Способность открыть глаза.
Автор .:Harlequin:.
Heu quam est timendus qui mori tutus putat...
Тот страшен, кто за благо почитает смерть...
Внизу проезжают машины, ходят, кутаясь в дождевики, унылые люди, озираясь, пробегают ободранные собаки. Вниз падают капли дождя. Улица полна жизни, тёмной и таинственной, жестокой, и восхитительной в своей жестокости.
Внизу бегают пожарные, суетятся зеваки, ухмыляются лужи и плачут фонарные столбы. Внизу ходят те, кому безразлично то, что не безразлично тем, кто выше.
...По крыше с кошачьей грацией метнулась закутанная в блестящий от струй дождя плащ фигура. Именно она привлекает внимание тех, кто смотрит на неё снизу. Одни хотят помочь, другие - насладиться зрелищем. И те, и другие в данном случае безразличны. Прыжок на водосточную трубу... моментальный разворот в воздухе. Нога мягко касается настила крыши. У зевак сдают нервы. "Стражи закона" яростно разгоняют толпу, мешающую проезду автомобилей. А человек на крыше продолжает двигаться. Создаётся впечатление, что он уворачивается от струй дождя. Или струи дождя огибают его.
Музыка крыш продолжает звучать. Тело словно застывает в последнем аккорде. Его сотрясает дрожь. Страх и адреналин бьют в голову почище любого вина. Кажется, ещё миг - и он прыгнет в... Короткий перелёт до следующей крыши и всё повторяется заново. Ноги скользят по мокрому настилу.
Сзади хлопает чердачная дверь. Человек на миг замирает, потом просто садится, подобно химерическим демонам на карнизе справа и слева. Время и место не имеют значения - он просто смотрит вниз, не обращая внимания на стекающие по лицу и спине струи воды.
Существо в похожих одеждах медленно подходит и садится рядом. Лицо на удивление спокойно, повернув голову он замечает это. Она знает, что он никуда не собирается прыгать, а просто играет с жизнью. Потому что иначе жить скучно.
Почти безупречные губы девушки слегка искривляются в усмешке. Без слов понятен смысл непроизнесённой фразы. Он улыбается в ответ, достаёт что-то из кармана и кидает вниз. Колода карт рассыпается посреди полёта, вместе с дождём осыпая собравшихся внизу людей ворохом бесполезных символов, которые иногда значат больше, чем ничего. Отражённые в глазах обоих струи воды в свете молнии взрываются миллионами маленьких вселенных.
-Почему большинство толпы не умеет жить? - холодно звучит надменно-горделивая фраза. - Это же так интересно...
-Каждый живёт по своему... - следует ответ. - их это полностью устраивает.
-Может ты и права. Мне нет дела до них. Они идут по протоптанным дорогам, а я по тропам, уходя и с троп тоже.
-Может, поэтому ты мне и нравишься...
Последнюю фразу встречает молчание. Они оба знают ответ на неё. Глаза человека вспыхивают страстью, губы искривляются в усмешке. Усмешка переходит в восклицание.
-Когда ты говоришь мне это, кажется, я могу свернуть горы и поставить мир с ног на голову.
-Чей мир?
-Свой. Только две жизни порой сливаются воедино.
-Бывает, и не только две...
-Да, - усмешка уже холодная - у них - одна на всех.
-А у нас?
-Нашим - ещё суждено слиться.
Прыжок на соседнюю крышу. Прыгают уже двое. Он тихо подхватывает её, ещё не успевшую обрести равновесие, и медленно тянет на себя. Девушка слабо сопротивляется, но потом затихает, завороженная взглядом. Они медленно отступают в темноту под арочными сводами чердаков.
Ветер убаюкивает ставший одиноким дождь.
-Дай им побыть одним.
Дождь стучит по крышам всё сильнее и яростнее...
Пять лет прошло с тех пор, и мир успел измениться, хотя не каждый ощущал это. Он шёл по улице. Колючая метель упорно била в лицо, словно над ним насмехалась сама Ледяная королева. Много времени прошло с той осени, сумасшедшей и наполненной какой-то странной энергией.
Он встрепенулся, стряхивая снег с волос и плаща. Мимо промчалась какая-то машина, при свете тусклых жёлтых фар снег искрился, подобно рою волшебных огней, хаотичному и непредсказуемому. Старые, жёлтые громады зданий выплывали из пелены снега как огромные, усталые титаны, держащие небо, которое уже начало осыпаться на землю. Изредка встречались горящие глаза окон. В час ночи на улицах было тихо, лишь свистела метель. Снег, подобно чуждому белому туману, стелился по дороге. Навстречу снова шла она. Он пожал плечами, хотя взгляд был отнюдь не равнодушен, хотя и искрился по-другому, чем прежде. …И остановился, неподвижно застыв.
-Здравствуй… - слегка улыбнулась она.
-Моё почтение, госпожа - поклонился он, не упустив возможности поцеловать её руку.
-Торопишься?
-Не знаю…
-Я тоже…
-Странный разговор…
-Какой есть. - она подняла взгляд к его глазам и поспешно отвела его.
-Ладно… я пойду.
Налетевший порыв ветра кинул ему волосы на лицо. Он развернулся и пошёл дальше, не замечая их. Потом оглянулся… Она быстрым шагом удалялась в сторону метро, стряхивая снег с плаща. “Какого чёрта?” - ноги несли его по дороге обратно. Той самой осторожной походкой охотящейся рыси, которая когда-то удивляла тех немногих, кто удостоил себя чести звать себя его другом. Холодная, бушующая белизна дороги слепила глаза, плащ путался под ногами, мешая бежать, сапоги вязли в снегу. Голову раскалённым обручем опутал хоровод мыслей. В висках стучала тяжёлая кровь.
-Где она? - он остановился, воскликнув в недоумении.
Улица снова была пуста… Дома равнодушно смотрели на Невский. Где-то там свистел ветер над застывшей, почти умершей водой канала. Только над самой землёй кружилась в холодной метели брошенная кем-то пачка сигарет. Он поднял коробку и улыбнулся - “её любимые…” И побежал дальше.… Проклиная себя за это.
...Шаги гулко отдавались по пустынным улицам. Слушая свой бег, он задумался. Сознание словно отделялось от тела, уходило на второй план. Его начала посещать некая ирреальность происходящего. Мир вокруг выгибался и стонал, разум воспринимал его лишь как форму для ощущений. Ничто созданное. Тело удивительно быстро стало непослушным и чужим, действовало на автомате. Казалось, ещё секунда, и всё будет так, как он захочет. Невидимая стена отбрасывает назад, в реальность. Чертыхаясь, он споткнулся и упал в снег, разбив губу. Рыча, как раненный зверь. Секунда, для того, чтобы встать, мгновение, для того, чтобы перчатка вошла в стекло витрины. Осколки и кровь на изрезанном кулаке. Он побежал дальше. Поднял взгляд и увидел несколько тёмных силуэтов, заворачивающих в подворотню. Скорее почуял - чувство опасности и страх переполняли мир вокруг немым предупреждением. Символика отвращения. Десять метров... пять... два.
Длинная чёрная тень заслонила свет от фонаря. Один из пяти оглянулся, "к чему бы это?" - его переполняло ощущение собственной силы и уверенности, и ещё бы, ведь в этот момент он делал то, что хотел, наслаждаясь собственным превосходством и могуществом. Его чувства вспыхнули и погасли навечно, разорвав мозг вместе с вошедшей в него пулей. Пустота между удивлённых глаз. Остальные оглянулись.
Он отбросил пистолет, с переполнявшей его животной яростью оружие было лишним. Бессмысленным. Дайте нащупать горло... Хруст позвонков второго, так и не успевшего понять, что происходит. Отлетающий к стене третий, до сих пор пытающийся достать что-то из-за спины. Он кинулся на четвёртого, за спиной прогремел выстрел. Страшная боль под лопаткой, глушащаяся адреналином. Дотянуться до горла... Боль притупило странное ощущение, когда пальцы израненной витринным стеклом руки вырывали кадык у врага. Крик, захлёбывающийся в потоке крови. Удар в висок отбросил Зверя к стене, но для четвёртого было уже поздно. Сознание ушло на второй план. Тело само вспомнило былые приёмы. Выбитый ногой пистолет из рук третьего. У них не было имён. У жертв никогда нет имён. Уже с трудом поднимающаяся рука разбивает врагу переносицу. Она уходит в мозг. Когда организму не нужна боль - он избавляется от боли. Природный инстинкт. Быстрый бег и хриплое, прерывистое дыхание пятого. Поступь жертвы. Шаг вправо, поднять пистолет. Последний выстрел. В голову. Он выплюнул кровь и осколки собственных зубов, тяжело опускаясь на снег. Под ним тоже была кровь, своя и чужая. И только после этого он перевёл взгляд вглубь подворотни. Девушка. Она. Разум уже отказывался мыслить односложно, но слов не было. Лишь усталость, почти смертельная, если судить о натёкшей крови. Лишь осколки мыслей, двигающихся медленно, в кровавой пелене.
- Пойдём... - слова давались нелегко. - главное дойти... - голос срывается.
Она кивает. Лицо залито слезами и подтёкшей тушью. Пытается подняться, путаясь в порванной одежде. Ей это всё-таки легче. Они молча доходят до подъезда и исчезают за дверью...
...Он устало опустился на стул, доставая из кармана пачку winston'а. Говорить не хотелось. К горлу подступил комок, мешающий даже вздохнуть. В голове крутились обрывки мыслей, бессвязные и хаотичные. Она села напротив, опустив голову, отведя взгляд и нервно теребя порванный рукав плаща.
-За что? - он всё-таки смог выдавить из себя пару слов. Рука с так и не зажжёной сигаретой дрожала.
Она подняла взгляд и удивлённо вскрикнула.
Он усмехнулся.- "Только заметила..." Под стул натекло уже достаточное количество крови, тяжело стучащей в голове. К нему начала возвращаться боль, отдающаяся в каждой клетке тела ритмичным постукиванием пульса.
-Снимай одежду. Бинты есть? - она резко встала со стула, с трудом сохраняя равновесие.
В нём ещё были силы, чтобы кивнуть на ванную, перед тем, как упасть. Сознание зазвенело струной и померкло, отправляясь в тёплые и гостеприимные объятия забвения... Сигарета покатилась по полу.
Ему снилась пустыня, если это можно было бы так назвать. Бесконечная бетонная равнина, где изредка попадались сгоревшие, разрушенные строения, наполовину занесённые песком и пеплом. Равнина идеально ровная и жестоко-безупречная. Хотелось пить, язык распух, отказываясь двигаться и прилипая к нёбу. В рот, нос и уши забивался вездесущий пепел. Не было сил идти, он упал на колени и пополз вперёд, не оставляя за собой следов. Двигаясь, непонятно зачем и непонятно куда, влекомый лишь сутью жизни - движением. Потом замер. Отказался и сдался. Игра окончена. Голова опустилась на равнодушно-раскалённый бетон.
1
...Сколько он пролежал, день, час, год? Лёгкое дуновение ветра заставило его снова открыть глаза.
Свет... Он с трудом повернул голову. Свет, серебристый и чистый, вместе с тем тёплый, без жестокости повисшего на горизонте жёлтого солнца. И отнюдь не равнодушный. Свет обволакивал хрупкую фигуру, стоящую метрах в десяти от его головы. В слепящем сиянии с трудом угадывались утончённые черты лица, вечно печальные глаза, такого же серебристого цвета, и слегка заострённые уши, не совсем правильной формы, едва заметные в переливах золотистых волос, легко и невесомо опускающихся до самой земли. Волосы составляли единственную её одежду, за исключением... Фигуру обнимали крылья, белоснежно-ажурный полупрозрачный, точнее, постоянно меняющий очертания саван, в котором, однако, можно было угадать изящные переплетения мышц под трепещущими перьями. Вокруг ощущалась странная аура силы и... милосердия? Почему-то он знал её имя... Керос. Ангел сострадания. Вечной грусти и безудержной тоски. Самого светлого в страдании. Самого красивого в печали.
Она и сама была прекрасна - сказать это - значит не сказать ничего. К ней нельзя было прикоснуться, чтобы не испортить безупречность. На неё тяжело было даже смотреть, человек потерял возможность видеть прекрасное откровенно и с чистым сердцем. О ней тяжело было думать, мысли что-то останавливало.
Керос распахнула крылья, казалось, они объяли всю землю, пространство вокруг. Она подошла, а он зажмурился. Она коснулась его, а он вздрогнул, точно от боли. Он почувствовал прикосновение к собственным губам и открыл глаза. Она поцеловала его, а он закричал. Беззвучно, ибо сам воздух не мог допустить того, чтобы ангел был потревожен. Печаль в её глазах каждый миг наполняла его страшной болью, которой он с радостью предался бы навечно. Только бы видеть этот взгляд каждый миг своей жизни. Он ослеп в восхищении...
И открыл глаза. На губах ещё сохранялся вкус поцелуя. Его собственная комната показалась ему серой и тесной. По щекам текли слёзы, а губы шептали: "Керос... Керос...". Чья-то рука легла ему на плечо, тревожный голос что-то спросил, он продолжал шептать. Какое ему дело до...
Сознание возвращалось вместе с болью. Всё тело горело, горечь в горле заставила его закашляться. Подушка, положенная ему под голову была мокрой от слёз и крови. Руки дрожали когда он поднял их к лицу, восстанавливая зрение. Он попытался подняться и снова провалился в забытье...
И лишь гораздо позже он очнулся, не застав в квартире её. Была лишь пустота и тишина. Ирреальная свежесть, как будто находишься в больничной палате. Чистота и холодная белизна, доводящая до безумия. Лишь много позже это безумие станет понятным и знакомым, он сроднится с ним, став его частью и вспомнив своё имя. А пока остаётся только жить и заполнять горькую пустоту внутри себя терпким пеплом скуки и алкоголем. Но оставалось немного. Месяц, два, три...
Три месяца спустя он снова стоял на карнизе, ловя бесчисленные отражения собственной печали. Город мерцал единицами жёлтых, равнодушных огней, светивших для тех, кто знал, для чего они НА САМОМ ДЕЛЕ светят, хотя самим огням не дано было это понять. Он пока не собирался прыгать вниз, просто ему хотелось почувствовать свободу ночи, её объятия и её поцелуи. Ему казалось, что весь мир вокруг - нереален. Тяжело назвать реальностью то пространство, в котором от тебя не зависит, куда ты идёшь и что делаешь. Хотя в ней и нельзя назвать что-либо случайностью. Он занимался любовью с ночью вокруг, и она тихо шептала ему на ухо слова, ничего не значившие и в то же время задевающие за живое.
Один к двум, степень шестьдесят три... ты прыгнешь вниз.
Один к двум, степень три тысячи, девяносто два - избранный путь.
Один к трём - ты задумаешься над этими словами...
Бессмысленные потоки цифр, но каждая что-то для него значила. Бессмысленный город с нелепыми огнями. Закричишь - и твой крик разбудит соседей, но никто из них даже не задумается о том, откуда этот крик вырвался и почему. Всего лишь поймут источник волнового атмосферного колебания, называемого физиками звуком, и исходящего из... горла нарушителя спокойствия. Любое тело стремится к состоянию покоя. Но не любой крик выходит из горла.
Он закричал, чтобы проверить...
Огни мигнули, дома начали просыпаться. Дома зашумели, выражая своё недовольство. Дома открыли глаза, искавшие фигуру на карнизе. А найдя пошептались, и снова уснули. Саркастическая усмешка заиграла на его губах. Плечо ещё ныло, но пуля сейчас была не в нём, а болталась на шее. Она не захотела его убить, она лишь напомнила ему, что он смертен. Он поблагодарил её за это, повесив на шею, а она платила ему тем, что каждый день говорила о том, что она или её сестра могли бы принести.
А за его окном, погасшим и умершим четыре минуты назад тихо нашёптывали колонки.
Многое неверно. Мысли наполняли голову, разбегаясь в окружающий мир подобно галактикам, и сияя также. Казалось, они светятся в глазах, нужно лишь уметь увидеть...
...но лунный бич ударил меня по рукам
по ногам хлестнула звездная плеть
и я понял что мне никого не догнать
и я понял что мне слишком поздно лететь
и в этих окнах что прежде были пусты
я вдруг увидел глаза устремленные вверх
ловящие свет одичалой звезды
в ответ на ее несмолкающий смех
и каждый из них шептал другое имя
каждый из них хранил свою печаль
но мне казалось что я делю вместе с ними
одну и ту же звезду бегущую вдаль...
Не то... совсем не то. Всё было совсем не так. Но это не мои слова...
Он нахмурился, пытаясь вспомнить, чей это афоризм. Но не смог. А может и так, надо просто уметь видеть? А зачем уметь видеть, если можно чувствовать? Зачем слышать, если можно знать? Зачем жить, если можно... может, если найти альтернативу жизни, то... всё упирается в тупик. До сих пор недостаточно данных для разумного ответа. Он улыбнулся. А кто сказал эту фразу?
Он вернулся обратно, в тёплый и уютный полумрак собственной квартиры. Обулся и накинул плащ, взял ключи, документы и деньги. Подошёл обратно к окну и прыгнул вниз...
Был всего лишь третий этаж и это не в первый раз - спускаться подобным образом. До ближайшего открытого бара было минут пятьдесят пешком. Он поймал машину.
- За полтинник до...
- Без проблем.
- Смотрю, у тебя крыло помято. Недавно в аварию попал?
- Да... Какой-то мудак подрезал и затормозил. В кювет улетел... Но пару тысяч он заплатил, к тому же машина застрахована. Обошлись без ментов.
- У тебя курить можно?
- Только окно открой...
К "Бастиону" подъехала "девятка" из которой вышел человек в плаще. Впрочем, вокруг было не так много народу, чтобы это увидеть.
Он поднялся по лестнице в небольшую комнату со стойкой, подошёл к стойке и сел, немного рассеянно. В соседнем зале, на пластиковых серых стенах, создававших иллюзию камня были фрагменты баталий времён войны с Наполеоном. На потолке на цепях висело большое деревянное колесо. Из колонок доносились эфирные мотивы Dead can Dance.
- Слушаю вас?
- Пару-тройку стаканов бурбона получше, - лёгкая улыбка.- в такую ночь так и хочется напиться...
Бармен пожал плечами и отправился к холодильнику, явно не составив хорошего мнения о посетителе. Но тому явно было всё равно. Он оглянулся и начал рассматривать публику.
В углу сидел, иногда прикладываясь к стакану с сомнительным содержанием, длинноволосый неформал, чем-то похожий на него самого, иногда бросая подозрительные взгляды на помещение, словно чего-то боялся. У стойки смеялась бессмысленным шуткам пара девчёнок попсовой наружности и легкомысленного поведения. Он удостоил их всего одного, презрительного взгляда.
А потом направился в соседний зал и сел за угловой столик. Ярко алая скатерть напоминала ему о прошлой недели, он вздрогнул. Достал из стакана на столе пару зубочисток и начал задумчиво перебирать их в руках, вспоминая...
Четыре недели назад в дверь постучали. Он открыл. Там стоял Игорь, как обычно... нет, не как обычно, но всё же докуривая сигарету. Пустая пачка "Парламента" валялась неподалёку.
- Здравствуй. Заходи, давно тебя не видел.
- Привет. Слушай, у меня проблемы...
Он удивлённо уставился на фигуру, маячившую в дверях. Это было непохоже на Игоря, так сразу, без разговоров, переходить к делу. Но, посмотрим. Какой-то червячок сомнения грыз его изнутри. Тревога, родившаяся в глубине души. Они зашли на кухню и сели. Из холодильника на стол перекочевала бутылка коньяка.
- Рассказывай. - глупо было терять время.
- Три недели назад мне срочно понадобились деньги...
Он промолчал. Не в его правилах было задавать лишние вопросы. Как, впрочем, и давать бессмысленные ответы. Хотя его ответы, в которые заложен какой-то смысл не всем дано понять.
- Некуда было пойти, не у кого взять. Мне пришлось стащить из общака. Я знал, на что иду и чем мне это потом обернётся.
- Сколько?
- Сто тысяч... Потом они нашли пропажу и знали, кто взял. Мне дали неделю, чтобы вернуть деньги. Осталось четыре дня.
- А у тебя ещё что-то осталось?
- Тысяч тридцать, наверное.
- Если не сможешь достать деньги, вали за границу, это всё, что я могу сказать.
- Я не знаю...
- Ваш бурбон.
Он вздрогнул и поднял глаза на официантку.
- А неделю назад я узнал, что его пристрелили. Свои же...
- Что, простите?
- Ничего. - почти сквозь зубы.
Официантка удалилась, пожав плечами и качнув бёдрами.
Выпив вина, он почти не почувствовал вкуса. Хотелось напиться, чтобы жизнь не казалась такой безвкусной.
Кто-то подошёл, и опустился на стул рядом, внимательным взглядом уставившись в лицо.
- Чего надо? - фраза со вздохом, в котором явственно чувствовался привкус ненависти.
- Мне от тебя - очень многое. Впрочем, ты поймёшь это гораздо позже.
Удивлённо подняв взгляд на собеседника, он ощутил сначала слабый запах каких-то трав. Сразу же пришло в голову какое-то название. Мирра. А с ним он ощутил и иной запах - запах смерти.
Фигура в чёрном балахоне сидела на стуле рядом. На столе стоял древний, обшарпанный сосуд, из которого незнакомец наливал в стакан красноватую жидкость. К стене за спиной была прислонена коса.
- Монастырское сливовое вино, половина тысячелетия выдержки. Впрочем, что для меня полвека? Мгновение... Попробуй, вместо той бурды, которую пьёшь.
Потрясённо пытаясь собраться с мыслями, он кивнул.
- Вероятно, спрашиваешь себя кто я такой, чтобы разгуливать по улицам города в одеяниях смерти. - с чувством произнесла Смерть, поднимая стакан.- Ты всё узнаешь очень и очень скоро. Но сначала выпьем. Итак, тост...
Везде, куда не может достать рука человека, от бескрайних просторов разбегающихся вселенных, до мельчайших тахионов пространства, существуют всего два закона. Время и смерть. Любой закон кроме этих можно подправить, изменить или в крайнем случае нарушить. Все, кроме как перевернуть золотые песочные часы с серебристым порошком внутри, и остановить руку с косой. Так выпьем же за то, мой друг, чтобы рука с косой никогда не ошибалась, а часы пореже переворачивались, хотя смертным это видеть и не дано.
Смерть осушила бокал до дна. Сидеть рядом с ней было не очень уютно.
- Итак, человек. Пришёл я не за тобой. Просто там, наверху, колода карт Земли пришла в движение, и пришлось НАМ обратить на неё внимание.- Смерть говорила медленно, словно для неё непривычно было подбирать выражения, понятные для него. - весь ваш мир пришёл в движение, и нужно навести в нём порядок.
Он вздрогнул. И сойдут на Землю легионы адские, и вести их будут четыре всадника, перед ними же скакать будет сама Смерть.
- И что же тебе от меня нужно?
- Твоя судьба. Ты должен стать моим косарем.
- Научиться убивать так, как убиваешь ты?
- Научиться давать душам покой, ибо нет большего зла, чем неупокоенная душа во плоти.
- Кажется, мне уже хватит пить. - произнёс предречённый косарь, вставая и направляясь к выходу.
- Тебе всё равно от меня никуда не деться. - пожала плечами Смерть.- но ты можешь для начала отомстить за смерть своего друга. Люди не будут для тебя преградой.
Он остановился. Смерть явно знала, чем его зацепить. Впрочем, Косарь давно уже разучился удивляться. И научился разбираться, где правда, а где вымысел.
- Как?
- И оружием его будет милосердие, граничащее с кровожадностью, и бронёй его будет воля его, отражённая в безвольных глазах, и рукой его будет править смерть, другой же - жизнь. Сам для себя Косарь, и сам для себя - Сеятель.
- И?
- И ничего. Можешь идти. Только возьми это...
Смерть протянула ему небольшой кулон. Диск, по краям которого сидели три паука и пряли сеть, оплетающую его. В сеть была впутана человеческая кисть. Рука скелета.
Он взял амулет, опустил в карман, развернулся и вышел. Всё казалось сном...
Но придя домой, через N-ное количество часов он открыл глаза.
Он открыл глаза.
Открыл глаза...
Глаза!!!
Яркий свет в глаза и фигуры в белом. Белые лица и белый потолок.
Он открыл глаза.
Белый потолок собственной комнаты. Едкий запах гари и шум машин на улице. Сожжённый листок бумаги в пепельнице. Смерть, стоящая у изголовья кровати.
- Ты за мной или со мной?
- Я всегда с тобой и иду за тобой, просто ты меня не замечаешь. Я - твоя душа.
- Что вообще происходит? Я медленно схожу с ума?
- Тогда бы я выглядела по другому. Гордись, не каждому дано при жизни говорить с собственной душой, а после смерти слиться с ней.
- Ну ладно, тогда ты не будешь против, если я не буду обращать на тебя внимания?
Не дожидаясь ответа он встал и побрёл на кухню. Голова трещала по швам разбитого алкоголем черепа. Её он и подставил под струю грязно-жёлтой воды из-под крана. Стало заметно лучше. Осталось избавиться от едкого привкуса во рту и в желудке. Последняя бутылка пива в холодильнике. Брррр... Воздух ударил по ушам телефонной трелью и, одновременно, звонком в дверь. "Кого ещё нечистый принёс в мою берлогу?" В телефонной трубке многозначительное молчание. За дверью ОНА.
- Угадай, кого первого тебе нужно убить? - прошептала на ухо Смерть.
- Здравствуй. - сказала ОНА.
- Почему меня никто не может просто оставить в покое? - ответил он им обеим.
Смерть замолчала. ОНА удивлённо подняла брови.
- Ладно, проходи... Чувствуй себя как дома. Как у меня дома. - раз уж одним собеседником стало меньше, ещё можно терпеть.
- Ты сегодня какой-то странный.
- Видимо потому, что меня окружают только странные люди.
- Это рок, карма или судьба?
- ЭТО моя смерть, которая называет себя моей душой. Впрочем, не обращай внимания.
- Многозначно...
Он усмехнулся. Куда уж там ей понять. Только не сейчас... не сегодня... даже не завтра... никогда. Поднял с пола почему-то опрокинутую табуретку, и сел , пытаясь не обращать внимания на звон в ушах.
- А я тебе кое-что принесла. - нарушенное молчание заставило его вздрогнуть. Нельзя так глубоко погружаться в себя.
- Ну, покажи... Хотя нет, только не сейчас. Подожди пару минут. Он отключился на пару минут, пытаясь избавиться от головной боли. Не впервой.
...Память возвращалась как всегда неожиданно. На этот раз далёкого прошлого.
Декабрьская ночь в Питере. Сильный и ледяной северный ветер шутя играл мертвенно-бледными массами снега в воздухе. Здесь, на поле, он чувствовал себя крошечным созданием на дне океана, где подводные течения несут над головой огромные массы планктона, а в темноте скрываются неведомые и гигантские создания, почти невидимые тучи в чёрном небе над головой подобно брюхам китов, необычайно плавно и грациозно передвигавшихся для своего массивного тела в подвластной им среде. И песчинкой в пустыне застывшее посреди этого хоровода гигантов тело. Казалось, подводные течения вот-вот сорвут его с места и унесут в бездонные, скалистые пропасти дна, никогда не чувствовавшие на себе солнечного света и человеческого взгляда. Свет фонарей вдали - фосфоресцирующие части тел, а может быть, глаза подводных хищников. Скала асфальта под ногами - последняя зацепка посреди бескрайней снежной равнины, за которую ещё можно уцепиться в игре гигантов...
- Ты в порядке? Две минуты прошло.
- В полном. - Он удовлетворительно вздохнул. Голова прошла. - Ты никогда не задумывалась, почему люди привыкли чествовать свою гордыню? Одни гордо заявляют,- он бросил взгляд на прихожую.- "Мы - неформалы. Мы такие потому, что свободны. Мы выше остального человечества...". Другие гордо именуют себя человечеством. Третьи гордятся тем, что они такие, какие они есть, отстаивая свои права подобно шакалам, бросающимся на кость. Каждый десятый скажет, что он простой человек и будет горд тем, что он ответил именно так, презрительно отзываясь о всех остальных. Недалёких... Кто-то ставит себя выше остальных потому что успел, по его мнению, добиться чего-то в жизни и это самое главное, кто-то связями, неважно какими. Черви, пытающиеся подстроить под себя естественный отбор.
- Я не согласна. Но, видимо, тебя не переубедить. А чем же таким ты гордишься? Или, по твоей схеме, ты гордишься тем, что ничем не гордишься?..
- Моё поле боя - мысль. Единственное место, где себя не с кем сравнивать. И можно накормить свою гордыню. Посмотри в себя и увидишь, что там всё гораздо интереснее, чем вокруг тебя. Я горжусь тем, что у меня есть то, что не по силам забрать никому. Пока... - он оглянулся, опасаясь встретить взгляд смерти. - способность мыслить не так, как окружающие. Но бывает тоскливо... быть одиноким. Потому что это не мелочь - мыслить по другому.
- Да кто тебе сказал, что ты мыслишь по другому? - она раздражённо нахмурила брови.- любой опытный психолог разложил бы тебя по кусочкам.
- Психология - алхимия современного мира. Математика, где можно доказать, что два плюс два равно одиннадцать. Кто сказал, что нет? А если взять троичную систему счисления? А если мой разум работает в троичной системе, а твой в двоичной сможешь ли ты понять меня? Сможешь только описать мои действия в двоичной системе. Ни один психолог, ни один математик тебе не ответит на этот вопрос. Человеческий мозг не компьютер, в отличии от компьютера он не оставляет чётких границ, он всегда их размывает от плюс бесконечности до минус бесконечности. Возможно всё. Любой ответ. В чём различие мультфильма, где все границы проведены карандашной линией, от фильма, где человеческому глазу границы разглядеть не дано? Если они вообще есть. Бесконечное приближение параболы А к оси координат. Они никогда не соприкоснутся по условию. Я одинок, но я не горжусь своим одиночеством. Я многое бы отдал, чтобы от него избавиться. Избавиться...
- Кажется, после этого мне нечего добавить.
- А мне уже нечего сказать. Пойдём на улицу? Я задыхаюсь здесь...
- Пойдём...- сказала она, но его уже не было в кухне.
Он со всех ног бежал по лестнице, спотыкаясь и почти падая на каждом шагу. Скользя на пустых бутылках и шприцах. Словно боялся не успеть. Опоздание равно смерти. Опоздание на поезд, везущий тебя в собственную жизнь. Распахнутая пинком ноги дверь, кажется, сшибла какую-то старушку, но у него не было времени помочь ей подняться. Его окликнула толпа гопников, но не было времени ответить. По сторонам дороги неслись вдаль деревья и люди. Прочь оттуда, прочь...
Во мне кто-то начал песню.
И не хочет её заканчивать...
Прочь...
Остановись.
Он неподвижно застыл посреди несущейся назад дороги. На него летела птица. Большая и чёрная. Ласкающая крыльями воздух державший. Слишком близко, и смертельно опасно, на такой-то скорости течения времени. Чёрная, как смерть. Как он сам. Как... когда закрываешь глаза.
… Нога упорно давила на газ, словно одеревенев... Под креслом неслись километры асфальта. Взгляд застыл, направленных в одну точку, прикованный к неяркому отблеску кровавого заката на горизонте. За серебристым Феррари мчалась машина с мигалкой. Он улыбнулся. Он вдавил педаль до пола. Организм действовал словно на автомате, руки двигались свободно, и в то же время скованно. Так работает механизм, веками отрабатывающий одно и то же действие. На небо начала стелиться ночь, словно смотришь на свет сквозь чёрный бархат, проколотый во многих местах... "Сегодня ты красива, как никогда"- с сожалением сказал он ей. Тихий, но завывающий рокот за приборной панелью успокаивал нервы. Правая рука автоматически достала сигарету... прикуриватель... Он с наслаждением затянулся, чувствуя, как дым начал расползаться по салону. Впереди стала видна тоненькая ниточка железнодорожных путей. И поезд, мчащийся по ним. Тормозить? Обойдётесь! Феррари взвыл и продолжил набирать обороты. Улыбнувшись, он вспомнил старый анекдот - если ехать на мотоцикле с закрытыми глазами, то проскочишь сквозь сосну. И закрыл глаза.
Яркую вспышку можно было видеть за километр. Горючее вспыхнуло мгновенно. Рядом с заревом Остановилась синяя машина, из неё вылезло два человека в форме, ошарашено смотря на то, что было недавно поездом и машиной. Смертельный, огненный поцелуй лизал небо...
Он открыл глаза... Он ехал по дороге. Нога упорно давила на газ, словно одеревенев... Под креслом неслись километры асфальта...
Тяжёлый вздох... возвращаться назад будет сложнее.
Но он вернулся, твёрдо зная, что ему нужно сделать. Она всё ещё была здесь, мысленно он называл её всё так же, но имя сейчас не имело значения. Пока. Она проводила его удивлённым взглядом, а он лишь шепнул ей...
- Прощай... навсегда прощай.
Молча прошёл в одинокую белую комнату и достал из под шкафа коробку, вытащил завёрнутый в масляную тряпку предмет и бережно, медленно, пожалуй даже слишком медленно положил на стол. Он умел ухаживать за собственным оружием. Матовый ствол револьвера был сегодня слишком холодным для прикасавшейся к нему руки. Но барабан был, как всегда, полон,- он привык доверять собственному оружию. Так же молча он взвёл курок, уже ощущая её усталый, недоумённо-удивлённый взгляд. Повернулся к неуверенно открывающейся двери...
Время превратилось в струну гитары...
Первый лад - открывающаяся дверь...
...И поднял ставшую непомерно тяжёлой руку.
Сегодня она прочитала в его взгляде больше, чем обычно. Больше, чем он отдал ей за всю жизнь. За всю жизнь и за жизнь прошлую.
- Прощай... навсегда. - он только мог видеть, как двигаются её губы, медленно, и так же медленно звучал выстрел.
И вечность между ним и звуком падающего тела.
- Сегодня ты красива как никогда, любовь моя... моё проклятие. - сказал он.
А потом пустил себе последнюю пулю в висок.
Плавно скользящее в ночном небе покрывало, изредка находящее путь вниз - моя одежда. Тихий и спокойный бег реки, быстрые и бурные потоки горных ручьёв, неведомый и опасный подземный поток - мой разум. Огненная буря над лесом, полыхающий смертельным маревом пожар, пожирающий то, что его создаёт - моя кровь. Фальшивые миражи - дрожащее и зыбкое суждение о себе самом. Взгляд мой - моя натура.
И ничто так не меняет человека, не делает ему больше чести и не приносит ему больший позор одновременно, чем способность спустить курок.
Взгляд мой…
Следующий за кусочком металла со скоростью мысли.
Мой мираж…
Последний взгляд на последний путь.
Моя кровь…
Давление пороховых газов в стволе револьвера.
Мой разум…
Бой курантов в песочных часах.
Моя одежда…
Перья, содранные с кровоточащих крыльев ангела.
Способность Открыть Глаза.
Накажи меня, ведь я открыл глаза невовремя.
И молчащее сознание. К чему ему говорить со мной, ведь я открыл глаза.
Почему в моих венах иглы, и капельницы над моей головой, ведь я открыл глаза.
К чему этот назойливый писк в ушах от стоящего в углу прибора, ведь я открыл глаза.
И бинты на моём теле…
И гипс на моём теле…
И чужая одежда.
И чужая кровать.
И чужая комната.
И чужой дом.
И чужой мир.
Мир пригласил меня снова и я его гость.
- Он открыл глаза!
- Он очнулся. Проснись, он очнулся!
- Ты меня слышишь?
И чужие вопросы. Никогда не любил отвечать на вопросы. Только на свои собственные.
- Слышу.
- Ты помнишь, что с тобой произошло?
Смерть, стоящая у изголовья кровати. Яркий свет в глаза и фигуры в белом. Белые лица и белый потолок.
- Помню. - сказала смерть и исчезла.
- Не помню. - поправил он её… Солгав?..
- Вот и хорошо… - успела прошептать смерть.
Жизнь, которую он успел прожить за мгновение моргнувшего века, исчезла.
А до этого мгновения - пришла. Тяжело вспоминать свою прошлую жизнь.
- Ты попал в аварию.
Нога упорно давила на газ, словно одеревенев… Под креслом неслись километры асфальта.
- У тебя была тяжёлая травма. Сложнейшая операция на мозге, осколки черепа пришлось удалять из коры.
Яркий свет в глаза и фигуры в белом. Белые лица и белый потолок.
- Ты сильно обгорел. Врачи говорили, тебя не спасти. Или кома, или смерть.
Смерть… Смертельный, огненный поцелуй лизал небо.
- Как. Меня. Зовут?
- Ты ничего не помнишь?
Улица снова была пуста… Дома равнодушно смотрели на Невский. Память, надиктованная сознанием. Память, нашёптанная реальностью. Сознание - моя реальность. Из подсознания всплывали тысячи имён, лиц, мест, разговоров… Из сознания в реальность - включается та память, которой удобнее включиться. Но которая из них правильная? Что же было на самом деле?
Тысячи имён…
Горгон. Маргоил. Харон. Так его когда-то называли?
Тысячи лиц…
Родители. Друзья. Преподаватели. Коллеги. Врачи.
Десятки лиц…
В круглом, размеченном объективе оптического прицела.
- Кто я?
Тормозить? Обойдётесь! Феррари взвыл и продолжил набирать обороты. На заднем сидении болтался футляр с Несущей Смерть. Он был смертью. Его коса не должна попасть в чужие руки…
Даже если она сегодня выглядит как модернизированная им самим 7.62 СВД.
Кислородная маска на лице. Сознание возвращалась так же медленно, как и память. Так же медленно, как и чувства. И…
- Снимите с меня наконец эту чёртову маску.
Дышать стало значительно легче…
- И дайте закурить…
Смех наполнил комнату и в нём явственно слышалось облегчение. Первое желание человека, вставшего из могилы… Дайте закурить… Но первое желание - закон. Как и последнее.
Маргоил с наслаждением вдохнул терпкий дым. Первый НАСТОЯЩИЙ терпкий дым за…
- Сколько я лежал в отключке?
- Четыре месяца.
За четыре месяца. Ничего не скажешь, теоретически он уже бросил курить. Мёртвые не курят. Умер вместе с природой осенью, очнулся вместе с природой весной.
Закашлявшись сигаретным дымом, от облегчённого смеха, навеянного пришедшей мыслью. Далеко не первой, далеко не последней…
Память…
- А что с девушкой, которая была со мной в машине? - что-то в глубине души забило тревогу.
Многозначительное молчание…
- Ей не сумели помочь…
Он попытался сфокусировать зрение, почти так же, как наводил фокус Несущей Смерть, но голова закружилась. Впрочем, голоса всё равно были знакомые.
- Что мне теперь светит?
- Ничего. Дело закрыто. И не спрашивай, каким образом. Дела просто больше нет.
- А мой гонорар?
- В банке, где ему и полагается быть.
Будет на что купить себе новую машину…
И новую винтовку…
Наверное…
И новую жизнь.
Третью по счёту...