- Меня крестили в шесть лет. Мама говорила, что после этого я стал долго молиться, - рассказывает Олег. - Помню, что у меня была маленькая иконка и молитвослов, которые подарили мне родители моего друга. Я приходил домой, ставил перед собой икону и пламенно читал молитвы. На тот момент Бог для меня был настолько реален, что если бы кто-нибудь мне сказал, что Бога нет, я подумал бы, что это ненормальный человек.
Есть такие моменты, которые хранятся в памяти всю жизнь. Олег выходит из храма после литургии. На улице теплая погода. Яркое солнце, которое слепит глаза. На душе - ощущение мира и покоя. И кажется, что впереди - целая жизнь, целая вечность. «Я иду по городу и думаю, что никогда не буду грешить, не буду иметь вредных привычек». Минуты, когда душа «обретает силу высоты», есть в жизни каждого человека. Но есть и время падений.

Он взрослел. Начал пробовать сигареты, пристрастился к алкоголю, попал в компанию «крутых» парней. Дорога к храму была забыта. Тем не менее первая встреча с Богом оставила свой отпечаток, и совесть, как надежный адвокат, часто о ней напоминала. «Несмотря на то, что я свернул с правильного пути, - говорит Олег, - во мне всегда жила вера, и никогда не покидала уверенность в том, что я буду жить вечно».
Семья, которая крестила Олега, тоже перестала ходить в храм. Родители занялись бизнесом, вместо Бога, начали служить мамоне. Но кого Господь любит - того наказывает. Через очень большие скорби через несколько лет они вернулись в храм. Но об этом позже.

Шло время. Юношеские увлечения перерастали в пристрастия. Сигарета сменилась травкой. Жизнь стала ограничиваться «тусовками» с продолжительными пьянками. А главная задача заключалась в том, чтобы не отстать от других и не уронить свой авторитет в глазах друзей. «Честно говоря, этот образ жизни был чужд мне, - говорит Олег. - Просто я попал в такую среду, которой должен быть соответствовать. «Крутые» друзья - значит, я тоже должен быть «крутым». Но в глубине души я жаждал другой жизни. Наверно, я понимал, что живу неправильно. Поэтому в тяжкие грехи среди всех впадал самым последним. Я ждал, но вокруг ничего не менялось. Значит, так и должно быть - думал и потихоньку опускался вниз». Пока не оказался на самом дне. Дело дошло до тяжелых наркотиков. Один за другим от передозировок стали умирать друзья. Олег, как всегда, «плелся» сзади. «Я думал, что живу, как все, работаю, иногда позволяю себе расслабиться. Самое интересное - я считал, что это и есть реальная жизнь. Строил планы на будущее, мечтал, что у меня будет дом, жена, дети. Свято в это верил. И если бы кто-то мне сказал: «Друг, ты неправильно живешь, есть другая жизнь», предложил бы этому человеку провериться у психиатра».

Как часто молодые люди сегодня идут наперекор своей совести, лишь бы соответствовать тем представлениям о смысле жизни, которые сложились в обществе. Мы не задумываемся, насколько это нравственно или морально. Впрочем, иногда даже не знаем, где добро, а где зло. Так все перепуталось в современном мире. Когда Олег вечерами оставался один, в голове возникали вопросы: почему я так живу, что со мной будет дальше?
Потом произошло событие, ставшее поворотным в судьбе Олега. Ведь если задуматься, в жизни ничего не бывает случайного. Это Господь протягивает нам свою заботливую руку.
Именно в это время он вновь встретился с другом детства, благодаря которому принял крещение. «Мой друг, с которым вместе когда-то ходили в храм, погибал от наркотиков, - вспоминает Олег. -Даже я не видел в нем никакой надежды, хотя всегда был оптимистом и до последнего говорил, что человека можно спасти, помочь выбраться из этой ямы. Но для нас это был живой труп. С ним не о чем было говорить. Он думал только о наркотиках и о деньгах. Родители не знали, что делать со своим сыном. Он почти все продал из дома. Его проще было похоронить. Именно через такие скорби эта семья вновь вернулась в храм. Не нужны уже были ни бизнес, ни деньги. Они бросают все, переезжают в деревню, покупают дом, заводят хозяйство и начинают новую жизнь.
Спустя некоторое время он приезжает к нам в город погостить. Когда мы встретились, не поверили своим глазам. Человек как будто воскрес. Он был таким, каким я знал его в детстве. Для нас это было чудо. Мы с друзьями собрались у меня дома и начали расспрашивать о том, как могло произойти такое перерождение. Оказалось, что он какое-то время жил в монастыре, и предложил нам тоже туда съездить. Мы согласились из-за любопытства».
Их было пятеро. Конечно, они даже не представляли,   где  через некоторое  время окажутся, поэтому настрой был несерьезный, как будто едут на футбольный матч. Один всю дорогу распивал пиво. На следующий день, когда протрезвел (это было уже в монастыре), он стал уговаривать своих друзей: «Пацаны! Куда мы приехали! Надо срочно бежать отсюда!» Правда, потом отрастил большую бороду и остался жить там еще на три месяца.

«Первое, на что я обратил внимание в монастыре, - вспоминает Олег, - была тишина. В городе нас сопровождает какой-то гул, тусовки, музыка. А здесь так тихо, как будто пробки в ушах. И потом - любовь. Мир, из которого я приехал, был жестоким. Люди жили по принципам: «Человек человеку враг», «Не обманешь - не проживешь». Постоянная злость и подозрительность. А здесь царила такая любовь. Даже то, что монахи и трудники называют друг друга братьями, уже о многом говорит».
Их разместили в монастырских кельях. Окружающая атмосфера для приезжих «паломников» была не просто непривычна, они как будто бы приехали в другую жизнь.
Олег впервые взял в руки Закон Божий. «Открываю книгу и читаю: «Вначале сотворил Бог небо и землю». Каждое слово я принимаю за истинную правду, каждую строчку впитываю всем сердцем. Делаю для себя столько открытий. Думаю: вот как на самом деле все было.
Друзья посещали богослужения, молились. Подошло время первой исповеди. «Стою в очереди, - вспоминает Олег. - Наверное, каждый, кто впервые исповедуется, борется с сомнениями и страхом. Меня тоже начинают посещать подобные мысли. Поддаюсь сомнениям, решаю уйти. И как только я об этом подумал, меня как будто сзади кто-то резким толчком в спину выталкивает вперед. Я обернулся - никого. Меня как холодной водой окатило. Подхожу к батюшке и исповедаю ему все мои «тяжкие». Он молча слушает, потом говорит несколько слов, и в одну секунду у меня слетает пелена с глаз. Это трудно объяснить. Можно сравнить с тем, что я всю жизнь носил черные очки и в один момент их снял. Понял, кто я есть, как я жил и как нужно жить дальше. Осознавал, что все нужно менять. Но как это сделать? Столько лет изо дня в день один и тот же образ жизни, одно окружение. Как все изменить? С исповеди я вышел другим человеком».
В монастыре они встретили Рождество. «Это было время моего духовного рождения», - говорит Олег.

К сожалению, те, кто ездил с Олегом в монастырь, так и не смогли поменять свою жизнь. Может быть, не приложили должного усилия. В общем, они упали в ту же яму, откуда недавно выкарабкались. Многие до сих пор стараются обрести правильный путь.
У Олега все складывалось по-другому. «Возле моего дома, - вспоминает наш герой, - находилось так называемое место сбыта наркотиков. Мне постоянно звонили, поступали заказы, приходили домой. Я ехал из монастыря и думал: приеду обратно, как мне им отвечать, что говорить? И в то же время было такое живое упование на Бога. На его помощь. Этого не передать словами».
И Господь действительно все управил. К Олегу перестали поступать заказы. Он не мог найти этому объяснение. Недоумевал, что могло произойти. Конечно, он сразу вооружился утренними и вечерними правилами, молился, как наставлял батюшка в монастыре. Но в эти дни он отчетливо понял, что если ты делаешь к Богу один шаг - он делает десять навстречу.
«Было одно искушение, когда друг попросил взять для него травку. Долго уговаривал. Я поддался. Выполнил его просьбу. Но даже это событие оказалось благом. На следующий день приехала милиция, и эту точку закрыли».
Друзей Олег не бросил, пытался помочь, молился за них. Он всем сердцем желал, чтобы близкие ему люди обрели верный путь.
«Когда мы приехали из монастыря, - вспоминает Олег, - я рассказал об этой поездке одному моему другу, который мне был особенно дорог. И предложил ему тоже съездить в монастырь. Зная его характер, верил, что Господь точно ему откроется. Такой он был искрений человек. Так и вышло. В его душе родилась чистая детская вера. Но мой друг встретился с искушением, и не справился с ним. Ему пришлось вернуться обратно. И если в монастыре он жил как ангел, то здесь он проявлял себя с другой стороны. И это всегда поражало меня в человеке. Насколько душа может быть непостоянной. Как только я ни пытался его вразумить, все попытки были бесполезны. Настолько тяжело вырваться из рабства греха. Он опустился до того, что родная мама ему сказала: «Сынок, лучше бы ты умер». Он варил наркотики дома, вымогал деньги. Доходило до того, что он мне говорил: «Я так больше не могу. Я убью себя». Настолько ему было тяжело. Тогда я бежал в комнату и открывал Псалтырь. Я молился, и с меня пот лился ручьем. Тогда я понял, какая сила за всем этим стоит. Но я не переставал надеяться, мне казалось, что он не должен погибнуть. Старался ему помогать, давал деньги на поездки в монастырь, сам с ним ездил.
Сейчас он уже достаточно долгое время живет в монастыре и, насколько я знаю, готовится принять постриг. Если это произойдет - это будет чудо, милость Божия».

В жизни верующего человека вообще много чудес. Помните, по вере вашей будет вам. Еще одно чудо произошло с мамой Олега. Она долгие годы страдала алкоголизмом. Случилось так, что сильно заболела. Врачи говорили, что не выживет. Он тогда испугался не на шутку, потому что на тот момент мама не была еще крещена. Олег со слезами молился, чтобы она не умерла. Мама выздоровела и приняла крещение. Через некоторое время снова заболела. В этот раз Господь забрал ее. «Единственное, о чем жалел, - говорит Олег, - что не успел попросить у нее прощения. А она столько натерпелась из-за меня.
Удивительно, что когда ее хоронили, у меня на душе не было скорби. Наоборот, была радость от того, что она покрестилась, старалась молиться, сподобилась таинства соборования перед смертью».
«Сейчас я вообще не представляю, как можно жить без Бога, - говорит Олег. - Такая жизнь бессмысленна. Человек становится похожим на белку в колесе. Она бежит и думает, что уже много пробежала, но в итоге стоит на месте. В жизни нет другого пути. Христос сказал: «Я Путь, Истина и Жизнь» (Евангелие от Иоанна 14:6).
Проблемы могут быть только потому, что мы живем в грехах. Нужно трудиться, молиться, каяться, ближнего любить, жить по заповедям. Это единственные заботы, которые должны нас волновать. Господь ведет всех нас по жизни. Только нужно не забывать его благодарить. Не стоит ничего бояться. Если мы с Богом, кто против нас?»

В такую ночь, кажется, вся Вселенная открывается. Глянешь в небо, и голова кружится. Звезд высеяно - и больших и малых - цветов разных и сияний всяких. И все это не просто мерцает-светит, а еще, вроде как, дышит, движется что-то там. Будто в механизм часов Господа Бога заглянул. Вращаются шестеренки галактик, цепляют друг друга, и сияет весь этот мудреный мир какой-то удивительной радостью творения.

Сияние передать можно, движения отдельные описать, а объема не передать. Слов не хватит, потому как дух захватывает. И никакого чувства хаоса, напротив - размеренность и предначертанность во вселен-ском устройстве. В глазах рябит... Но важно - увидеть ту главную звезду - Вифлеемскую. Ночь-то рождественская. А на земле топчется с ноги на ногу всего-навсего бренное тело, запрокинув голову в чарующее ночное небо, душа же будто соединилась невидимым лучом со всей этой звездной кутерьмой. И скользит душа по лучу, и теряется в мириадах миров, в завихрениях туманностей, и непонятно, то ли она за взглядом, то ли взгляд за ней едва поспевает. Ночь же пронизанная, будто примороженная, а не привороженная даже вселенской тайной ширится и объемлет маленький человеческий мир, наполняя его чудесами для тех, кто умеет видеть и слышать небо. Для тех, кто очень в них нуждается, для тех, кому в эту ночь не хватает любви и заботы.
Вдруг две маленькие, как крупинки, звезды сорвались с разных частей неба и ринулись вниз по наклонной к центру горизонта территории, столкнулись на середине пути и превратились в небольшую, но очень красивую вспышку.
- Вау! - восхитился Ильяс, который никогда ничего подобного не видел. - Вау, - повторил он, как человек современный, и добавил, как учил его дед: - Хвала Аллаху, господу миров!
Несмотря на свое бедственное состояние, Ильяс не мог не восхититься увиденным. Он даже забыл, что смотрел в ночное небо от великой печали. Идти ему в этом чужом северном городе было некуда, даже добраться до аэропорта, где можно было встретить земляков, и получить хоть какую-то помощь было не на что. Можно было радоваться, что прораб, выгоняя его с работы накануне праздника, милостиво швырнул ему хотя бы паспорт. И чужой город, сияющий не только окнами и огнями реклам, но и огромными белоснежными сугробами, никуда не звал его. Поэтому у Ильяса появилось время смотреть в небо. Много времени. А обида шептала ему, что теперь он вправе забрать честно заработанные деньги там, где они плохо лежат. Надо только хорошо подумать. Найти такое место или такой карман. И пусть потом кто-нибудь другой рассказывает про кризис и про то, что хозяин стройки вдруг разорился.

- Вы тоже это видели? - фразу произнес мужчина, который будто из-под земли вырос рядом.
Прежде чем ответить, Ильяс внимательно посмотрел на него: статный, седой, без головного убора, в длиннополом черном пальто и дорогих лаковых ботинках. Явно из тех, кто не думает, из какого кармана достать деньги. Точнее - электронную карточку.
- Видел, - сухо ответил Ильяс.
- Мне кажется, вас что-то печалит, раз вид такого удивительного неба не радует вас, -вкрадчиво и очень вежливо предположил мужчина. Но именно эта вежливость раздражала Ильяса. Более того, он из-за нее мог считать себя хозяином положения.
- Вы у каждого гастарбайтера спрашиваете, как у него дела? -иронично поинтересовался Ильяс.
- Нет, конечно, я редко бываю на улице.
- Много работаете? Офис-мофис?
- Не только поэтому, - уклончиво ответил мужчина и вдруг представился и протянул руку: -Меня зовут Илья Сергеевич.
- Ильяс, - он вынужден был протянуть руку в ответ.
- Ух ты, - удивился мужчина, - мы тезки. Просто у вас вариант арабский.
- Ну да... - сам удивился Ильяс и позволил себе немного оттаять.
- Так в чем же ваша проблема? - участливо спросил Илья Сергеевич.
- Мировой финансовый кризис, - начал издалека Ильяс, но Илья Сергеевич не дал ему договорить и задал другой вопрос.
- Вы очень хорошо, почти без акцента говорите по-русски. А возраст... Ну вы точно не в СССР родились.
- Точно. Просто у меня отец был учителем русского языка. Его Ильхом зовут. Он был очень хороший человек.
- Был?
- Да, он умер.
- Извините.
- Ничего. Он давно умер. Я старший сын, должен заботиться о семье, и вот я приехал сюда, а тут случился этот проклятый кризис.
- Вам не заплатили и выставили на улицу в рождественскую ночь, - догадливо продолжил Илья Сергеевич.
- Точно.
- М-да. Не по-христиански.
- Да это вообще не по-каковски!.. - дал волю возмущению Ильяс. - Я просил денег хотя бы на билеты!..
- Вы позволите мне помочь вам? - перебил его Илья Сергеевич.
- Позволить? - переспросил Ильяс. - С чего бы вам это делать? -Он посмотрел на Илью Сергеевича с таким недоверием, что тот очень смутился.
- Беда нашего времени в том, что мы уже перестали доверять добру. Это страшно, - печально сказал куда-то себе под ноги Илья Сергеевич. - Мы в добре видим подвох! Последние времена. Явно последние. Но, - оживился он вдруг, - в рождественскую ночь должны происходить чудеса. Должно совершаться добро. Понимаете?
- Понимаю, - криво ухмыльнулся Ильяс, - прораб так и сказал: с Рождеством тебя, чурка.
- Не обижайтесь на него. Он просто недалекий человек. Вы ведь тоже как-то между собой называете русских?
- Валенки. иваны. - начал вспоминать Ильяс. - Кляты му-рики! - это хохлы так говорили, которые с нами работали.
- Ну вот, - облегченно вздохнул Илья Сергеевич. - Знаете, моя соседка Валентина Петровна - очень добрая старушка, она приготовила мне рождественского гуся, есть немного вина. Сама она побежала на службу в храм.
- А вы? - спросил Ильяс. - Вы не пошли в храм? У вас же праздник. Мы Ису почитаем как пророка.
- Если Христос узнает, что я вместо того, чтобы пойти на службу, помогал человеку, Он не обидится.
- Даже если этот человек мусульманин?
- Человек - вот главное. Пойдемте ко мне, - запросто предложил Илья Сергеевич, - через Интернет можно заказать вам билет на самолет.
- Вы что - дадите мне денег?
- Конечно, вы же вернете, -удивился недоверию Илья Сергеевич, - вы же тезка. Разве не так?
- А-эм. - Ильясу вдруг стало стыдно, он увидел этого пожилого статного мужчину насквозь. Илья Сергеевич располагал к себе без всяких объяснений, просто потому, что был добр от природы. Ильясу стало стыдно, что он отнесся к нему с недоверием.
- Какое удивительное, какое глубокое и какое насыщенное сегодня небо, - Илья Сергеевич восхищенно шептал, запрокинув голову. - У ангелов много работы.
- Вы в это верите? - Ильяс тоже обратил взор к небу.
- Ну... У меня даже выбора нет.
- Как это нет?
- Ну. у каждого человека есть данный Богом выбор: верить или нет. А у меня нет. Я просто верю и все.
- Вы что, их видели, - грустно улыбнулся Ильяс.
- Как вас, - спокойно ответил Илья Сергеевич. - Понимаю, -опередил он недоумение гастар-байтера, - я выгляжу, как сумасшедший. Очень жаль...
Ильясу снова стало стыдно. Он вспомнил, что в Фергане его ждут младший брат и младшая сестра, ждет бабушка, ждет Чинара. Младшие тоже верят в чудеса, от этого они немного счастливее, чем Ильяс, чем бабушка, вся жизнь которой это только труд и ничего более. И вот Ильяс не сможет сделать для них маленькие чудеса: хотел всем привезти подарки. А теперь стоит под холодным сибирским небом, пялится в него вместе с добрым, но явно сумасшедшим пенсионером, которого сначала принял чуть ли не за олигарха. Странные и разные эти русские. Были такими большими и сильными, и что с ними стало? На что они себя растратили? Почему половина русских продолжают считать себя великим народом, а другая половина спивается и заискивает перед Западом? Какая половина победит или останется? Или, как говорил мулла, через какое-то время русских останется столько, что можно будет просто прийти на то место, где они были. Они с настороженностью смотрят на нас, мы - на них. Отец говорил, что когда-то у него был русский друг, и этот друг был самым верным. Но его убили на улицах Ферганы. За то, что он был русским. А здесь - на этой улице - запросто могут убить Ильяса. Но вот стоит пожилой мужчина, и в глазах его светится добро. У него серые глаза. А у Чинары - голубые. Удивительное сочетание. Сама она бронзовая, волосы - бархатная смоль, а глаза - голубее неба! Может, где-то в прадедах у Чинары есть вот такой сероглазый Илья Сергеевич. У него, наверное, в юности глаза тоже были светлее и ярче, но потом их затянуло пеленой прожитых лет. У отца были такие же. Уже не карие, а похожие на пересохшую почву.
- Я верну вам деньги. Прорабу все равно придется с нами рассчитываться. У нас все было по закону. Договор, карточка миграционная. Хотите посмотреть мой паспорт?
- Зачем? Чтобы поверить? -улыбнулся Илья Сергеевич. - Не надо. Мы не в банке.

* * *

Квартира Ильи Сергеевича оказалась маленькой, но уютной. Две комнаты и кухня, стены которых превращены в стеллажи для книг. Тут не нужны не водоэмуль-сионка, ни обои - тут со всех сторон корешки книг. Даже на кухне есть книжная полка.
- Вы все это читали? - восхищенно спросил Ильяс.
- Нет, очень хотел бы, но просто не успел и уже не успею.
- Отец тоже много читал. На русском. - шагая вдоль стеллажей, Ильяс нечаянно налетел на инвалидное кресло-каталку, которое стояло у кровати в спальне. - Извините, зазевался.
- Да ничего страшного. У меня как раз к вам просьба. Поможете?
- ? - обратился во внимание Ильяс.
- Хочу передвинуть кровать к окну. Там хоть и дует, но зато видно небо.
- Конечно, помогу. - Ильяс тут же взялся с одной стороны за спинку кровати. - Туда двигать?
- Туда.
Они быстро и легко переставили кровать, как просил Илья Сергеевич.
- Ну, а теперь нас ждет гусь, которого запекла Валентина Петровна. Очень добрая у меня соседка. Очень. Если б не она, я, наверное, с голоду бы умер. Прибирает, готовит, стирает. Как за ребенком за мной смотрит.
- Моя бабушка тоже помогает одинокому соседу, - добавил Ильяс.
- Время такое. Все торопятся. Пожилые люди предоставлены сами себе.
- У нас не так. Мы уважаем старших, - твердо возразил Ильяс, - а соседу бабушка помогает не потому, что его дети бросили или мало ему помогают, а потому что ей самой так хочется.
- Ну и слава богу, - улыбнулся Илья Сергеевич. - Вы немного вина выпьете или ислам запрещает?
- Немного можно. Ночью Аллах не видит, у меня друзья так шутят. Они современные люди.
- А вы, Ильяс?
- А я?.. Не знаю. - Ильяс по-прежнему бродил вдоль книжных стеллажей и все больше думал об отце. После его смерти книги вынесли в сарай. Старые книги с пожелтевшими страницами. На место книжных шкафов поставили современную мебель, новенькую аудиоаппаратуру. Удачная халтура в Москве тогда подвернулась. Строили торговый центр. Да, странная нынче экономика, - подумал Ильяс, -магазины строим, а заводы не строим. Что будет продаваться в магазинах?
Илья Сергеевич между тем включил компьютер и стал искать в Сети заказ авиабилетов.
- А вы кем работаете или работали? - спросил Ильяс.
- Я писал книги для детей.
- Писатель?
- Ну. можно так сказать.
- И много написали?
- Как посмотреть. Ну. вон. на той полке.
- А почему для детей? Детей любите? - Ильяс развернул одну из книг, бесцельно полистал.
- Люблю. Как же детей не любить. Они же ангелы.
- О! У меня младший брат такой ангел, - усмехнулся Ильяс, -шайтан, а не ангел. Только и успеваю его из неприятностей всяких вытаскивать. - Он подошел к столу, за которым сидел Илья Сергеевич, и увидел фотографию в рамке: молодой Илья Сергеевич с красивой женщиной и двумя мальчиками. Скорее всего, погодками. У женщины были голубые глаза, как у Чинары. Не голубые даже, а почти бирюзовые. Но женщина была блондинкой.
- Это ваша семья?
- Да.
- Они куда-то уехали.
- Да. - Илья Сергеевич неотрывно смотрел на экран ноутбука.
- На нем пишите?
- Ага, если Валентина Петровна не против.
- Как не против? - удивился Ильяс.
- Она за моим режимом следит. Чтобы не переработал.
- А-а-а.
- Ну вот, билет назавтра, до Ташкента. До Ферганы от нас не летают.
- Ничего, там я доберусь. -Ильяс стоял рядом, покусывая нижнюю губу в нерешительности, ему хотелось сказать что-нибудь очень теплое Илье Сергеевичу, но он не находил слов, да и не решался.
- А сейчас - за стол! Полночь скоро, праздник. Сейчас начнут запускать фейерверки. Те, которые от Нового года остались. Глупо у нас в стране получается. Рождество после Нового года.
- Илья Сергеевич, - наконец-то решился Ильяс, - я обязательно верну вам все деньги. Может, не сразу, но обязательно верну. Вы хороший человек. Таких сейчас не бывает. Мой отец был таким.
- Это самые лучшие слова, которые ты мог сказать мне, -Илья Сергеевич опустил взгляд, потому что на глаза у него навернулись слезы.
- Я верну. Правда.
- Я знаю. Пойдем за стол. Думаю, тебе лучше приехать сюда уже в апреле. Кризис-то надуманный. Все уляжется. Весной работы будет больше.
- Я так и поступлю. Вы хоть и сумасшедший, но мудрый, -улыбнуся Ильяс, - простите.
- Да ничего.
- Я просто думаю. Вот как на вас со стороны посмотрят. Подобрал какого-то первого встречного на улице, нерусского, да еще дал ему кучу денег на билеты.
- Ах! Чуть не забыл! - спохватился Илья Сергеевич. - Вот, - он взял с полки книгу и вынул конверт, который лежал между книг. -Тебе нужны будут подарки твоим близким. - И торопливо упредил недоумение, от которого Ильяс потерял дар речи: - Бери-бери. Здесь не так много. Гонорар за последнюю книгу. Тебе сейчас нужнее. У меня еще пенсия. И Валентина Петровна. Бери же.
- Что скажут ваши близкие?.. -Ильяс покосился на фотографию.
- Ничего не скажут. Точно.
- Храни вас Аллах! - теперь уже на глаза Ильяса выступили слезы.
- И тебя храни Бог, - улыбнулся Илья Сергеевич. - Пойдем, если мы сейчас не съедим гуся, Валентина Петровна будет меня с самого утра ругать. Там еще и пюре. А вино у меня крымское. Настоящее. Каберне. «Массандра». Друзья прислали.
Они просидели до самого утра. Запеченный гусь с золотистой корочкой, пюре, зелень и красное вино окончательно расположили их друг к другу. Ильяс рассказал о своей семье, о Чинаре. О том, что они мечтают пожениться, но нужно заработать десять тысяч долларов на свадьбу. Меньше не получится. Нет, калым теперь уже пережиток. Калым, может быть, у богатых. Простые люди хотят счастья своим детям, и так же, как в России, родители жениха и невесты складываются на свадебные расходы. Но свадьба обязательно должна быть пышной. Шумной. Гостей должно быть много. И должны быть важные, именитые гости. А Чинара... Она такая стройная и немного высокая. Как немного высокая? Ну. немного выше, чем принято. Кем принято? Откуда стандарты? Ну, на Западе она была бы топ-моделью, а на Востоке надо быть чуть меньше. Чуть-чуть. Может, поэтому на нее еще никакой олигарх-бай глаз не положил.
Илья Сергеевич в основном слушал, спрашивал и задавал такие вопросы, что Ильясу самому было интересно на них отвечать. И когда Ильяс хотел задать какой-нибудь свой вопрос, хозяин дома опережал его на долю секунды, и приходилось уступать старшему. После семейных историй Ильяс рассказывал о древнем Самарканде, Коканде, об Улугбе-ке и его деде - хромом Тимуре. О том, какой красивый весенний праздник Навруз. За беседой они даже не заметили, как пролетело время, и когда зазвонил телефон (диспетчер сообщила, что такси ждет у подъезда), они с удивлением заметили, что за окном огромными хлопьями летит снег. Весь мир удивительно обновился.
- Русская зима, настоящая, пушистая. Я в Европе работал, там нет такой, даже если есть снег, - сказал Ильяс.
- Да, - согласился Илья Сергеевич.
- Вы мне забыли дать свой мобильный телефон.
- Ах да, - смущенно спохватился Илья Сергеевич, как будто и не собирался этого делать.
Он черкнул на блокнотном листе цифры, имя и протянул его Ильясу.
- Если долго не буду отвечать, значит - в больнице, - пояснил он.
- Я все равно приеду и отдам долг. А они, - Ильяс неопределенно кивнул за окно, - отдадут мне. Я полгода не за «доширак» работал.
Когда Ильяс вышел из подъезда на улицу, он оглянулся, надеясь, что его новый старший товарищ смотрит в окно. Но за стеклом никого не было. Он глубоко вздохнул удивительно свежий воздух и посмотрел на небо, откуда падали вчерашние звезды. Мириады звезд. Ему нужно было сказать несколько слов небу, и он сказал, специально ломая русский язык акцентом:
- Папа, какой тебе большой рахмат за то, что ты заставлял меня учить русский. Какой рахмат, тебе, отец! Принимай гостя лучше, чем собственного отца. - пришла в голову пословица. - Нет, так не бывает, - он еще раз оглянулся на окна Ильи Сергеевича. - Пока есть разум, узнавай людей. - вспомнил он вслух еще одну древнюю пословицу - и сел в такси, за рулем которого оказался его земляк.
- На ташкентский торопишься? - спросил таксист.
- Уважаешь язык, уважаешь народ, - ответил вдруг отцовской пословицей Ильяс, отчего земляк настороженно на него покосился, но потом быстро перевел в понятное для себя русло: - У русской девочки Рождество праздновал?
Ильяс не стал ему отвечать. Спросил,   сколько   стоит такси до аэропорта. Земляк с широкой улыбкой назвал двойную цену. Как брату, сказал он.

* * *

В этот город Ильяс вернулся, как и говорил ему Илья Сергеевич, в апреле. Даже не потому, что он так посоветовал, а потому что так сложилось. Почти четыре месяца он изо дня в день звонил своему старшему товарищу из далекой Сибири, но телефон был отключен. А потом позвонил тот самый прораб, извинился за грубость в рождественский вечер, сослался на то, что и сам тогда остался без зарплаты, но теперь обещал, что постепенно все выплатят, а бригаду надо собрать снова. Документы для договоров он уже готовит. «Ты же мастер, Ильяс», - уважительно сказал прораб в конце разговора.

Когда Ильяс спустился по трапу на летное поле, он снова увидел снег. Снежинки летели огромными хлопьями, словно вырезанные из салфеток, и падали плашмя на голые бетонные плиты. Было промозгло и зябко, отчего казалось, что сейчас даже по сибирским меркам не апрель, а ноябрь. А дома уже отцвел урюк. По внешним признакам Ильяс заметил, что город уже успел оттаять после долгой зимы, но вот она вернулась снова, будто что-то забыла. «Как они здесь живут?», спросил он сам себя, одновременно задаваясь вопросом о том, что нужно пообещать Абдураимову Ильясу, дабы он согласился провести остаток своих дней в Сибири. Он согласился бы переехать сюда лишь по одной причине: если б здесь жила Чинара. «Чинара - восточный платан, - вспомнил, как над именем его любимой задумался в ту ночь Илья Сергеевич. - Это дерево в Древнем Египте считалось воплощением богини неба Нут». «Красивая богиня?» - спросил тогда Ильяс. «Как небо», - улыбнулся Илья Сергеевич. «У нее золотистые волосы, немного вьются. только глаза голубые», - сообщил Ильяс. «Небо в золотой оправе», - тут же нашелся писатель. Ильяс так и сказал Чинаре при встрече: ты мое небо в золотой оправе. Ей очень понравилось. «Ты не начал писать стихи?»
И теперь, вспоминая ночной разговор, Ильяс почувствовал, как в душе у него что-то дрогнуло, ему захотелось сделать что-то доброе и значимое для Ильи Сергеевича. Он подхватил сумку и ринулся на стоянку такси. Почти не удивился, что оказался в той же машине, что в январе везла его в аэропорт. Земляк не вспомнил его, потому повторно дал визитку с телефоном (если вдруг понадобиться такси) и рассказал местные новости.
У подъезда Ильяс остановился, посмотрел в окна. Они показались ему серыми и безжизненными. Какое-то недоброе предчувствие скользнуло в душу. Потом он долго и настойчиво звонил в дверь, но никто не открывал. Уже собрался было уходить, как приоткрылась дверь напротив и в проеме показалось настороженное лицо старушки.
- Чего шумишь? Видишь, нету там никого.
- Не вижу. Дверь ведь не открывают. А вы - Валентина Петровна, - догадался Ильяс.
- Откуда знаешь?
- Мне Илья Сергеевич про вас рассказывал, а гуся вы готовите замечательно.
- Гуся? Какого гуся? - подпрыгнули седые брови.
- Мы на Рождество с ним ели. Он в храм из-за меня не попал.
- В храм?
- Да, он помог мне очень. Мне надо ему долг отдать.
- В Рождество, говоришь, -прищурила старушка белесые глаза, стараясь внимательнее рассмотреть гостя. - Где он тебя нашел-то?
- На улице, в двух кварталах отсюда. Мы на небо смотрели. Вместе. А потом мы еще кровать двигали.
- Кровать! Ой, господи! Сколько же он меня, дуру старую, просил. Небо хотел видеть. На небо, говоришь, смотрели. очень это на него похоже. А во что он был одет?
- Темное такое длинное пальто. Шарф белый. И ботинки лаковые.
- Ух! - всплеснула руками Валентина Петровна, а потом закрыла лицо ладонями и заплакала.
Ильяс теперь окончательно почувствовал беду и помрачнел. Он не решался ничего говорить, просто стоял и ждал.
- Пойдем-ка, - позвала старушка за собой в свою квартиру. -Как хоть тебя зовут-то?
- Ильяс. Я тезка Ильи Сергеевича.
- Заходи-ко, Ильяс. Заходи. На кухню пойдем, чай будешь?
- Зеленый, если можно.
- Я и сама зеленый уважаю. И Илья Сергеевич любил.
- Почему любил?
- Ты это. ты садись. садись.
По щекам Валентины Петровны теперь уже безостановочно текли слезы. Она и не пыталась их скрывать. Дрожащей рукой зажгла конфорку, поставила чайник. Села напротив.
- Ильяс, послушай, сосед мой умер в рождественскую ночь.
- Когда я уехал? - испугался Ильяс.
- Тут не все просто. Тут чудо, понимаешь?
- Понимаю, он мне про это чудо всю ночь твердил. Говорил, в рождественскую ночь должны быть чудеса.
- Господи!.. - снова всхлипнула Валентина Петровна. - Всем соседям я говорила, что он, как праведный Иов. Он ведь не ходячий был, понимаешь?
- Как не ходячий?
- Да так, еще после аварии в восьмидесятом! У него вся семья тогда погибла, а он выжил. Вот только неходячим остался.
- Это. на фотографии?.. Семья?..
- Значит, ты точно у него был, раз фотографию видел.
- Красивая белокурая женщина и два мальчика. И он - молодой еще.
- Оленька, Саша и Володя. Я их всех знала. Илья Сергеевич потому детские книги и писал, что как бы для сыновей. Понимаешь?
- Понимаю, - у Ильяса в горле стоял комок. Такой большой и такой угловатый, что проглотить его было невозможно. Он проталкивал слова еле-еле, где-то по самому краю: - Но ведь он пришел туда сам. Мы видели, как упали две звезды.
- Да верю я тебе. Не поверила бы, никогда бы к себе не пустила. Ты как про кровать сказал, сразу все поняла. Мы же утром, когда пришли его проведать, с праздником поздравить, он и лежал на кровати. Долго гадали, кто же передвинул-то. Я-то боялась, что дует от окна.
На пластиковые все денег не хватало. Рамы старые, деревянные, ветер гуляет, а ему простудиться - легко. Понимаешь?
- Понимаю.
- А он все просил. Видеть, говорит, хочу, Петровна, небо. А я, дура старая!
- Он мне денег дал. На дорогу. На подарки.
- Это он, я знаю, - шептала сквозь слезы Валентина Петровна, - он и моему сыну на машину дал. Просто так. Похороните, говорит, только рядом с моими, землю я выкупил. А так, мол, зачем мне деньги. Понимаешь?
- Понимаю, - снова повторял Ильяс, но ничего не понимал, кроме одного - ему почему-то хотелось плакать вместе с этой старушкой.
- А пальто-то... Он тогда в нем и ехал. Гололед был. Из больницы его в этом пальто привезли. В ботинках этих лаковых. И он сказал мне: убери это все. Выброси. А я не выбросила! - Валентина Петровна засеменила к шкафу в прихожей и достала оттуда знакомое пальто: - Берегла! Нафталин, химчистка, гладила. Под полиэтиленом оно висело. Ты не мог этого знать. Понимаешь?
- Нет, - наконец-то сказал Ильяс и заплакал. Он достал из кармана тот самый конверт. -Вот, деньги. Я должен ему отдать. А это, - он достал из большой спортивной сумки огромный букет красных роз, - для его жены. А тут еще зелень, мумие привез, подарки. Я должен ему отдать! Я обещал! Если это был не он, то - кто? Ангел что ли? Он мне все время говорил, повторял - у ангелов в рождественскую ночь много работы. Рассказывал, как ангелы пришли не к царям, а к простым пастухам, потому что у тех не было гордыни. Потому что это радость для всех, а не для сильных мира всего.
- А он и жил, как ангел, - Валентина Петровна вдруг успокоилась, только говорить стала тихо и смиренно, - удивительной доброты был человек. Ему с каждым днем делалось хуже, а он становился добрее. Другие так обозлятся - почему так со мной, за что? А Илья Сергеевич только добрее становился. Расстраивался лишь последнюю неделю: ребятишки дворовые колядовали, а он на коляске не всегда успевал двери открыть, чтобы конфет им дать. И книжек. Гусь-то правда понравился? - спросила она вдруг как о чем-то очень важном.
- Очень!
- А я переживала. В храме стою, думаю, как он там один.
- Вы мне могилу покажете. Надо цветы увезти. Я такси закажу.
- Да покажу, милый, покажу.
- Может, он в последнюю ночь встал?
- Врачи сказали, что еще до полуночи сердце остановилось. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в небо. И телевизор включенный был за спиной.
- Не, телевизор мы даже не включали. Разговаривали. Долго разговаривали.
- Видишь, не все совпадает.
- Все. Совпадает все. Потому что такого человека больше нет.
- Это точно, - печально согласилась Валентина Петровна. -А еще говорят - чудес не бывает. Он верил.
- Он сказал, что у него выбора нет. Только верить.
- И тебе сказал?
- Сказал... Он говорил, что любовь - это чудо. Что рождение детей - это чудо. Что моя девушка похожа на богиню неба. Поэтично так сказал. Ее Чинара зовут.
- Чинара? - встрепенулась старушка.
Валентина Петровна быстро встала и направилась в комнату, оттуда вернулась с книгой, которую открыла на первой странице, где от руки был автограф.
- Вот, а я тут гадала, кому это. Думала, дереву что ли подписал.
- Я хотел попросить у него книгу на память. Постеснялся.
- Значит, это тебе, - улыбнулась она сквозь слезы. - В руках у него была.
«Чинаре и ее детям. Дотянуться до русского неба», прочитал Ильяс.