Александр Семёнович КАНЕВКИЙ
(род. 29 мая 1933, Киев) — писатель, драматург, юморист, сатирик,
(родной брат актера Леонида Каневского).

Александр КАНЕВСКИЙ

ТЭЗА С НАШЕГО ДВОРА или МАЙ НЕЙМ ИЗ МАНЯ Моряк возвратился первым. Это он научил бабу Маню кричать «Полундра!». Маня с утра до вечера сидела на улице у подъезда на высокой табуретке и парила ноги в тазике, подливая в него кипяток из большого чайника. Она беседовала со своей подругой, которая таким же способом размягчала подагру на другой стороне улицы. Они вели диалог, перекрикиваясь через проезжую часть. Моряк говорил Мане, что в этой позе она похожа на морского наблюдателя, и, заглядывая в тазик, интересовался:

— Не штормит?

______________________________________________________
Свободное от тазика время Маня проводила в туалете, откуда её трудно было выдворить, хотя Лёша крупно написал на двери туалета: «Регламент!» На кухню она выбегала в сиреневых трико до колен и в мужской футболке, как объясняла окружающим, «по-домашнему». Травмированный этим видом, Лёша купил и подарил ей красные французские рейтузы. Рейтузы Мане очень понравились, она натянула их на трико и гордо расхаживала по квартире. Лёша говорил, что в этих красных рейтузах баба Маня может шагать впереди первомайской демонстрации вместо флага.
______________________________________________________
Сперва в нашем дворе стоял мусорный ящик, большой, как особняк. Потом его разломали, а мусор стали выбрасывать в специальную машину, которая к концу дня подъезжала к дому, шофёр звонил в колокольчик, давая знать о своём прибытии, и к машине тянулась цепочка женщин с мусорными вёдрами. Баба Маня с ведром наготове уже полдня напряжённо поджидала мусоросборник, как охотник поджидает добычу: дитя очередей, она и здесь хотела быть первой. Сразу после обеда начинала интересоваться:

— Смиттё не звонило?

Однажды она перепутала: у дома остановился автобус, и шофёр поднял крышку капота, чтобы проверить работу двигателя. Раскрытый капот напоминал пасть мусоросборника, и Маня, подбежав, вытряхнула туда содержимое мусорного ведра.

Онемевшему от этой наглости водителю спокойно объяснила: «Так надо» и ушла, счастливая, что опять была первой. Шофёр еще долго не мог прийти в себя, а двигатель обиженно отплёвывался картофельными очистками и шелухой от яиц.
______________________________________________________

Будет неправдой утверждать, что Марина не имела никаких талантов: у неё была одна, но пламенная страсть — она обожала стирать. Стирала всё, что попадало под руку: трусы, платья, костюмы, фуражки. Однажды под Новый год, постирала своё зимнее пальто, которое сохло весь январь. Потом она прокипятила Тэзину сумку с деньгами, полученными за проданные билеты. Тэза весь день сушила рубли, пятёрки и десятки, разглаживая их утюгом. Но, поскольку Марина добавила в кипяток синьку, купюры приобрели цвет утопленников, и стало рискованно сдавать деньги в кассу: их могли принять за иностранную валюту. С тех пор Тэза, ложась спать, прятала все свои вещи под подушку, иначе Марина их находила и стирала. И ещё она любила выметать из комнаты мусор, а поскольку мусором считала всё, что не было заперто от неё, то выметала и выбрасывала расчёски, тапочки, футляры от очков…
______________________________________________________

Уже много лет во дворе жила добрая и умная дворняга Булочка, для которой в углу двора положили пласт войлока и соорудили над ним маленький навесик. Там же стояли две миски — персональная посуда Булочки. Ежедневно соседки подливали в эти миски молоко, подкладывали еду, подбрасывали лакомства. У Булочки был приходящий муж из соседнего двора — пес Шмурдяк. Супруги жили в согласии, никогда не облаивали друг друга, вместе гуляли, вместе выхаживали своё потомство. Булочка была серебристо-бежевого цвета, Шмурдяк — жгучий брюнет. Дети у них получались двухцветными, в пятнах или полоску, как леопарды или как зебры, и их охотно разбирали жители нашей улицы, существовал даже специальный список: кому — когда.

Однажды Булочка не могла разродиться, во дворе переживали, сочувствовали, но не знали, как помочь. По поручению соседей баба Маня побежала к профессору-гинекологу Глинкину, который жил напротив нашего дома. Был уже поздний вечер, недовольный Глинкин вышел в пижаме со стаканом чая в руке.

— Она так мучается! — взмолилась баба Маня. — Помогите ей родить!

— Я не акушер. — раздражённо ответил Глинкин. — И потом, вы же видите: я пью чай.

— Профессор, вы уже ничего не пьёте! — сказала баба Маня и всунула два своих пальца ему в стакан.

Возмущённый этой наглостью, Глинкин закричал:

— Убирайтесь вон! Я никуда не пойду!

— Если вы не пойдете, я сейчас тут лягу и буду лежать всю жизнь, — спокойно сообщила баба Маня и начала медленно сгибать колени.

Перспектива всю жизнь видеть в своей передней лежащую бабу Маню потрясла Глинкина, и он согласился. Роды прошли благополучно, и щенки так понравились профессору, что он потребовал и себе одного.
______________________________________________________

Марина, вспомнив дядины уроки, резко крутанула бедром. Но с перепугу она сделала это сидя и сбила Мефиля со стула. Он упал вместе с горячим чаем и ошпарил себе ноги. Вечер явно удался.
______________________________________________________

— Увы, я не могу жениться.

— Почему? — испугалась баба Маня. — Неужели вы ранены туда?

— Слава Нептуну, физически я не пострадал. Просто я никогда не смогу раздеться при женщине. — Моряк имел в виду свое истатуированное тело. — Даже я краснею, когда сам себя читаю перед зеркалом.

---

---

* * *
Отъезд становился массовым, эмиграция превращалась в эвакуацию. Если раньше ехали по убеждению или за благополучием, то теперь, удручённые всеобщим развалом, подгоняемые истерическими угрозами общества «Память», просто уносили ноги в предчувствии беды. В Одессе пустели поликлиники, конструкторские бюро, редели ряды преподавателей ВУЗов, особенно, консерватории. Поэтому никого не удивляла записка, пришпиленная каким-то шутником к дверям райкома комсомола: «Райком закрыт – все ушли в ОВИР».
______________________________________________________
Мы приехали нищими, мы ничего не смогли провести сквозь таможню», он искренне возмущался...

— Неправда! Мы приехали богатыми. Мы привезли с собой интеллект, и российскую щедрость и широту души, и наивную доверчивость бывших пионеров — до сих пор верим газетам, верим обещаниям и по-детски удивляемся, когда нас обманывают. А главное, мы вывезли свой безумный и прекрасный образ жизни, когда к другу с бутылкой водки и с банкой солёных огурцов можно ввалиться поздним вечером без предупреждения. И друг не удивится — он ведь тоже из России…

И Алик был прав: наши люди вывозили, в первую очередь, не мебель, не ценности, не одежду — каждый, привёз свой характер и свои пристрастия. Кто интересовался газетами, тот и здесь покупал их пачками на последние гроши. Кто ходил в театры и на концерты — и здесь не пропускал ни одной афиши. Кто гулял — пускался в загулы, кто выпивал, тот находил собутыльников. А кто ныл и хныкал, тот продолжал брюзжать и возмущаться… Единственное, что объединяло всех — это неуёмная тяга к политическим спорам и дискуссиям — тель-авивские кухни сразу превратились в московские, и там до поздней ночи кипели страсти и решались судьбы Мира…

— …Самое обидное, — горячился Борис, — что мы вывезли с собой и советскую категоричность, и активное неприятие чужой непохожести: не дать, не разрешить, не пропустить вперёд. Появляется одна русская партия, тут же немедленно возникают ещё две, и давай душить друг друга — в итоге, все проигрывают. Появляется преуспевающая русская газета — её тут же поливают грязью коллеги-журналисты!..

— Но это же объяснимо, — попыхивая трубкой, включился Иосиф, — Нас много лет приучали: «Все равны!.. Все — винтики!.. Все одинаковы!»… Как же теперь согласиться, что кто-то умней и талантливей? Ату его, ату!..
______________________________________________________
— Это у вас они жиды, а у нас — они явреи!
______________________________________________________
— Крещёные евреи часто были самыми махровыми антисемитами. Но я никогда не думал, что христиане могут быть самыми одержимыми иудеями.

— Знаешь, сын, раньше Калахари, Гваделупа и Израиль для меня звучали одинаково. А теперь, когда я узнала эту страну, я полюбила её, и этот народ, и его историю. Я чувствую себя здесь, как дома.

— А почему же эта твоя любимая страна не принимает твоего сына?

— А ты её принял?.. Ты её признал со всеми её недостатками, парадоксами, даже пороками?.. Недавно я прочитала: «Израиль — это зеркало: какую рожу скорчишь, такую увидишь в ответ». Улыбнись Израилю — и он улыбнётся тебе...
______________________________________________________
На вопрос «Почему сам не едешь?» убеждённо отвечал:

— Нельзя бежать отсюда всем, нельзя!.. Здесь скопилось много зла и ненависти, поэтому Бог не любит эту землю — вот она и болеет. А вместе с ней болеем и мы. Именно здесь полыхнёт большая беда и догонит нас, куда бы мы не уехали. Кто-то должен остаться и гасить этот пожар, пока он не распространился по всему миру.

---

Очень трудно из этой книги выписать цитаты. Каждое предложение, каждое слово наполнено большим смыслом. Читайте!!!