Надеть бы шапку-невидимку
И через жизнь пройти бы так!
Не тронут люди нелюдимку,
Ведь ей никто ни друг, ни враг.

Ведет раздумье и раздолье
Ее в скитаньях далеко.
Неуязвимо сердце болью,
Глаза раскрыты широко.

И есть ли что мудрее, люди, —
Так, молча, пронести в тиши
На приговор последних судей
Неискаженный лик души!

Наталия Крандиевская

Постигаю я терпение, мой друг,
чистоте пытаюсь слово научить,
все, что кажется нам темным поутру,
высветляют предзакатные лучи.
Если мысли не уместятся в тетрадь,
этих птиц в неволе памяти держи. . .
Это страшно — опыт сердца рифмовать,
видишь, я еще не умер, но не жив.

Ну, а если нет ни счастья, ни судьбы,
ну, а если непонятно все кругом,
ты начни опять с мечты и ворожбы,
не грози пустому небу кулаком
и уверуй. Вера каждому дана,
будет радость, если множить грусть на грусть...
Пусть же люди, снисходящие до нас,
полагают, что нас знают наизусть.

Есть на каждую беду страшней беда —
к утешениям себя ты не неволь,
мы и счастливы бываем, если боль
покидает нас на время иногда.
Все не наше — ни начала, ни концы,
наша жизнь, она и есть та соль земли,
а счастливыми бывают мудрецы,
что свой путь через несчастия прошли.

Александр Дольский

Живут на свете люди разные:
Трудолюбивые и праздные,
Живут веселые и грустные,
Американские и русские,
Живут поменьше и высокие,
И умные, и недалекие,
Живут трусливые и смелые,
Живут и черные, и белые,
Живут красивые и страшные,
И, кроме диких, есть домашние,
Живут богатые и бедные,
Живут хорошие и вредные,
Есть незаметны и замечены,
Еще мужчины есть и женщины,
Еще живут друзья и недруги,
А кроме них, полно совсем других,
Живут и светлые, и тусклые,
Живут широкие и узкие,
Живут святые, да и грешные,
И среди них живу, конечно, я.
Во мне всего внутри намешано:
И от мужчины, и от женщины,
И от хорошего, и вредного,
Хотя побольше - от последнего,
Есть от хвастливого и скромного,
Есть от брыкливого и ровного,
И от святого попадается,
Да непойму, куда девается,
Есть от трусливого и смелого,
Есть от ребенка и от зрелого,
Есть от худого и от тучного,
Есть от веселого и скучного...
Да нужно ли перечисление?
Я прочь отброшу все сомнения,
И чем бродить внутри такой толпой,
Я буду лишь САМИМ СОБОЙ!

Андрей Тарасов

Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!

Ибо все они поголовно,
Не желая ни власти, ни славы,
Никогда и ни в чем не виновны
И всегда безусловно правы!

И какую бы чушь ни спороли,
Переврав и запутав слова,
Они правы по природе,
А природа всегда права!

Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!

О, если бы мы умели
Всего - навсего женщин слушать, -
Мы навеки бы расхотели
Убивать, разорять и рушить.

И тогда бы, и наши бабы
Перестали бы лгать и грешить...
Но мы слишком не любим учиться,
Ибо слишком мы любим учить!

Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!

Не с врагами в бою упорном -
Только с женщиной наедине,
Только с ней в поединке любовном
Мы, мужчины - мужчины вполне.

О, какие даем мы клятвы!
О, какие обеты даем!
В этот миг мы воистину святы,
Всемогущи, добры и богаты,
Только жаль, что к утру устаем...

Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!..

Юлий Ким

Букет  осенних  красок  безупречен,
Гармония  оттенков  и  тонов,
Сентябрь  воображением  отмечен,
Как  самый  яркий  из  волшебных  снов.

Как  манит  небо  синей  глубиною
И  рифмы  будоражат  спящий  разум,
Чудесная  картина  предо  мною,
Она  пленяет  навсегда,  и  сразу.

Последний  бал  нарядов  пред  зимою,
И  солнце  нежно  озаряет  лес,
Тропинка  спит  под  радужной  листвою,
Ах,  Осень  -  мир  шафрановых  чудес!

Ольга Терентьева

В детстве мы жили-были,
Сказочно были-жили,
В детстве все звезды ярче светили,
Были дома большими.

Шли мы легко за днями,
Щедрой была дорога.
Ах, как сияло солнце над нами,
Как его было много!

Как наше сердце билось!
Как нам светло мечталось!
Что-то исчезло, что-то забылось,
Многое в нас осталось.

Солнце по небу катит,
Вновь ему в небе тесно.
Пусть в человеке светят, не гаснут
Добрые сказки детства!

Роберт Рождественский

Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот и стекла звенят,
В нем шинкуют, и квасят, и перчат,
И гвоздики кладут в маринад.
Лес забрасывает, как насмешник,
Этот шум на обрывистый склон,
Где сгоревший на солнце орешник
Словно жаром костра опален.
Здесь дорога спускается в балку,
Здесь и высохших старых коряг,
И лоскутницы осени жалко,
Все сметающей в этот овраг.
И того, что вселенная проще,
Чем иной полагает хитрец,
Что как в воду опущена роща,
Что приходит всему свой конец.

Что глазами бессмысленно хлопать,
Когда все пред тобой сожжено
И осенняя белая копоть
Паутиною тянет в окно.

Ход из сада в заборе проломан
И теряется в березняке.
В доме смех и хозяйственный гомон,
Тот же гомон и смех вдалеке.

Борис Пастернак

Развесил тьму осенний вечер длинный.
Рой мелких брызг на тусклом фонаре.
И мокнет одинокая рябина,
Как странница с дарами, во дворе.

Мы смотрим в ночь, где налетевший ветер,
Сгибая, треплет непослушный куст.
А ты ушла, забыв про всё на свете,
В пространство лёгких дум и светлых чувств.

Ты ничего вокруг не замечаешь,
И, слушая осеннюю молву,
Свой календарь отрывками листаешь...
Так ветер ворошит в ночи листву.

Наверно, ты в краях, где мы моложе,
Плывёшь в апрель под шёпот ноября.
Меня поймала осень в сети тоже.
Я сам, порой, ни с кем не говоря,

Вдруг загрущу и захандрю немножко,
Сбегу в весну, сжимая мыслей трость...
Но, посмотри, как нам с тобой в окошко
Ноябрьский вечер тянет ягод горсть.

Так примем дар осенний от рябины.
Пусть дождь минорит на одной струне.
Ты мой огонь, негаснущий в камине,
Мой солнца луч в рябиновом вине.

Сергей Ворошилов

Один и тот же сон мне повторяться стал:
Мне снится, будто я от поезда отстал.
Один, в пути, зимой, на станцию ушел,
А скорый поезд мой пошел, пошел, пошел,
И я хочу бежать за ним - и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу.

И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас -
Вращение Земли, вращение полей,
Вращение вдали берез и тополей,
Столбов и проводов, разъездов и мостов,
Попутных поездов и встречных поездов.

Но в том еще беда, и, видно, неспроста,
Что не годятся мне другие поезда.
Мне нужен только тот, что мною был обжит.
Там мой настольный свет от скорости дрожит.
Там любят лечь - так лечь, а рубят - так сплеча.
Там речь гудит, как печь, красна и горяча.

Мне нужен только он, азарт его и пыл.
Я знаю тот вагон, я номер не забыл.
Он снегом занесен, он в угле и в дыму,
И я приговорен пожизненно к нему.
Мне нужен этот снег. Мне сладок этот дым,
Встающий высоко над всем пережитым!

И я хочу бежать за ним - и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу,
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас.

Юрий Левитанский

Из слов обидных вяжем кружева…
Чем больше слов, рисунок их сложнее,
И мы уже забыли - ты ль права,
Иль я не прав. Не то теперь важнее…

Теперь важнее нам не уступить.
А кто кому чего теперь докажет
Совсем не важно. Важно не сглупить,
А то дела пойдут совсем неважно…

И ловим на крючок обидных фраз
Друг друга мы. И снова вяжем, вяжем,
Как будто бы кому-то напоказ,
Не думая, когда закончим, даже…

Но только жаль, что в этих кружевах
С тобой, навряд ли, нас увидят люди…
Обида не согреет… Ты права!
… Так, может быть, вообще вязать не будем?

С. Виноградов

Караваном облака,
Потемневшая вода,
Мысли строк издалека,
Небо в просинь…
Стая белых журавлей
На крыло за семь морей
Вереницу теплых дней
В даль уносит…

Это осень за окном,
Просто осень.
Устилает мир ковром листьев осень
Каплей-ноткой на стекло налетая,
Осень мне играет блюз, золотая.

Молний блеском озарён,
По литаврам грянет гром,
И присядет старый дом,
Сожалея…
Как бродяга-капитан
Из неведомых мне стран,
Проползёт с утра туман
По аллеям…

Это осень за окном,
Снова осень,
Устилает мир ковром листьев осень
Каплей-кистью на стекло, налетая,
Осень мне рисует блюз, золотая.

Это осень за окном, Леди Осень.
Устилает мир ковром, Леди Осень,
В парке старом, городском,
В платье ярком, золотом,
Мне танцует под дождём, Леди Осень…

Эдуард Филь

Я однажды вернусь, я в тот дом непременно вернусь.
Пыль дорог… Пыль далеких дорог отряхну у порога.
Сброшу с плеч своих серую стылую грусть
И хвалу вознесу я Превечному Богу.

Я вернусь… Я вернусь, когда в зелень оденется лес,
И потянется к солнцу цветок-недотрога.
Оглянусь – и увижу: мир полон чудес,
И хвалу вознесу Вездесущему Богу

Я когда-то вернусь – добегу, добреду, доползу,
Как безумный вцепившись зубами в дорогу,
В сухость глаз непролитую спрятав слезу,
И хвалу вознесу Всемогущему Богу.

Я вернусь навсегда. Оборву, все закончу пути.
Хватит странствий. Покоя прошу хоть немного.
Я вернусь… Для того, чтобы снова уйти,
И хвалу вознесу Милосердному Богу.
П. А. Подлекарев

Спасо-Прилуцкий монастырь в Вологде (мужская обитель)

* * *
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю —
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой...
Да если б мы ее любили,
Могла ли стать она такой?

* * *
У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей...

Николай Зиновьев

В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды...

Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.

Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе...

Николай Рубцов

Я все время живу
Накануне чего-то -
Накануне строки,
Накануне полета,
Накануне любви,
Накануне удачи, -
Вот проснусь я -
И утром все будет иначе.
То, что в жизни имел,
То, что в жизни имею,
Я ценить не умел
И ценить не умею,
Потому что живу
Накануне чего-то.
Может, я неудачник
С неясным порывом,
Не умеющий быть
И от счастья счастливым.
Но тогда почему
Не боюсь я обиды,
Почему все обиды
В минуту забыты.
Я им счет не веду,
Наплевать,
Не до счета,-
Я все время живу
Накануне чего-то.

Николай Доризо

Посвящается событиям в Южной Осетии...

Разговор трех книг.

И прошептала Библия Корану:
"Ты хочешь, я твоей сестрою стану?"
А ей в ответ прошелестел Коран:
"Прости меня за столько смертных ран".
Она вздохнула, шевельнув страницей:
"Я не виновна в пытках инквизиций,
и не виновен ты в резне кровавой.
Мы - книги. Мы не ведаем расправой.
Но лезли в нас и пастыри, и власти,
и привносили собственные страсти..."
Вдруг, словно бы от спячки оклемался,
раздался голос "Капитала" Маркса:
"Вам коммунизм, простите, не достался.
Был призраком и призраком остался.
К народу относясь, что к поголовью,
вожди меня переписали кровью.
В угоду всем портяночным тиранам
мной заменили Библию с Кораном".
И замерли три книги, как на плахе,
над трупами в Баку и Карабахе.
Попытка подменить все веры Марксом
окончилась кровавым страшным фарсом.
Гяуров нет. Все веры драгоценны,
как травы все по книгам Авиценны.
Чтобы сдержать убийц грядущих натиск,
религии всех стран, соединяйтесь!
И Магомет рыдает в Карабахе
над братом - над зарезанным Христом
в крестьянской окровавленной рубахе,
к спине прижатой каторжным крестом.

Евгений Евтушенко, 1989