Настроение сейчас - пмс

Вы помните,
          Вы все, конечно, помните,
          Как я стоял,
          Приблизившись к стене,
          Взволнованно ходили вы по комнате
          И что-то резкое
          В лицо бросали мне.

          Вы говорили:
          Нам пора расстаться,
          Что вас измучила
          Моя шальная жизнь,
          Что вам пора за дело приниматься,
          А мой удел -
          Катиться дальше, вниз.

          Любимая!
          Меня вы не любили.
          Не знали вы, что в сонмище людском
          Я был, как лошадь, загнанная в мыле,
          Пришпоренная смелым ездоком.

          Не знали вы,
          Что я в сплошном дыму,
          В развороченном бурей быте
          С того и мучаюсь, что не пойму -
          Куда несет нас рок событий.

          Лицом к лицу
          Лица не увидать.
          Большое видится на расстоянье.           	Когда кипит морская гладь,
          Корабль в плачевном состоянье.

          Земля - корабль!
          Но кто-то вдруг
          За новой жизнью, новой славой
          В прямую гущу бурь и вьюг
          Ее направил величаво.

          Ну кто ж из нас на палубе большой
          Не падал, не блевал и не ругался?
          Их мало, с опытной душой,
          Кто крепким в качке оставался.

          Тогда и я
          Под дикий шум,
          Но зрело знающий работу,
          Спустился в корабельный трюм,
          Чтоб не смотреть людскую рвоту.
          Тот трюм был -
          Русским кабаком.
          И я склонился над стаканом,
          Чтоб, не страдая ни о ком,
          Себя сгубить
          В угаре пьяном.

          Любимая!
          Я мучил вас,
          У вас была тоска
          В глазах усталых:
          Что я пред вами напоказ
          Себя растрачивал в скандалах.

          Но вы не знали,
          Что в сплошном дыму,
          В развороченном бурей быте
          С того и мучаюсь,
          Что не пойму,
          Куда несет нас рок событий...
          . . . . . . . . . . . . . . .

          Теперь года прошли,
          Я в возрасте ином.
          И чувствую и мыслю по-иному.
          И говорю за праздничным вином:
          Хвала и слава рулевому!

          Сегодня я
          В ударе нежных чувств.
          Я вспомнил вашу грустную усталость.
          И вот теперь
          Я сообщить вам мчусь,
          Каков я был
          И что со мною сталось!

          Любимая!
          Сказать приятно мне:
          Я избежал паденья с кручи.
          Теперь в Советской стороне
          Я самый яростный попутчик.

          Я стал не тем,
          Кем был тогда.
          Не мучил бы я вас,
          Как это было раньше.
          За знамя вольности
          И светлого труда
          Готов идти хоть до Ла-Манша.

          Простите мне...
          Я знаю:  вы не та -
          Живете вы
          С серьезным, умным мужем;
          Что не нужна вам наша маета,
          И сам я вам
          Ни капельки не нужен.

          Живите так,
          Как вас ведет звезда,
          Под кущей обновленной сени.
          С приветствием,
          Вас помнящий всегда
          Знакомый ваш
                       С е р г е й   Е с е н и н.

          <1924>

Настроение сейчас - КОСЫЕ ДОЖДИ

ГОЙЯ - АНДРЕЙ БЕЛЯНИН

- Как жизнь, маэстро?
Не вставайте, что вы, -
Я здесь случайно, так:
Пришел - ушел...
А что, офорты ваши не готовы?
Мне лишь взглянуть, позвольте,
Хорошо?
А эти можно? Не судите строго...
Какая жизнь... Как бесконечен путь...
Но ваш талант, поверьте, не от Бога.
Вы глубоко сумели заглянуть
В людские души, в таинство стремлений,
В предчувствие конца и вечный мрак:
Они - не люди и не звери - тени,
Слепые тени ищут выход, так?

Как странно, право, черное на белом?
И в этом всё. Все грани и цвета,
И жизнь, и смерть... Безвыходно
И - смело!
И нет спасенья с плоскости листа...
Вы правы: жизнь проста и многосложна,
Добро и Зло едины и - равны.
Как различить: что истинно, что - ложно?
Молитвы, да пророческие сны
Отсрочат подведение итога.
Да, это трудно - быть самим собой...
Но, коль молитва не дошла до Бога,
То вдруг ее услышал тот - другой?
У вас ведь нет готового ответа,
Признайтесь: нет!
...Офортная игла,
Наметив контуры автопортрета,
Споткнувшись, на мгновенье замерла...
- Ведь вам в лицо хохочут все невежды!
Вам с целым миром оборвали нить!
...Но новый лист последнею надеждой
Ждет оттиска, как права - говорить.

ГОЙЯ - АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Я - Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворон,
слетая на поле нагое.

Я - Горе.

Я - голос
Войны, городов головни
на снегу сорок первого года.

Я - Голод.

Я - горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
било над площадью голой...

Я - Гойя!

О, грозди
Возмездья! Взвил залпом на Запад -
я пепел незваного гостя!
И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -
Как гвозди.

Я - Гойя.

Андрей Вознесенский
А ты меня помнишь...?

Ты мне прозвонилась сквозь страшную полночь:
"А ты меня помнишь?"
ну, как позабыть тебя, ангел-звереныш?
"А ты меня помнишь?"
твой голос настаивал, стонущ т тонущ -
"А ты меня помнишь?" "А ты меня помнишь?"
и ухало эхо во тьме телефонищ -
рыдало по-русски, in English, in Polish-
you promise? Astonish…а ты меня помнишь?
А ты меня помнишь, дорога до Бронниц?
И нос твой, напудренный утренним пончиком?
В ночном самолете отстегнуты помочи -
Вы, кресла, нас помните?
Понять, обмануться, окликнуть по имени:
А ты меня…
Помнишь? Как скорая помощь,
В беспамятном веке запомни одно лишь -
"А ты меня помнишь?"

Заведи мне ладони за плечи,
Обойми,
Только губы дыхнут об мои,
Только море за спинами плещет.

Наши спины, как лунные раковины,
Что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы - как формула жизни двоякая.

На ветру мировых клоунад
Заслоняем своими плечами
Возникающее меж нами -
Как ладонями пламя хранят.

Если правда, душа в каждой клеточке,
Свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
Души пойманные твои!

Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
Разомкнувши объятья, завянем -
Как раковины не гудят?

А пока нажимай, заваруха,
На скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.

Спим.

Андрей Вознесенский

Я люблю эту женщину

Жду её  верю словам

не о ней, а её, не о нас, а о тех

кем мы были.

В наложении  прожитых дней замечая едва

Всё вокруг..

В сладком  запахе  мёртвых полуденных лилий

Я боюсь эту женщину

 Ту что недавно ушла

Чьи шаги всё ещё затихают у запертой двери

На последней ступеньке она пожелала мне зла

Столько, чтобы забыть и уже никогда ей не верить.

Я хочу эту женщину

Взгляда холодной воды

Разметав её  тела и  губ   черновые  наброски

По углам своих мыслей  О ней

Чьё безмолвное «Ты»

Было так безнадёжно и так выразительно- просто.

Может быть в этой женщине

вся моя сила и боль

Без неё невозможно вперёд и бессмысленны ночи

Рядом с ней только то, что она забирает с собой

К сожалению, автора указать не могу по причине собственного незнания...

"Вы думаете, любовь -
беседовать через столик?
Часочек - и по домам?"
(М. Цветаева <Поэма конца> )

На скомканной жизни - печать
слепого запрета на счастье.
Нестрашно учиться прощать.
Не поздно учиться прощаться.
Но ultima ratio в нём -
последний ли довод средь прочих? -
"простимся". А я-то - "умрём"
надеялась: это ведь проще.
Замкнулся предписанный круг:
он с Данте сравненья не стоит.
Не слишком ли долго, мой друг,
беседуем мы через столик?

Так мой разбивается мир
о плохо прикрытые двери.
Так собственным эхом в эфир -
прощай: потому что не верю.
Так вечер у дня на краю
о свете утраченном плачет:

Прощай: потому что люблю.
Прости, но не будет иначе.

Настроение сейчас - Лирика

О былом, о погибшем, о старом
Мысль немая душе тяжела;
Много в жизни я встретила зла,
Много чувств я истратила даром,
Много жертв невпопад принесла.

Шла я вновь после каждой ошибки,
Забывая жестокий урок,
Безоружно в житейские ошибки:
Веры в слезы, слова и улыбки
Вырвать ум мой из сердца не мог.

И душою, судьбе непокорной,
Средь невзгод, одолевших меня,
Убежденье в успех сохраня,
Как игрок ожидала упорный
День за днем я счастливого дня.

Смело клад я бросала за кладом,-
И стою, проигравшися в пух;
И счастливцы, сидящие рядом,
Смотрят жадным, язвительным взглядом -
Изменяет ли твердый мне дух?

Каролина Павлова.

Возвращение в жизнь - не обман, не измена.
Пусть твердим мы: "Твоя, вся твоя!" чуть дыша,
Все же сердце вернется из плена,
И вернется душа.

Эти речи в бреду не обманны, не лживы,
(Разве может солгать, - ошибается бред!)
Но проходят недели, - мы живы,
Забывая обет.

В этот миг расставанья мучительно-скорый
Нам казалось: на солнце навек пелена,
Нам казалось: подвинутся горы,
И погаснет луна.

В этот горестный миг - на печаль или радость -
Мы и душу и сердце, мы все отдаем,
Прозревая великую сладость
В отрешенье своем.

К утешителю-сну простираются руки,
Мы томительно спим от зари до зари...
Но за дверью знакомые звуки:
"Мы пришли, отвори!"

В этот миг, улыбаясь раздвинутым стенам,
Мы кидаемся в жизнь, облегченно дыша.
Наше сердце смеется над пленом,
И смеется душа!

МАРИНА ЦВЕТАЕВА.

Моя девочка – осень…

А.С.

Ты, приемная матерь, Осень,

Заходясь в истеричном стоне,

Твой ребенок, рыдая, просит

Приютить его на ладони.

В полуобмороке кружила

И бежала, от слез маня.

А потом октябрем задушила

Пепел листьев – меня, меня!

Терпкий запах твой предосенний

Я без спроса сама взяла.

Оттого твои пестрые тени

Меня ранили, как игла.

Я училась мириться с болью,

И не таять на фоне стен.

Оттого серо-желтой солью

На ресницы осел твой тлен.

Я ребенок твой, млечная Осень

Примирись с этим в смертный час.

Пусть прохладная гладкость сосен

Оттенит мой пустынный глаз…

Настроение сейчас - впечатляюще

Поручик Лермонтов. Полковая разведка.
Внимательный взгляд чуть прищуренных глаз.
Чеченским выстрелом хрустнула ветка;
Холодные звезды, дорога, Кавказ.
Костры отдаленные, песни солдатские,
Разлитый в дурманящем воздухе мед...
Но вот кто-то новый, в мундирчике статского:
"Мне нужен Лермонтов. Пусть войдет.
Вы в красной рубашке? С распахнутой грудью?
Ужели смерти искали взгляд?
Ведь знали: конница и орудия
От пули в спину не защитят...
Поручик Лермонтов, толкуют разное.
За что вас все-таки? Прошу как друг...
Ах, горы любите? А не опасно ли?
Что?! Не опаснее, чем Петербург?!!
Шутить изволите? Напрасно, душенька:
Гусаров-ухарей не долог век.
Не вы ль тот юноша... ну, что про Пушкина?
О... Вы отчаянный человек!
К тому ж поэт. Ну и пели б всласть себе
Про очи томные да нежность рук.
А то вдруг на тебе: конфликты с властию...
Vous comprene moi, мой юный друг?
Вам, может, хочется - весь век в изгнании?
А чтоб покаяться - так недосуг?
Идите... душенька..."
В глухом молчании
Снял шапку белую седой Машук.

Андрей Белянин