«Да простят мне Бог и Ваше чувство меры –  от которого я так безмерно страдала! – непомерность сравнения».

М.И. Цветаева

Я безмерной была… Но какою ценой!

А теперь – ру'ки за' спину, сжатые губы. 

Привыкайте ко мне – к непохожей, иной –  

Молчаливой черни'це с глазами Геку'бы.

P.S.:

Скоро кончится – чую –  всё сгинет назад.  

Вы меж мной и «другой» не распяты. А ныне

Ваше сердце и Бог меня даже простят.

Я желаю Вам счастья –  в «златой середине»!

Татьяна Аккуратова.

Шаг в пропасть!

И горло - ссадина

(Слишком громко сказать хотела),

Что знакома мне каждая впадина

Твоего сокровенного тела.

Имя в сердце,

а в письмах - смазано

(Ритуалы смешно беречь!)

Ты – моя! И этим все сказано,

Запечатано воском свеч…

Не нуждаюсь в хваленой дружбе
В Вашей! (Какой почет!)
Я забыла,
У Бога на службе,
Вы, кажется, ждете счет?

Что, беспокойство о добрых делах
Перед кончиною посетило?
Прежняя лживость –
Нынче лишь страх...
Вас не излечит мирра!

Годы следили за Вашим лицом,
И - срисовали душу.
Каждый Ваш мускул
Изрезан Творцом,
Это – осколки стужи.

Все, что талантом Вашим цвело
Вьюгой предательств сметалось.
Гении часто пробуют зло:
Ваши уста пропитались

Бесчеловечною скверной связав
Верность и нежность
(что это? - малость!)
Быть одинаковой в мыслях, словах
Вам никогда не случалось…
______________

Светлой Марией хотите уйти,
Душу теперь продаете…
Что же Вы все не поймете,
В рай Вам уже не войти!

Настроение сейчас - ликую!

Не секрет, что друзья не растут в огороде...(с)

А еще то, что я давненько не пишу стихов. Как однажды уже было сказано, то ли от повседневных забот, то ли от хорошей жизни.

И странное дело - появилась Муза, которая меня разбудила.

Татьяна удивительным образом сочетает в себе серьезного налогового капитана и хрупкую нежность поэтессы. Так что, умолкните шовинисты, ЕСТЬ ЖЕНЩИНЫ В РУССКИХ СЕЛЕНИЯХ!

Теперь же о главном. Она написала мне стихотворение, которое, собственно, и "разбудило". Что ни говори, а приятно!

Моя душа не в шахматной огранке –
Лишь грубый скол.
Люби  меня с обугленной изнанки –
Во весь глагол!
Ты согревалась теплокровной дивой,   
Взрывала «тол»…
А я бывала меньше чем правдивой,
Писала в стол…
Но мы с тобой играючи страдали
И шли на грех!
Читай меня не по диагонали,
Как прочих тех. 

P.S.:
Нет, я не златоцветная, Хрисанта –
Чернее смол.
Твоя душа в огранке бриллианта!
Моя – лишь скол…

(Хрисанта – имя, в переводе с греческого означает «златоцветная». А еще - перифраз моей фамилии)

Ну и как тут устоять, а?))

Вот и получилось у меня:

…А солнце приближается к нулю и смерть уже шмонает всех на входе… И в этом беспощадном хороводе, я, успевая, только говорю: «Кино и немцы…
я тебя люблю…»
Далёкий свет заточенной звезды, так - по горошку в каждое окошко
накрошит. Небо… брось свои бразды… чтоб как-то быть… не портить борозды… по разному – и долго и немножко. По левой и по правой… пары щёк вполне хватает, чтобы расплатиться, потом в награду – над письмом склониться: «С любовью, /дата подпись/ и ещё…»

Я спрашивать хочу, не отвечать… Пугать страшней, чем плакать и пугаться, болеть от вентилятора, скучать, в глухом хвосте очередей теряться, чтоб вдруг, как пёс, подорванный на свист Хозяина, не вывернуться ловко… /здесь не причём – удача и сноровка и мало помогает перековка… и кальций… и алтейка… и морковка…/
Уходит дар. Седеет пианист.
На тумбочке вспухает полировка…

От безразличья – плакать? Психовать? В режиме: «мало… мало… мало… мало…». Горит ночник и слабого накала хватает только чтоб не растерять углов, а дальше все, как и бывало…
Впитавшую и жизнь и смерть кровать не удивишь пуховым одеялом.
Лелеять…?! Перекладывать вину?! На мифы и легенды… и приметы… Так заново не полюбить жену, хотя роднее никого и нету, а значит рок уже оповещён и по сараю – «не было» и «было…»
Вспухает фиолетовым чернило: «С любовью… /дата подпись/ и ещё…»

Ну, некому прийти, сказать: ПОРА! Угомонитесь, песни ваши спеты!
ВСЁ ПЛОХО.
ДА!
Согдийская жара…
Неурожай ни памяти, ни лета…
Неймётся? Так приляг себе и спи…
-
/как совесть и как тузик на цепи,
когда жара и некого облаять…/
-
Но вечно ждёшь… ждёшь, то чудес, то мая…
Какую здесь копилку не копи, а спросят, ты – свободен? Ты крещён?
Ты беден? …ну и всякого до кучи…
Мой листик в лёгкий самолётик скручен…
-
                                          С любовью, /дата подпись/ и ещё -
свалить бы далеко… аля-улю… Полгода жить на проданную почку…
Полгода, это – как? Не в одиночку?
Кино и немцы….
-
Я тебя люблю.
/и в принципе, на этом можно точку/

Ленка Воробей - русская поэтесса

На мой взгляд это лучшая трактовка смыслов Франца Кафки.

__________

«Писатели мелют вонючий вздор» (Ф. Кафка. «Дневник»)
_____________

…и вдруг понимаешь что все это бред и затравка
фальшивое эхо вторичные признаки жлобства
что самая подлая самая страшная кафка
как раз и порылась во тьме твоего стихоплетства

а лучше б не рылась а лучше б сидела бы дома
авось бы осталась пушистой да белой да славной
моргала б себе из семейного фотоальбома
торчала б себе на страничке какой-нибудь главной

как все изменилось в момент непростого движенья
не я ли вчера все курила и все хохотала
мол стихосложенье не боле чем стих-осложненье
противная кафка тебя только мне не хватало

вот так заведешься на что-нибудь с пол-оборота
вот так поведешься  на чью-нибудь строчку как в танце
и вдруг понимаешь что жизнь ни в какие ворота
и черная птица уселась на голову франца

и вдруг понимаешь как все это мерзко и сладко
что рифмы обрыдли и синтаксис требует правки
и вдруг понимаешь что все это в сущности гадко
и нет ничего кроме злобной и мелочной кафки

что гмюндские ночи уже протекли на страницу
что все не свершится – лишь самое главное точно:
ушедшая клетка найдет свою черную птицу
покуда писатель в борделе по вызову срочно

решает проблемы такие что нам и не снилось
и дай нам господь не приснится отныне и присно
и вдруг понимаешь что главное  то что свершилось
когда-то зачем-то ненужно и бескомпромиссно –

как вечное эхо как выбросы протуберанца
как письма к Фелице невротика недоарийца

и черная птица свалившись на голову франца
прокаркает:
 
дайте
мне смерть
если вы не убийца

АВТОР Наталья Воронцова-Юрьева

Мы поднимаем бокалы за Вас, Николай Степанович! Спасибо что жили и творили!

ПАМЯТЬ

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.

Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.

Дерево да рыжая собака -
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.

И второй... Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь - его подруга,
Коврик под его ногами - мир.

Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.

Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.

Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.

Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.

Я - угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.

И тогда повеет ветер странный -
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.

Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.

Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.