мучительное наслаждение. В дневнике одной своей подруги она прочитала примерно следующее: "…большинство людей проходят те или иные этапы осознания одиночества: Стремление слиться с массой происходит от первого осознания одиночества, от подсознательного, горячечного желания слиться, стать частью социума. Стремление стать непохожим на других происходит тоже от одиночества, но одиночества уже осознанного. Когда уже не хочется умирать от невозможности слиться с кем-то, от понимания своей несопоставимости с другим человеческим существом, живущим на этой земле, под этим безграничным небом.
И, наконец, для всякого не глупого человека одиночество становится неизбежной реалией, осознанной необходимостью, способом не потерять свою личность.
Это чувство толкает человека к попытке отдаления от общей массы, и значит приход к личностной индивидуальности, т.е. к одиночеству".

* * *
Возможно, это и была правда, но это была не ее истина… Нина давно поняла, что каждый живет в соответствии со своей ИСТИНОЙ. И то, что для одних людей благо, для других могло быть страшным и ненавистным преступлением. ИСТИНА - единая и неизменная исчезла из человеческого сознания - ее заменила ТЕРПИМОСТЬ. Терпимость же означала, что люди соглашаются терпеть «истину» друг друга и не пытаться ее опровергнуть. Но Нина все-таки надеялась, что существует другая ИСТИНА, единая и непреложная, хотя ни найти ее, ни понять она так и не могла. Она чувствовала, что современный мир посадил ее в клетку, из которой ей не выбраться. Поэтому, в ней начали рождаться ненависть и призрение, они разъедали душу, убивали и разрывали последние останки того подлинного, что не успел уничтожить «цивилизованный мир». Может быть, поэтому, Нина уже никого не хотела видеть. Она хотела только одного - покоя. Покоя, который казалось, вот сейчас снизойдет на нее, обнимет ее за плечи и она почувствует что-то высокое и великое рядом с собой. Но что-то ей мешало, надавало возможности почувствовать Создателя рядом с собой, окунуться в его покой и ЛЮБОВЬ. И если бы не надежда все же придти к пониманию этой любви, осознанию и принятию этого высшего чувства, то жизнь потеряла бы смысл и превратилась в убогое существование.
***
Нина задумчиво шла по улице, когда ее заставил очнуться резкий визг тормозов, а после…, после наступила тишина.
Сознание приходило медленно и мучительно. Нина очнулась и поняла, что находится в больнице. Она чувствовала, что умирает, но не могла поверить в это. Ведь если ее сейчас не станет все, что она откладывала на потом: все ее мечты чаяния и желания разлетятся в прах. Ее жизнь прошла бессмысленно и бесполезно. Сознание этого и страх перед небытием доводили до отчаяния, почти граничащего с безумием. И это отчаяние ввергало ее во тьму забытья.
Очнувшись в следующий раз, она увидела под собой Землю, освещенную голубым сиянием, а на ней копошащийся людской муравейник. И все суетились, галдели, толкались. И все это показалось так мелочно в свете чего-то величественного и таинственного, что ей никак не удавалось увидеть, но что, несомненно, присутствовало рядом с ней. Это что-то и было то прекрасное и сильное, чем мог бы стать человек, но так и не стал. И это прекрасное и величественное было повсюду среди людей, но они так заняты были собой, работой, внешностью, что не замечали его. Нина тихо заплакала, потому что увидела непробиваемые преграды из «общества», «прогресса», «мнения окружающих», которые невозможно было преодолеть, никто не видел того главного, ради чего и стоило жить. И это было грустно. Нина вздохнула и полетела.
Все выше и выше… к звездам.