5. Любовь

- Вас спасала любовь. Даже в годы разлуки с мужем Вы писали стихи о ней. Но ведь посвящены они были отнюдь не мужу?

- "Слушайте внимательно, я говорю, как перед смертью: Мне мало писать стихи! Мне надо что-нибудь- кого-нибудь - любить - в каждый час дня и ночи. Одна звезда для меня не затмевает другой! И правильно. Зачем тогда Богу было бы создавать их полное небо! Человечески любить мы можем иногда десятерых, любовно - много - двух. Нечеловечески - всегда одного..."

- Но Вы "дорисовывали" любимых, украшали в воображении. Ведь даже очки не носили, чтобы не менять сложившегося представления о человеке?

- "Что я любила в людях? Их наружность. Остальное - подгоняла. Жизненные и житейские подробности, вся жизненная дробь, мне в любви непереносна, мне стыдно за нее, точно я позвала человека в неубранную комнату. Когда я без человека, он во мне целей - и цельней".

- Любить человека "без человека" - как это? Или права знакомая Ваша, которая пишет, что, уносясь в воображении, Вы забывали оглянуться - а поспевает ли за Вами Ваш новый избранник?

- "В одном я - настоящая женщина: я всех и каждого сужу по себе, каждому влагаю в уста - свои речи, в грудь - свои чувства. Поэтому - все у меня в первую минуту: добры, великодушны, щедры, бессонны и безумны".

- Через любовь - в душу человека? Тоже - Ваши слова!

- "Подходила ли хоть одна женщина к мужчине без привкуса о любви? Часто, сидя первый раз с человеком, безумная мысль: "А что если поцелую?" Эротическое помешательство? Нет. Стена, о которую билась! Чтобы люди друг друга понимали, надо, чтобы они шли или лежали рядом..."

- Но ведь разочарования Ваши были горестней очарований...

- "По полной чести самые лучшие, самые тонкие, самые нежные так теряют в близкой любви, так упрощаются, грубеют, уподобляются один другому, что - руки опускаются, не узнаешь: вы ли? В любви в пять секунд узнаешь человека, он - слишком явен! Здесь я предпочитаю ложь".

- Вы хотите сказать - выдумку, человека воображенного?

- "Да. В воинах мне мешает война, в моряках - море, в священниках - Бог, в любовниках - любовь. Любя другого, презираю себя, будучи любимой другим - презираю его. У каждого живет странное чувство презрения к тому, кто слишком любит нас. (Некое "если ты так любишь меня, сам ты не Бог весть что!"). Может, потому, что каждый знает себе цену..."

- Но Вы написали в стихах: "Я тебя отвоюю..." Выходит, Тютчев прав: любовь - поединок? А если так, то что тогда - победа?

- "Первая победа женщины над мужчиной - рассказ о его любви к другой. А окончательная победа - рассказ этой другой о любви к нему. Тайное стало явным, ваша любовь - моя. И пока этого нет, нельзя спать спокойно..."

- Смешно! А что тогда измена?

- "Измены нет. Женщины любят ведь не мужчин, а Любовь. Потому никогда не изменяют. Измены нет, пока ее не назовут "изменой". Неназванное не существует. "Муж" и "любовник" - вздор. Тайная жизнь - и явная. Тайная - что может быть слаще?.."

- У Вас было много любви. Но я действительно расхохотался, когда всех любовников своих Вы назвали потом "стручками", а одного - вообще "кочерыжкой". Но, если серьезно: Ваши разочарования - это завышенные требования, преклонение мужчин перед талантом, или, как написал один- просто страх перед Вами. Скажите, Вас боялись?

- "Боялись. Слишком 1-й сорт. Не возьмешь за подбородок! Боялись острого языка, "мужского ума", моей правды, силы и, кажется, больше всего - бесстрашия. У меня было имя, была внешность и, наконец, был дар - и всё это вместе взятое не принесло мне и тысячной доли той любви, которая достигается одной наивной женской улыбкой. Это всегда одна и та же история. Меня оставляют. Без слова, без "до свиданья". Приходили - больше не приходят. Писали - не пишут. И вот я, смертельно раненая - не способна понять - за что? Что же я все-таки тебе сделала??? - "Ты не такая, как другие". - "Но ведь именно за это и..." - "Да, но когда это так долго". Хорошенькое "долго" - вариант от трех дней до трех месяцев..."

- А как случилось, что в эмиграции Вы встретили самую большую любовь?

- "Как случилось? О, как это случается?! Я рванулась, другой ответил. От руки до губ, где ж предел?.. Я скажу вам тайну. Я - стихийное существо: саламандра или ундина, душа таким дается через любовь. Как поэту - мне не нужен никто. Как существу стихийному, нужна воля другого ко мне - лучшей..."

- Вы посвятили этой любви две поэмы. О ней знали все. Вы даже ушли из дома. Но ведь семья, взрослая дочь, ползучие сплетни русской колонии?..

- "Есть чувства настолько серьезные, что не боятся кривотолков. Семья. Да, скучно, да, сердце не бьется. Но мне был дан ужасный дар - совести: неможения чужого страдания. Может быть (дура я была!) они без меня были бы счастливы! Но кто бы меня - тогда убедил?! Я была уверена (они уверили!), что без меня умрут. А теперь я для них - ноша, Божье наказание. Все они хотят действовать, "строить жизнь". Им нужно другое, чем то, что я могу дать".

- Может, Париж виноват? Чуждое всем вам окружение?

- "Париж ни при чем - то же было и в Москве. Не могу быть счастливой на чужих костях. Я дожила до сорока, и у меня не было человека, который бы меня любил больше всего на свете. Почему? У всех есть. Я не нужна. Мой огонь никому не нужен, на нем каши не сваришь".

Любому человеку свойственно свои пороки приписывать другим, тем более, сама Марина очень красиво выразилась 3 января 1915 г.:

То есть, она сама позволяет нам делать выводы, что некоторые ее высказывания по одному или любому другому вопросу могут быть приукрашены, перевраны, даже перевернуты с ног на голову. Еще пара строчек из стихотворения, написанного в октябре 1915: «Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны». («Цыганская страсть разлуки!..» СС 1/1 247)

Если рассматривать любовь между Соней и Мариной только через призму цикла «Подруга», то как можно утверждать, что так все и было в действительности? Нужно привлекать нечто другое...

Но теперь вернемся к первой встрече. Марину в Соне привлекло нечто, чего нельзя было заметить в первый день: сердце, берущееся приступом; форма «каждого злого пальчика», «нежность женщины, дерзость мальчика»...

Да, это пришло потом, через страдания души и полеты тела, после многих вечеров и ночей, проведенных вместе и проведенных отдельно... Но самое главное уже сформулировано, то чего Марине хотелось получить:

Да, в этом-то и дело. Марина искала сильную подругу, друга, человека: кого-то, кто сможет повести за собой, на кого можно будет положиться и переложить ответственность, от которой она так устала. Ведь с самого раннего возраста она была всегда предоставлена сама себе, сама все решала. Более чем правильно следующее, что она написала в 1923 году:

«Я всегда хотела служить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть младше <фраза не окончена>. Быть в надежных старших руках. Слабо держали — о т т о г о уходила.

Как поэту — мне не нужен никто. Как женщине, т.е. существу смутному — мне нужна воля: воля другого к лучшей мне». (МЦ 155).

И сильный человек любого пола Марине-женщине был нужен, чтобы сломать ее. Чтобы до последней капли крови была эта битва, чтобы ее уничтожили, как личность... Но это только «страсти страха», такие же, как и желание смерти сначала в семнадцать лет, потом еще, еще, еще...

Пока ее не убили 31 августа 1941 года. У самой у нее все равно силы бы не хватило. Почему пишу что ее убили? Потому, что ни Есенин, ни Маяковский, ни Цветаева не закончили жизнь самоубийством... Это все были имитации... спектакли. Марина могла отравиться, утопиться, или как-то по другому... Но только через воду... Никак не через воздух. Это проверено тысячелетним опытом: способ самоубийства определяется по положению Черной Луны в гороскопе. А у Цветаевой она в Скорпионе. Стихия — вода. Поэтому, 31 августа 1941 года произошло убийство, инсценированное под самоубийство. Да мало ли в то время кого как убивали: С.Орджоникидзе, М.Фрунзе — операция, автомобильная катастрофа — Гурджиева, а позже Машерова... Сейчас более гуманные способы: живет-живет человек — раз — инфаркт... Не спасли. (Шукшин?) Или бытовуха... В крайнем случае — заказное убийство...

Но почему Марина захотела власти над собой? Только из-за страха ответственности и из-за полного анархизма в жизни, чувствах, отношениях... Это она только через 9 лет поняла, смогла перевести в слова. А тогда в далеком 1914-м, (да в принципе, и всю жизнь) она просто пыталась быть КТО (МЦ 157), то есть поэтом, борющимся с чернью. Она всегда делала только то, что хотела. Бросила гимназию после семи классов, в шестнадцать лет мчалась в Париж, чтобы увидеть Сару Бернар и бросить ей под ноги цветы, отказала на предложение любящего ее человека, спасала больного мальчика Сережу. Стала жить с ним до брака, вышла за него замуж, вопреки противодействию всех своих и его близких... увезла его в круиз по Европе... Даже то, что они всегда отмечали оба дня рождения вместе в ее день рождения, хотя его был только (и всего) через три дня... Да мало ли чего она творила. Тем более, она считала себя самой умной, самой красивой, притом, поэтом, имеющим что сказать людям. И она была в этом так уверена, что окружающие люди о ней так и думали.

Как выглядела она в глазах современников? «...Очень красивая особа, с решительными, дерзкими до нахальства манерами... богатая и жадная, вообще, несмотря на стихи, — баба кулак! Муж ее — красивый, несчастный мальчик Сережа — туберкулезный чахоточный». Так отозвалась о ней в своем дневнике 12 июля 1914 года Р.М. Хин-Гольдовская, в чьем доме жили некоторое время семья Цветаевой и сестры мужа». (АС 66) А Позоева Е.В. так вспоминала: «Марина была очень умна. Наверное, очень талантлива. Но человек она была холодный, жесткий; она никого не любила. ... И там она появлялась в черном ... как королева... и все шептали: «Это Цветаева... Цветаева пришла...»» (СС 6/1 99 (15 прим. к письму 8, адресованному Е.Я. Эфрон)). Это декабрь 1915 года. Еще Соня занимает большую часть жизни Марины.

И при этом ей хотелось быть слабой женщиной?!! Но это была только иллюзия, которой никогда не суждено воплотиться в жизнь... Да, Марину ни переспорить, ни убедить было невозможно. Она одна права — Весы... И ей для компенсации своей самости действительно нужны были страдания. Таков закон Вселенной, как ты к ней относишься, так и она к тебе. И чем больше идешь против ее воли, тем сильнее наказания.

Не желание власти над собой влекло Марину к Соне, жажда новых ощущений, жажда порока, эпатаж. Если не Татьяна, то Анна Каренина, а другой модели отношений она на тот миг и не знала. Или неразделенная любовь, или протест против общества, как доказательство своего «я — кто».

Не существует любви госпожи к рабыне, как и рабыня не может любить госпожу. Это конечно крайний случай, но по-моему, любое неравенство рождает сначала страх, потом неудовлетворенность, потом скандалы и разрыв. Боящийся не совершенен в любви. Любить неравного себе невозможно. Как невозможно было Марине любить Сережу, как невозможна материнская и дочерняя любовь... Неравенство. Даже если между ними и было что-то хорошее, то все равно это было не то... Может, жалость, может, сострадание, может, долг... Но скорее всего — игра... Особенно для Марины.

Марина, пользуясь своей молодостью, своим положением, своей правотой и силой, доказывает Соне, что она должна быть единственной в душе своей избранницы. Она уговаривает Соню снять новую квартиру, чтобы они всегда могли встречаться... Наступает новый этап их взаимоотношений. Вот тут и появляется этот пресловутый вопрос старшинства и ответственности. Да, Марина нашла способ, как она сможет командовать своей Соней... Марина потворствует своим капризам и заставляет делать Соню все, что только пожелает. Марина сама может быть девочкой, она может быть мальчиком, мамой, дочкой, подругой, даже... любимой.

Почему так? Да потому, что вся жизнь ее игра. И ей понравилась эта роль. Быть маленькой, капризной Младшей, которая имеет право на все. А Соне приходится только ждать ее, беречь себя, выполнять все приказы... То есть, принимать решения, на какой сегодня каприз Марины ей согласиться. А Марина делает вид, что она добропорядочная мать, любит мужа, любит дочь, но она еще любит Соню... А это так пикантно... То, что не она бросила все, как раз и доказывает, что она ведущая в этой паре. А Соня оказывается подчиненной... «Все дьявольски наоборот». (2П)

Если посмотреть правде в глаза, Марина предложила Соне роль любовницы, и та была вынуждена согласиться. Марина имеет семью, мужа, дочь, но бросить она их не может, ни одного, ни другую, поэтому она запирает Соню дома, чтобы та ждала ее, чтобы всегда была под рукой. Все, в принципе, знают, какова она доля любовницы... Но еще дедушка Крылов как-то сказал: «у сильного всегда бессильный виноват». А Соне расставаться на самой вершине, за какого-то пустяка — не хотелось.

Снова пошли встречи, длинные вечера с чтением стихов, с ласками под лунным светом. Из того стихотворения, что не понравилось летом Максу Волошину, посвященного Сергею, выбросила три строфы... И все из-за этой строчки «Такой счастливой!» Именно она, эта строчка и не давала покоя... Разве тогда, летом 1914-го, это была счастливая Марина? Конечно нет, вот сейчас же она гораздо счастливее... Третьим декабрем 1914-го датировано неоконченное стихотворение: «Радость всех невинных глаз...», на той ноте Марина попыталась написать об этом, но не получилось, кроме первых пяти строк с неоконченной фразой:

И все, дальше пошли мысли хорошие, но не такие, как хотелось бы. Марина хочет помнить все — не получается... Потому неоконченное, потому и не пришло то слово в 6-ю строку. Иначе, пришлось бы кому-то показывать. Только последние две строки, как итог, как суть той мысли, которую она хотела высказать — «Я по-своему верна, Не иначе». Как бы ей хотелось, чтобы это была правда... Раздвоенность и разорванность в жизни и любви. Муж, дочь, Соня. Всех она любит, всех по-своему, но ей всего мало... И верность у нее интересная: она верна только себе, только своим прихотям.

Но теперь в отношениях с Соней все чаще мелькает грустный вздох, то с одной стороны, то с другой. И вдруг происходит совершенно неожиданное, но такое естественное: Марина вдруг решает играть по-другому. Она сама захотела дать все любимой. Ведь она все может! Она может не только принимать теперь ухаживания и ласки без зазрения совести. Но и сама давать: «Сколько я тебе гребенок И колечек подарю!» И т.д. (См. 6П)

А у Сони есть такое стихотворение:

И Марине понравилось: это было нечто новое в их любви. Масса новых впечатлений, лавина счастья. «Все слишком есть» (СС 1/1 233) — это из тех времен запись. Семья, которая должна была быть, теперь мешает. Так хочется остаться наедине с Соней, надолго. И на Рождество они едут в Ростов Великий. Сергей об этом знает, но сделать ничего не может. Он только сторонний наблюдатель. (См. письмо С.Я. Эфрон — В.Я. Эфрон от 15 декабря 1914 г.)

Стихотворение 7 из цикла «Подруга» посвящено именно этой поездке. Чудные московские барышни резвились в Ростове, они были счастливы, они были одни... А чернь — «глупое бабье» — что на них обращать внимание? Если только для фона к их немереному счастью, то вполне годилось их удивление, не более того. А в монастырскую гостиницу две хрупкие молоденькие женщины «грянули, как полк солдат»...

Это самое эротическое стихотворение цикла... Последние три четверостишья пропитаны духом эротики. Влияние, оказываемое Соней, чувствуется и здесь: Марина себе это, наконец, разрешила. О чем писала Соня с легкостью, теперь может писать и Марина:

А Соня снова стала ставить даты под стихотворениями. Взаимовлияние, перекличка в стихах, это надолго, на всю жизнь.

Именно там, в Ростове Великом, в монастырской гостинице и произошел перебор. У Марины — стихотворение от 3.01.15 г.:

У Сони — более глубоко, она чувствует ту проблему, которую они скорее всего не смогут преодолеть:

Еще очень много про эту Любовь рассказано в «Письме к Амазонке» М. Цветаевой (СС 5/2 162-175). Правда, все написано между строк, чувствуется на кончиках пальцев, а не высказано напрямую. Если мы сразу же определимся, в чем же главная мысль этого эссе, то станет ясно, почему Марина Цветаева не смогла написать про свою Любовь. Итак, главная мысль: доказать жуть этой любви, доказать людям, что такая любовь не нужна — если даже сама Цветаева не смогла так любить, то что же делать остальным — черни. И кроме того, панический страх перед собственной смертью. И хотя она «Письмо...» не дописала, в силу своего страха перед правдой, не той своей, а правдой объективной, попытаемся перевести ее мысли из подспудных в слова.

Во-первых, явно проступает страх перед такой Любовью. Не в том смысле, что это — любовь между двумя женщинами, которая не признана обществом и неестественна с точки зрения природы (См. «Письмо...»). А в том смысле, что такой сильной, запредельной — за гранью человеческого понимания, которая может быть только у человека, находящегося в своем развитии, где-то на уровне Христа, жившего на Земле.

Вместо этого — любовь на грани смерти. Все примеры — один неудачнее другого: Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Амазонка и Ахиллес, Зигфрид и Брунгильда — хоть эти, так называемые любовники до сих пор являются признанными символами любви, но к любви не имеют никакого отношения. В первом случае — обыкновенная юношеская похоть, отягощенная враждой родителей, во втором — магия, черная, поэтому к любви не имеет отношения, т.е. наносное: в третьем — некрофилия, так скажем мягко девиация, замешанная на той же похоти, в четвертом — снова магия... Да, чуть не забыл, Дафнис и Хлоя... Так там вообще никакой любви не было... Ему подсунули женщину, а он ею пренебрег, за что и был наказан богами... О чем разговор? А Цветаева пытается доказать нам, что «нельзя жить любовью». «Гибнут они — или гибнет любовь (перерождается в дружбу, в материнство...) Любовная любовь — детство. Единственное, что живет после любви — это Ребенок». (СС 5/2 163)

Да, именно к этому, воспроизводству детей сводит всю любовь Марина, как тринадцатилетняя девочка, у которой уже все готово для воспроизводства, и ее инстинкт — «молодость, дление, чрево» — требует...(СС 5/2 166) Но если в результате изнасилования рождается ребенок — это тоже дитя любви? И не на том, что не может быть ребенка от нее, любимой, основано все письмо, на страхе перед любовью и на своей гордыне — «Как хотелось бы ребенка — но только моего!» (СС 5/2 164)

Хотя она все сама тут же определяет наилучшим образом: «чтобы затем пасть под всей тяжестью ударов собственного ненавидящего сердца». Вот, где кроется истина: как только появляется такая Любовь, как была у нее с Соней, как написано в «Письме...» на лирических героинях Младшей и Старшей, так сразу выползает на свет Божий это чертово собственное ненавидящее сердце. Но, «не будем забегать вперед: в данную минуту она счастлива и вольна, вольна любить сердцем, не телом, любить без страха, любить без боли. А когда боль все же случается — оказывается, что это нисколько не боль. Боль — это <...> стыд, сожаление, угрызения, отвращение». (СС 5/2 164) Любовь освобождает пару, и неважно какого они пола, от всей этой боли. И если, как пишет Марина, боль (физическая) появляется, то даже она желанна, даже она приемлема и так интимна...

Жалко нигде не учат любви. Была в нашей литературе одна попытка показать такую любовь, не удалось — ее никто и не заметил. Никогда не догадаетесь... Роман «Анна Каренина» графа Л.Н. Толстого. Любовь Левина и Кити. Там же пол романа про них написано... Но так скучно, так неинтересно, что приходится переворачивать по двадцать-тридцать страниц, чтобы пропустить эту тягомотину. Ведь там нет страстей, нет протеста против общества Анны Карениной (читай — Ромео и Джульетты и всех других). У Кити и Левина почти всегда тишь да гладь.

В других произведениях: если главный герой, после всех испытаний и переживаний, после нормального happy end’а отправляется в свадебное путешествие, то обязательно на «Титанике»... Вот как сильно вбит в нашу психику этот рудимент скотского происхождения — нормальная, человеческая любовь — невозможна. Любящие друг друга люди должны быть уничтожены, потому что счастливым жить на этой Земле грешно. Надо мучить себя и мучить других. А любовь низведена до тридцатисекундного пыхтения под простынкой в темной комнате...

Да, в переводной литературе тоже есть один пример: Ричард Бах и Лесли Пэрриш — Роман «Мост Через Вечность» (особенно: главы 31-34). Но как и у Левина с Кити, так и у Р.Баха с Л.Пэрриш, на каком-то этапе не хватает сил, чтобы двинуться дальше. Они переходят к бестолковству по любому поводу, а их отношения медленно, но верно катятся в пропасть. (Если интересно, прочитайте у Н. Козлова в «Философских сказках» — там нормально спрофанировано их падение.)

Но вернемся к Марине с Соней. У них была именно такая Любовь...

«Здесь врага нет». Подруга не может олицетворять собой, противоположный пол, как инопланетный, враждебный агрессивный и т.д. И сразу же, далее, наряду с заблуждением и основой для их дальнейшей размолвки, появляется мысль созидательная: есть я новая, полюбленная. Человек, который находится рядом с тобой, признается моим «Я», таким же, равным моему, «Я». Мое Эго, не только признает другое Эго, но и любит его. В том смысле, что «не надо было отрекаться от себя, чтобы стать женщиной, ей достаточно было лишь дать себе полную волю (спуститься до самых глубоких своих глубин) — лишь позволить себе быть. Ни ломки, ни дробления, ни бесчестья». То есть, если себе можно позволить все, то как же не позволить это же другой? Тем более, что не надо хитрить, притворяться, прятаться, только позволить себе быть — быть Женщиной, быть той, кто ты есть. (См. СС 5/2 164)

А заблуждение? Заблуждение не менее глобальное, чем все остальные: «Я новая, но спавшая внутри меня и разбуженная этой другой мной, вот этой предо мной, вынесенной за пределы меня». (СС 5/2 164) Здесь как раз и происходит дробление, от которого бежит Марина: на худшее и лучшее, на душу и тело. И если я себя знаю, как облупленную, и если возьму все, все что во мне спит самое лучшее, даже то, о чем я и не догадываюсь, все отделить и воплотить в другом человеке, то... вот она предо мной... Как же можно такую не любить? Как ей не позволить все, а вслед за нею и себе. Но отделив лучшее из себя и воплотив это в той другой, что у тебя останется? Собственное ненавидящее сердце... и через некоторое время понимание, что соединить себя и себя лучшую снова в единое целое — нельзя. Вот он и разрыв... Пока еще будущий, непроявленный...

В этом же письме, чуть далее, Марина Цветаева определяет взаимоотношения между двумя любящими женщинами, как «ловушку Души». Девушке (по «Письму...» — Младшей) «хочется любить — но... она любила бы, если бы... (могла — НД) И вот она в объятиях подруги, прижавшись головой к груди, где обитает душа». (Кстати, тут же мелькает как тень еще одна характеристика ее любимой Сони — «горькое, возвышенное существо».) Поначалу Марине удается любить, даже слишком, прислушайтесь: «Слишком цельное целое. Слишком единое единство». И не сразу, только через 16 лет, находится причина, хоть какая-нибудь, чтобы оправдать свое неумение любить: «Это (ребенок) — единственная погрешность, единственная уязвимость, единственная брешь в том совершенном единстве, которое являют собой две любящие друг друга женщины».

Настроение сейчас - умиротворенное

 

Судьбе было угодно, чтобы они еще раз встретились. Как раз на следующий день: 26 октября. По Большой Лубянке в санках промчалась Соня с высокой девушкой, с прежней, недавно отвергнутой. В пятом стихотворении цикла «Подруга» написано «с другой», но если она совсем недавно не знала саму Соню, могла ли она знать ее подругу, предыдущую? Вряд ли... Или ей просто показалось, что это именно она — новая — желанная и дорогая. «Сильнее, чем я — желанной». Снова все вернулось на круги своя:

Марина взорвалась, но сразу, через две секунды... успокоилась... И подписала себе приговор. И Снежная Королева — сама Марина, и Кай — она же. Только слово «вечность» — вечно, а все остальное проходит. И зря Соня пыталась растопить сердце маленького Кая... Когда оно хоть немного оттаивает — становится очень больно. Кажется, принимаешь на себя всю боль мира, особенно после такой долгой анестезии... Значит, так тому и быть. Все — конец. Этого больше быть не должно!

Но, познав нечто такое, к чему больше ни с кем не прикоснешься, все равно хочется повторить... Хоть раз, хоть в последний раз... Ведь и не пишется, а если пишется, то такая ерунда, что и внимания не заслуживает, но стоит только помечтать, стоит только вспомнить... Как сразу такое вдохновение нахлынет...

А стихотворение Марины «Уж часы — который час?..», написанное 1 ноября 1914 г. Это не сегодняшняя встреча описана, а те, предыдущие... И по времени, и по здравому смыслу похоже так... Но такие строки, как «Вы сдались? — звучит вопрос. — Не боролась. <...> Расставание для двух Юных женщин» — не совсем понятно про что. Возможно, здесь звучит ответ на вопрос поставленный во 2 стихотворении цикла «Подруга»: победа или поражение в поединке своеволий? Что больше нужно Марине? Что больше нужно Соне? Пиррова победа или добровольный плен, что более выгодно? И как потом решить вопрос со своей совестью? Похоже, здесь, в этом стихотворении, Марина решила не бороться, то есть поддаться снова чарам своей любимой при первой возможности. Она решилась, возможно в первый раз в жизни, уступить, возможно даже попросить прощения за свои действия. Она ведь может быть иногда не права. Хоть чуть-чуть. А для собственного оправдания она пишет, что нашла способ, к которому будет очень часто прибегать в последствии: не бороться. То есть, когда будет получаться не по ее, она решит, что подчинилась обстоятельствам или не вмешивалась в них. (Например, запись из дневниковых записей 1924 года: «Жизнь я прожила в случайных местах, с случайными людьми, без всякой попытки корректива.  <...> Все события моей жизни настолько меньше моей силы и моей жажды, что я в них просто не вмешиваюсь: чего тут исправлять!») (МЦ 92)

Не сохранилось описания их впечатлений о том, как они снова примирились, ведь почти не было разницы с той, недавней, первой встречей. Но как не встретиться, когда обеим хочется? Когда тянет в объятия другой, когда желанно все: и ласки, и общение... И они встретились и потянулись друг к другу: «Прости меня!» чуть ли не одновременно. Они каялись, они хотели продолжения — обе. Потому что другая — ОНА, именно та, которую всю жизнь каждая искала.

Наступил новый этап их взаимоотношений, сначала — примирение, потом —новый взлет, к новым вершинам любви.

Где-то в то же время, возможно уже в ноябре, описан еще один случай: поход в кинотеатр «Унион» СП 290 (  «Этот вечер был тускло палевый...» Вкратце:

Марина, настоящая киноманка, предложила сходить в кинотеатр, но она еще боялась показать свою связь с Соней. «...руки, от счастья слабые» в перчатках, чтобы случайно не коснуться руки подруги.

Да, небольшое отступление, без которого нельзя будет понять всего остального.

Ни один исследователь творчества поэта или писателя никогда точно не сможет определить ту грань, которая разделяет личность творца и его творение. Поэт и литературная героиня — где эта черта, отделяющая одно от другого?

Цветаева в 1911 году пишет Волошину: «Книга и жизнь, стихотворение, и то, что его вызвало, какие несоизмеримые величины!» (СС 6/1 46) Кроме того, первая книга стихов с лестными отзывами Волошина и легкой критикой Брюсова: «Когда читаешь ее книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны посторонние... эта непосредственность... переходит на многих страницах в какую-то «домашность». Получаются уже не поэтические создания... но просто страницы личного дневника, и притом страницы довольно пресные». (АС 20) Но и критика и похвалы, сформировали у Цветаевой свой особенный подход к собственному творчеству. Она писала про себя, из своей жизни делала сказку, в которую ей самой так хотелось верить. Она с самого детства хотела быть поэтом, чтобы ее имя осталось в веках, наряду с Пушкиным. Но не всегда получалось: эпоха перемен, войны, революция, изгнание... Но все стихи датированы, письма в двух-трех вариантах, чтобы осталось для истории... И почти ничего другого, кроме как про себя или свое отношение к кому-то, автобиографично. Это касается и прозы и поэзии. Сказка получилась. Довольно неплохая... Но, какая разница с жизнью!

Где-то до 22 октября 1914 года у них было все нормально. Все было так замечательно, необыкновенно, неописуемо... Теперь можно прочитать 1 стихотворение цикла «Подруга» снова, и все станет на свои места.

Но очнувшись от  взрыва эмоций, Марина совсем запуталась. Она не такой представляла любовь! Не такой! Где Татьяна, с ее неразделенной любовью? Они обе любят. И протест против общества какой-то несерьезный получился... (Обратная сторона любви Татьяны Лариной — любовь Анны Карениной). Все приняли этот роман с Соней почти как должное. Даже муж, даже родственники, только изредка косо поглядывали... И это все?.. Но кто ей что мог сказать? Да и кого бы она послушалась. Она же — КТО! И если она сама себе это разрешила, то тут уже никто ей не указ. Тем более в то время, когда вокруг сплошь и рядом... особенно в кругах творческой элиты...

Да, испугалась Марина. Испугалась такой лавины чувств и эмоций и неопределенности, невозможности выбора. Просто появился страх... И Марина, возможно, вспомнила о дочери, о «любимом» муже... Страшно, ведь очень страшно, когда не знаешь, что тебе несет следующий шаг — как по канату над пропастью в полной темноте... Полная неизвестность и неопределенность, когда после очередного шага ты можешь упасть в пропасть, натолкнуться лбом на стену или... или там начнется обычная ровная-ровная дорога и зажжется свет. Так что, страх не за будущее — нет, за настоящее испугалась Марина.

С другой стороны — то же самое, те же страхи... Я не уверен, что такой сильной любовь у Сони была раньше (возможно, подобное чувство или даже сильнее было у нее потом — с Веденеевой — очень похоже по стихам). Но тогда, в первый раз. Такая новизна даже для Сони... Комплексы, они так быстро не преодолеваются, то есть преодолеваются, но не сразу, надо было столько раз ошибиться, чтобы потом выйти на нужную дорогу. Как мне кажется, Соня решила дать все возможное своей любимой, а та приняла... Все приняла, как ни странно... И что делать дальше? Неизвестно. Дорогу, предназначенную двоим, трудно идти одной.

И в сердцах Соня сказала какую-то глупость, что вот она — Марина, получив все, — уйдет...

Дальше — глобальный скандал, истерика... Марина убегает... Как она думает, навсегда. В четвертом стихотворении цикла «Подруга» написано, что они поругались. Соня сказала, что сейчас Марина уйдет в ночь к мужу, дочке, семье, а потом, и вообще, пройдет мимо... Для Марины это было как ковш холодной воды на голову на морозе. Это была жестокая правда. Марина взорвалась и умчалась, хлопнув дверью. Умчалась навсегда, чтобы никогда не возвращаться в этот дом, и обходить ее, Соню, десятой дорогой...

Наступило утро 23 октября. Марина осмысливала, что произошло вчера? Что это было вообще? «Была ль любовь?» (2П) Вся лишняя энергия, связанная с разрывом, да и с предыдущими перенасыщенными днями выплеснулась в гениальное стихотворение: «Под лаской плюшевого пледа». Марина в замешательстве. Она не понимает что произошло. Это все — «для чего не знаю слова» — закончилось. Это не укладывалось в ее понятие любви. Такой любви она еще не знала, она даже намечтать себе такую не могла. Как намечтать вкус экзотического плода о котором знаешь только его название, и то на неизвестном языке? Поэтому она и восклицает: «Что же это было?» Она перемучивается снова, все передумывает вновь... И не может понять, правильно ли она поступила, победила ли она? Ведь она не может быть побежденной... Не может... Но «чего так хочется и жаль?» Хочется ли? Да. Но если этим она станет побежденной? Этого нельзя допустить ни в коем случае. И спросить не у кого. У Сони нельзя. А сибирский кот все равно не скажет... Все приходится решить самой. И она решает забыть, раз все так закончилось... Закончилось...

Но снова в третьем стихотворении все мысли там, в тех днях: «Какое то большое чувство Сегодня таяло в душе». Но искусство забвения усвоено. Стоя у окна и барабаня по нему пальцами, Марина уже не жалеет себя, она просто констатирует факты:

И несмотря на то, что Марина одна, ей приходят новые мысли, что ни она, ни Соня душой не лучше и не хуже, чем первый встречный, чем Вселенная (в виде перламутровых луж с расплескавшимся в них небосводом), и ей даже не жалко нищую певицу... Странно, раньше всегда было жалко... Это, наверное от того, что она правильно решила: расстаться... и забыть. Значит, 25 октября 1914 года Марина твердо решает: этот вид любви испытан. Хорошего понемножку. Слишком все неразборчиво, нелинейно, не «так ясно, просто и грубо-грубо!» (СС 6/1 47), запредельно. Повторить еще раз такое, опасно. Но она 22-го прошла мимо. И теперь уже точно — навсегда.

На следующий день, как бы подводя итог всей своей встрече с Соней, она пишет стих-прощание, в котором пытается оправдать перед собой свой же поступок... Получилось ли? Скорее нет. Но ей та-а-ак хотелось...

А в это время на другом конце Москвы мучается Соня. И проблемы почти те же, и жизни их до того похожи...

Но как, тоскуя, не спросить хоть раз:

И где она ошиблась, возможна ли эта любовь на краю бездны? Может, она не ту нашла, но почему тогда так болит душа? Зачем она так сказала? И почему Марина убежала и не приходит? Столько почему? «Сердце это не твое ли?» (Газелы, СП 288) — все, все хотела отдать ей, подарить... Она отказалась? Она ушла к нелюбимому, но который ее любит, поэтому все и прощает... Да и как ее можно не простить? Она же такая!!!

Проходит день, другой, третий... Сплошное одиночество, ожидание чего-то. Узнав от кого-то, что Соня поругалась с Мариной, пришла та, бывшая, — Раечка (Ираида Альбрехт). «Надо будет ей все сегодня рассказать... Я больше не хочу с ней встречаться. Я больше не смогу с ней быть...» — думала Соня. Но вместо того, чтобы сразу все сказать, она решила ей на прощание сначала устроить праздник, а скорее всего, Раечка и заставила его устроить... Но, оказывается, их видела Марина...

Многие исследователи утверждают, что Соня была не только роковой женщиной, но и Дон-Жуаном в юбке, ссылаясь на 5-е, 13-е, 14-е стихотворения цикла «Подруга» М. Цветаевой. Но сохранившиеся сведения о Соне приходят в противоречие с этим. Сколько женщин было у Сони за 32 года, начиная с 16-летнего возраста? По пальцам пересчитать можно: Полякова, Альбрехт, Цветаева, Эрарская, Цубербиллер, Веденеева... И все? С каждой долгий роман, если не годы, то десятилетия. Постоянство — основная черта Софии Парнок в отношениях со своими подругами. А у Марины за любой год, начиная с 1916-го, несоизмеримо больше, правда, это касалось мужчин, женщин было гораздо меньше.

Настроение сейчас - ))))

 

Значит, первая встреча описана не в 1-ом стихотворении цикла, а в 9 и 10-м. Которые датированы январем 1915-го: 9-ое - 14-м, 10-ое - 28-м. Почему они были написаны именно тогда, и что происходило в это время? Вернемся к этому вопросу ниже. А при воссоздании картины их любви будем иметь в виду, что уже не меньше трех месяцев прошло после их встречи, и на первые впечатления уже наложен не только опыт этих трех месяцев, с расставаниями и новыми встречами, но и смена иллюзий, причем с обеих сторон. Поэтому сначала выберем то, что в действительности относится к этой встрече:

Все остальные детали первой встречи можно прочитать в 9-м и 10-м стихотворении, только учитывая, что отношения уже скорректированы достаточным опытом... Таким громадным, что его обеим хватило на всю оставшуюся жизнь. Почитайте стихи одной и другой. Так явно слышится перекличка... И это все было заложено именно тогда, когда они долгие часы беседовали между поцелуями...

Но если посмотреть на ту же встречу (или следующую, когда Марина оказалась в доме Сони) другими глазами — глазами самой Сони, то... Что же мы видим? «Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою» — это стихотворение написано почти в то же время — февраль 1915, а может, и раньше — в январе. Здесь главная мысль:

Именно таким ребенком, вошла в жизнь Сони Марина. Таким, как представляет его сама Марина, в письме к Максу Волошину 27 декабря 1910 г..

Что же произошло на самом деле? Встретились двое: и каждая, увидев, сказала себе в душе своей: «ОНА!» И только потом каждая стала придумывать, переводить в слова свои ощущения. Они были равны. Они видели в другой именно то, что каждой в тот миг не хватало... Они это заметили, поняли, договорились...

Вот и вся первая встреча.

А после знакомства? Конечно же, первая встреча, первая ночь (или вечер) наедине. Все начиналось с разговоров, у обеих надрыв, несовместимость с миром, у каждой «излом дороги». Как они похожи, как похожи их судьбы, их страдания, чаяния, мечты и даже неудачи. Обе несчастны. Марина пишет в 1 стихотворении из цикла «Подруга»: «Вы счастливы? — Не скажете! Едва ли! И лучше — пусть!» Конечно жестоко, но именно этим они и схожи. Соня в стихотворении «Снова на профиль гляжу я твой крутолобый» пишет «мы двойника друг в друге нашли» (СП 281).

Но кроме этих разговоров, кроме молчаливого выяснения, кто кого совратил: суть вопроса могут разъяснить две последних строфы 10 стихотворения цикла «Подруга»:

Похоже, что сначала Марина предложила активную (ведущую) роль Соне. Причем не как женщина женщине, а как мальчик мальчику!!! Но Соня в свою очередь предложила ведущую роль Марине, так как самой Соне эта роль была не свойственна, по крайней мере до этой встречи. Но кто теперь должен сделать следующий шаг? Марина «поцелуй отстранила уловкою» (СП 289) и стала ждать действий подруги. Она была маленькой и капризной, играла роль неопытной, и это ей удавалось, особенно в первые дни. Сама Марина не решилась вынести на суд читателей свои ощущения и переживания в этот период, но вот как писала об этом Соня:

Здесь предвкушение, трепет, само приближение к близости... Слова? Словами не выскажешь, а если выскажешь, то как бледно это прозвучит... Порой молчание говорит гораздо больше чем все известные про любовь слова, тем более, их так мало, и так сложно ими передать, что творится с тобой...

Но, Рубикон перейден, Марина уже не может отказываться или попросту увиливать... Она сама уже этого нестерпимо хочет, но не менее этого и боится... Кровь стынет в жилах. Марина вся в напряжении. Но под ласковыми жаркими устами и руками Сони тает лед, в котором давным-давно замерзло сердечко маленького Кая:

Усилия Сони не прошли даром: неведомые, неизвестные ощущения захватывают Марину, отчего она еще больше теряется и пугается. Греховность и преступность, страсть и порок, страх и желание... сколько всего намешано. Вот он накал страстей, вот оно чувство, неиспытанное доселе!

Да, окружающие их люди никогда и не верили в эту любовь. Так Е.О. Кириенко-Волошина еще 15.10.1911 г., когда Марина еще очень сильно была увлечена Сережей, писала сыну: «Мне очень жаль Сережу: выбился он из колеи, гимназию бросил, ничем не занимается; Марине, думаю, он скоро прискучит, бросит она игру с ним в любовь». Но Елену Оттобальдовну все-таки уговорили быть посаженной матерью на венчании 27 января 1912 г.

Если посмотреть с точки зрения астрологии, то этот брак изначально был обречен на неудачу. Стоящие рядом два солнца (они родились с разницей в три дня: Марина 26 сентября 1892, Сергей — 29 сентября 1893), а между ними Сатурн Сергея, превращали их семейную жизнь в тюрьму, в клетку... Из которой можно было только убежать, хоть на край света, хоть на фронт, хоть в другой роман, с другими людьми... Что и происходило не только с Мариной, но и Сергеем. Оба влюблялись, оба пытались соблюсти рамки брака, как это было возможно при таких условиях. О большинстве увлечений жены Сергей знал. И Марина знала, когда у мужа заводился роман... Но, самое главное, «жертвуя собой» ради семьи и мужа, Марина больше измывалась над ними, чем любила...

К середине 1914 года она была уже сыта материнской, жертвенной любовью до такой степени, что даже пушкинская Татьяна не помогала. (Сережа, он — «слюня и макарона», (СС 6/2, 346) уже надоел, Марина уже не хотела заниматься и дочерью, заставляя ее с детства быть взрослой, да и похоже, она ею почти и не занималась в те годы).

Материнская любовь в качестве Любви — не прошла. Это оказалось совсем не то...

Мужчины!? С мужчинами дела всегда обстояли сложно. Нужна влюбленность, такая, как у Татьяны: в недоступного, неприступного, чтобы сердце замирало, чтобы присесть на скамейку было кощунственно, его ожидаючи, чтобы заранее чувствовалось, что не получится... «Самое ценное в жизни, и в стихах — то, что сорвалось», — напишет она позже. Пусть лучше не состоится. Сорвется, но не состоится, и сорвется по ее глубинному внутреннему желанию. А желание это — мучиться, терзаться, ломаться... К сожалению, мучителя рядом не было, и приходилось всегда самой себя терзать и ломать.

Возможно, именно по этой причине она отказала человеку, казалось, любимому, сделавшему ей предложение еще в 1909 году (Владимир Оттонович Нилендер). «Любовь — костер, в который бросают сокровища, так сказал мне первый человек, которого я любила почти детской любовью, человек высокой жизни, поздний эллин»,— напишет об этом она позже, в 1923 г. . Поэтому — отказ. Все слишком просто и ясно. А где же страдания, жертвы, щемление сердце, вздохи и слезы? Да, еще... Мир воображаемый для Марины был также важен и реален, как и окружающая действительность. Как она пишет 18 апреля 1911 г. про книги: «Каждая книга — кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам. <...> Я мысленно все пережила, все взяла. <...> Тело другого человека — стена, она мешает видеть его душу. О, к<а>к я ненавижу эту стену!»

Тем более, Марина была рождена под знаком Весов, которым присуща такая специфическая черта: они всегда правы. «По этому вопросу существует несколько мнений: одно мое, остальные — неправильные»,— сказал кто-то и, скорее всего, он был рожден под знаком Весов. Эта черта четко выражена и самой Цветаевой: «Я знаю правду — все прежние правды прочь...» (так начинается стихотворение, написанное 6.10.1915 г.) В жизни это выражалось примерно так: если сегодня она была в чем-то убеждена, все то, что она говорила вчера по этому поводу уже не имело никакого смысла. Но даже, если она городила чушь, все остальные должны были хотя бы кивать головами. Иначе они превращались во врагов... Навечно. То есть, до тех пор, пока они снова не понадобятся. Эта черта мешала ей жить всю жизнь. Также, как и ее понимание любви, сделавшее ее несчастной.

Кто были кумиры Марины в детстве и юности? Наполеон I на Св. Елене, Гете в Веймаре и... черти. «...они никогда другими не будут и быть не могут. (Шепотом: потому что Бог их проклял!) Любовь к проклятому». (СС 5/1 79) Вот это, всеми проклятое, и искала она. Искала всегда и везде...

И вот на ее горизонте появляется Соня:

Многие исследователи считают, что Марина поддалась Соне, ее знакам внимания и ее предложению. Но так ли это?

Опять вернемся к эссе 1937 года «Мой Пушкин»: «Да, да, девушки, признавайтесь — первые, и потом слушайте отповеди, и потом выходите замуж за почетных раненых, и потом слушайте признания и не снисходите до них — и вы будете в тысячу раз счастливее нашей другой героини, той, у которой от исполнения всех желаний ничего другого не осталось, как лечь на рельсы». (СС 5/1 72) После этих слов я не знаю, из чьих уст слетело предложение: «О будьте моим Орестом!» (10П) Вполне возможно, для придуманной Мариной роли Татьяны, оно вполне подходило.

И кроме того, девушки всегда привлекали Марину, с детства: прочтите ее стихи из раннего: «Rouge et Bleue», «Марилэ», «Детский юг», «В зеркале книги М.Д.В.» и много-много других, где девочки любимые... Если у Аси друг, то у Марины всегда — подруга. Или та повесть о подруге Вале Генерозовой, написанная в четвертом классе гимназии... (АС 10) А влюбленности через всю жизнь — Мария Башкирцева, Беттина фон Арним, Сара Бернар, Соня... А если вам доводилось видеть фотографию 1913 года Майи Кювилье с М. Цветаевой в Коктебеле... Их влюбленные взгляды... И предложение Марины в письме к Майе из Ялты от 14 сентября 1913 г., звучащее даже недвусмысленно: «Майя, у меня план: когда уедет Лиля, приезжайте ко мне недели на две, или на месяц, — на сколько времени Вас отпустит мама. Мы будем жить в одной комнате. Вам нужны только деньги на билеты и на еду, квартира у меня уже есть». (СС 6/1 118) Или еще из одного письма Марины Максу Волошину 7 октября 1921 г.: «С Майей вижусь редко, ... Меня почему-то боится. А я вся так в С<ереже>, что духу нет подымать отношения. Все, что не необходимо, — лишнее. Так я к вещам и к людям». (СС 6/1 66). Похоже намечалось у них что-то, но сначала мама Майю не пустила, потом Майя сама испугалась, будучи наслышанной о подвигах старшей подруги.

Так что, кто первый предложил? Я не знаю.

Но строчки из первого стихотворения цикла «Подруга» полны трепетного счастья на грани страха:

Исходя из них я допускаю, что подобных отношений у Марины не было, хотя ей очень хотелось, но как и с кем начать? Как предложить?.. Но в мечтах... А мечты так мало отличаются от реальности, особенно у Марины. А слово «неужели» может относиться и к встрече с девушкой, но и не исключено, что так Марина пишет, о том, что она встретила такую любовь, о которой даже намечтать не могла... Которая не вписывалась в рамки...

Марина и Соня. Марина Цветаева и София Парнок. Одна поэтесса (поэтом она тогда еще не была, поэтом она сделалась потом, после Сони и с ее помощью), другая литературный критик и тоже поэтесса. Значит, обе странницы, обе беспутные, т. е. идущие своими путями, по выражению самой Марины. Одной только-только исполнилось 22, второй — уже 29. Кто еще не пережил этот возраст: 29 с половиной — тому трудно это понять. Это именно тот возраст, когда вдруг, неожиданно, у человека заканчивается детство, и он, став в один миг взрослым, получает или по шапке, или, в редких случаях, награду. Это Проверка, подведение итогов, вступление в новый этап. Так что, для Сони это была поистине роковая встреча.

С этой точки зрения я и попытаюсь объяснить это явление. Надеюсь, уже никто уже не сомневается, что это было явление, оставившее глобальный след не только в душах двух неординарных женщин, но и в душах всех тех, у кого хотя бы однажды защемило сердце при звуках: "Под лаской плюшевого пледа вчерашний вызываю сон, что это было? Чья победа? Кто побежден?"

И это явление называется Любовь. Такая Любовь, которая еще не была описана в литературе. По крайней мере, я не знаю, чтобы было написано даже нечто подобное... Если взять цикл Цветаевой «Подруга», другие ее стихи, написанные в это время, «Письмо к Амазонке» и первый сборник стихотворений Софии Парнок, то вырисовывается такая! картина... Мы можем увидеть и оценить только самую верхушку этой глыбы (ой, как не хочется называть ее айсбергом — слишком уж горяча), а что было спрятано, утаено, потеряно в череде дней смутного времени: война, революция, советская власть — не дано уже постичь и восстановить никому. Это и накал «треклятых страстей», и высшее единение, и «горечь разлуки», и ...

Начнем с самого начала.

Об их первой встрече спорят многие исследователи и биографы М. Цветаевой. Но если дата неизвестна... Если даже место не определено... Некоторые (Диана Бургин), считают, что это произошло в доме Герцык-Жуковских другие (Елена Лебедева) — у А.Н. Толстого, третьи — у Волошиных, а Анна Саакянц и Семен Карлинский вообще умалчивают об этом. По-моему, это совершенно неважно где. Где-то... Кто-то, возможно, прав. Но не в этом суть. Насколько я понимаю, подобные литературные вечера проходили в то время в Москве чуть ли не каждый день. Тем более, началась осень, все возвратились на зимовку. Ходили друг к другу в гости...

И первое стихотворение цикла «Подруга». Можно ли, только познакомившись, в первый же день написать такое? Все стихотворение — гимн любви, ведь почти каждая фраза заканчивается восклицательным знаком. Да, Марина нашла то, о чем мечтала. Именно такую, абсолютно невозможную любовь она и искала всю жизнь. И нашла.

Они многое прошли до этого 16 октября. Марина уже слышала, как Соня устало повторяла «любовный речитатив». Они уже о стольком переговорили, что по внешнему виду такого и не определишь: она едва ли счастлива, «язвительна и жгуча и лучше всех», «наши жизни разны» и все героини шекспировских трагедий слились в одну... Да мало ли? Что значит хотя бы одна фраза: «За Ваши вдохновенные соблазны И темный рок...»! Похоже, Марина уже знает эти «соблазны» (1П)  (На цитируемые стихотворения М.Цветаевой из цикла «Подруга» нет сносок на источник (все есть в СС 1/1 216-228), а стихотворения помечены так: номер стихотворения и прописная П, например 10П — 10-е стихотворение из цикла «Подруга» Цикл "Подруга" № 1)
Итак, известно только, что где-то до середины октября 1914 года, может, чуть раньше — точную дату даже наши героини так и не вспомнили... они встретились. Но не позже 16-го числа, то есть, 29 октября по новому русскому календарю. 16-го уже была Любовь... Не просто Любовь, а ЛЮБОВЬ...

Но сначала небольшое отступление, так сказать экскурс в историю.

Что же искала Марина? Какую любовь? Заглянем в эссе 1937 года «Мой Пушкин» — там много написано о том, какую любовь выбрала для себя Марина. Во-первых, не такую как у всех. «Эта первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. <...> У людей с этим роковым даром несчастной — единоличной — всей на себя взятой — любви — прямо гений на неподходящие предметы.» В этом же эссе мы видим, как ей досталось мало материнской любви — не дополучила она ее в детстве. Обделенная любовью девочка сама попыталась проявить себя матерью в отношениях с Сережей Эфроном, таким же, как и она, обделенным и потерявшим мать при трагических обстоятельствах. Сначала получалось, потом надоело... Потом появилась дочь — Аля. И новая возможность проявить себя, проявить матерью. Тоже не смогла: «Больше матери быть, — Мариной!» (Цикл «Марина», №1 «Быть голубкой его орлиной!..»Мать, все-таки — роль второго плана, мать такого-то или такой-то. А она всегда должна была быть первой, и одна, потому что только одинокий — велик, только одинокий есть КТО. Только одиночка может дорасти до Памятник-Пушкина.

А во втором стихотворении Але, написанном через два дня после этого: 5 июня 1914 г., звучит совсем другое настроение:

Так кому же вызов? Перед кем она пытается показать свое счастье, смертельно сжимая виски? В том же письме она пишет, что Максу Волошину не понравились эти стихи, особенно про Сережу.  (Продолжение следует)

Начался 1914 год, Сергей сдает экзамены, Марина потерялась. 14 февраля она пишет в стихотворении «Над Феодосией угас...»:

А когда Сергей приезжает в июне в Коктебель, он чувствует себя там не в своей тарелке, его уже раздражает, что там живут слишком «сыто» и «смеются животом». (АС 62)⁵. И Марина вся соткана из противоречий. Очень показательно в этом плане ее письмо Вере Эфрон от 6 июня 1914 года. В нем два стихотворения: первое — один из вариантов «Я с вызовом ношу его кольцо...» (СС 1/1, 202), написанного 3 июня 1914 г. Приведу три опущенные впоследствии строфы:

А во втором стихотворении Але, написанном через два дня после этого: 5 июня 1914 г., звучит совсем другое настроение:

Так кому же вызов? Перед кем она пытается показать свое счастье, смертельно сжимая виски? В том же письме она пишет, что Максу Волошину не понравились эти стихи, особенно про Сережу. (Продолжение следует)

Возвращение в жизнь - не обман, не измена.
Пусть твердим мы: "Твоя, вся твоя!" чуть дыша,
Все же сердце вернется из плена,
И вернется душа.

Эти речи в бреду не обманны, не лживы,
(Разве может солгать, - ошибается бред!)
Но проходят недели, - мы живы,
Забывая обет.

В этот миг расставанья мучительно-скорый
Нам казалось: на солнце навек пелена,
Нам казалось: подвинутся горы,
И погаснет луна.

В этот горестный миг - на печаль или радость -
Мы и душу и сердце, мы все отдаем,
Прозревая великую сладость
В отрешенье своем.

К утешителю-сну простираются руки,
Мы томительно спим от зари до зари...
Но за дверью знакомые звуки:
"Мы пришли, отвори!"

В этот миг, улыбаясь раздвинутым стенам,
Мы кидаемся в жизнь, облегченно дыша.
Наше сердце смеется над пленом,
И смеется душа!

МАРИНА ЦВЕТАЕВА.