Есть люди особой породы, которые появляются очень редко. Они приходят словно из другого мира и другого измерения. Они не вписываются в установившиеся рамки и нормы, становясь вызовом и демонстрацией обществу, что жить можно по-другому, по-человечески. Они свидетельствуют о мире ином не только своими книгами, картинами и трактатами, но и всей своей жизнью. Таким пришельцем был гениальный русский художник-самородок Анатолий Зверев. Глядя на его картины никогда не скажешь, что его жизнь была не такой как у всех, что у него не было своего дома и  семьи. То ли юродивый, то ли сумасшедший, то ли просто гений? Поди разберись. 

"Автопртрет" 

Другое измерение - то, где творят небожители. Они как посланцы из другого мира приходят к нам со своей миссией - свидетельствовать, что есть другой мир и другое измерение, которое для нас, нормальных людей, недоступно и потому непонятно.

К числу таких пришельцев относится Анатолий Тимофеевич Зверев. Художник и человек не от мира сего, человек-миф, известный в узких кругах не только своими искрометными и неподражаемыми картинами, но и своим образом жизни свободного бродяги.

То ли юродивый, то ли гений, то ли то и другое вместе. Одним словом, русский Ван Гог с такими же проблемами и страстями. Какими только эпитетами его не наделяли: гений, сумасшедший, скиталец, бомж, мыслитель, поэт.

Для внешних – тунеядец, за что его преследовали власти, бродяга, без дома и семьи, с диагнозом «шизофрения» и алкоголик, нонконформист и художник андеграунда.

Для близких, коих было совсем немного, – человек-легенда, богемный поэт, философ и мудрец, продававший свои картины за еду, водку и ночлег.

С ними он раскрывался совсем с другой стороны: простой, парадоксальный, с чувством юмора, свободный в своих оценках и высказываниях, любивший жизнь во всех ее проявлениях. Но близкие вряд ли назовут себя его друзьями, даже если и хотели бы. Он был слишком неотмирным и слишком нездешним. Это все равно, что считать себя другом инопланетянина.

Зверев был вызовом для благоустроенных или стремящихся к насиженности обывателей, для буржуазного счастья и здравого смысла. Он «выпал» из нормы и сделал выпадение демонстрацией перед преуспевающими официальными художниками.

Самая точная характеристика Зверева, пожалуй, Свободный, как кот, который гуляет сам по себе. Он был свободен от всего, кроме своего гения: от быта, накопительства, денег, общепринятых стандартов жизни, ограничений общества и общепринятого искусства. Он сам выбрал свой образ жизни, и своего учителя тоже выбрал сам - самого свободного гения эпохи Возрождения - Леонардо да Винчи.

Он был свободен для общения с людьми, которые ему нравились; свободен для искусства. В его картинах поразительно много воздуха, легкости, полета, чистоты, радости и сказочности. Здесь много свободы не только в мазке и стиле, на первый взгляд хаотичных.

Здесь много свободы для смотрящего, которого он словно приглашает достроить, домыслить, додумать незавершенное. Здесь все не закончено, не досказано, все в движении и динамике, никаких барьеров и преград, праздник красок, духа, жизнеутверждающей энергии жизни.

Его картины – это карнавал, длящийся вечно: та же раскрепощенность духа, тот же воздух свободы, та же жизнерадостность, безудержная энергия и карнавальный народный дух. Остается поражаться, как из его принципиальной неукоренности в быту и жизни мог возникнуть такой праздник красок и цвета.

Но, с другой стороны, наверное, только из такой бездомности, незашоренности и внешней свободы мог вырасти его удивительный карнавальный мир.

Художник брезгливо относился к деньгам, которые легко тратил; ненавидел новую одежду и с благодарностью принимал поношенное; не заботился о приличиях и манерах, принятых в обществе. Словом, ходил по земле как очарованный странник из рассказов Лескова, русский самородок и щедрой души человек.

Я узнала о нем довольно давно, лет тридцать назад. С тех самых пор дома висит репродукция его картины «Нина». Если бы не знала, как он жил и творил, никогда бы не подумала, глядя на этот портрет, что такое чудо нежности, хрупкости и чистоты создано из совсем другой жизни и всего за несколько минут из подручного материала.

  Женственность, мягкость, загадочность, поэтичность, созданные свободным полетом кисти художника, завораживают. Я не знаю, кто такая Нина, но такой представляю Беллу Ахмадуллину, Марину Цветаеву, Юнну Мориц, всех женщин не от мира сего. Он знал, что такое поэзия, потому что сам сочинял стихи.

У него была своя Муза, тоже из поэтического мира - Оксана Асеева (Ксения Михайловна Синякова), жена известного поэта Николая Асеева (дочь Марины Цветаевой обвинила поэта в убийстве матери, потому что именно он отказал ей в трудоустройстве даже посудомойкой).

  Говорят, что еще до знакомства с Оксаной все его женские портреты уже были похожи на нее. Наверное, создав однажды в своем воображении собственную Музу, он узнал в реальной женщине ту, которую увидел задолго до встречи с ней. И мой портрет Нины – это тоже ее портрет.

Как художник, Зверев создал свой неповторимый стиль: искусствоведы и коллекционеры называют его русским экспрессионизмом, Пикассо - лучшим рисовальщиком России, Роберт Фальк говорил:

"Художники такого масштаба рождаются раз в сто лет". 

Своей живописью он соединил две точки: русский авангард начала века и последние открытия в живописи западного искусства. Он стал мостом между прошлым и будущим, преодолев разрыв между ними. Это был поток страсти, энергии, темперамента, смывающий все на своем пути: нормы, правила приличия, здравый смысл.

Он был поверх барьеров и пределов, говоря словами Марины Цветаевой, «безмерностью в мире мер». Был живым фактом искусства, творя его не только красками, но собственной жизнью, столь же артистичной и карнавальной, как и его живопись.

Независимость, анархия и бунтарство художника некоторых раздражали, его неприкаянность и пристрастие к алкоголю  вызывали жалость, его забирали в психбольницу, осуждали за тунеядство, но он шел своим путем, тем, на котором рождались его, зверевские, шедевры.

Он их подписывал «АЗ», своими инициалами, но и первой буквой церковно-славянского алфавита, потому что был действительно первым и неподражаемым первопроходцем-победителем.

Зная себе и своим картинам цену, Зверев легко их отдавал. Можно сказать, он разбрасывался шедеврами, которые создавал из любого оказавшегося под рукой материала – томатного соуса, варенья, угля, не говоря уже о карандаше и красках. Он мог за несколько секунд или минут, не глядя, нарисовать портрет, расплачиваясь им за выпивку или еду.

Так, словно мимоходом, за свою почти сорокалетнюю профессиональную жизнь он создал более тридцати тысяч (!) шедевров, разбросанных по многочисленным московским квартирам, в которых останавливался на ночлег.

Сегодня его картины находятся в лучших музеях Парижа, Нью-Йорка, Лондона, Москвы, не говоря уже о частных коллекциях. Его картины высоко ценят знатоки живописи за границей, его ценили и им восхищались коллекционеры и интеллектуалы старой Москвы.

   Гениальный русский художник, создавший свой неповторимый мир, ниспровергатель устоявшихся приемов и всего привычного, он пересоздал и заново открыл знакомые приемы, придав им новое звучание.

Он досказал недосказанное великими русскими авангардистами начала XX века. Он поставил точку, которую они не успели поставить, и открыл путь в будущее.

В залах выставки "На пороге нового музея"

Анатолий Зверев (1931-1986) – известный художник-авангардист. Он был необычайно плодотворен, картины его можно обнаружить в любой точке мира. На выставке в Новом Манеже представлено около трехсот работ мастера 1957-1960 годов. Большая часть картин неизвестна любителям искусства, так как они находились в частном собрании коллекционера Георгия Костаки.

Непокоренный Зверев. Часть 2