Кем мы только не прикидывались в наших экспериментах — художниками, басковыми и даже журналистами. Настало время взять последний бастион современной культуры и попытать свои силы в шоу-бизнесе.

Как и все хорошие вещи в России, наш проект начался с дружеской вечеринки. Был день рождения арт-директора Влада Рябинина. Находясь в приподнятом настроении, корреспонденты Цыганов и Глушков достали гитару и принялись петь. Услышав эти звуки, главный редактор журнала Алексей Яблоков отдал новоявленному дуэту приказ: пробиться в мир шоу-бизнеса и доложить, как там идут дела.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ХУДОЖЕСТВЕННАЯ
И. ГЛУШКОВ

Отрадно, что коллеги приняли нашу проблему, как свою собственную.
— Вам надо брать актуальные темы для песен. К примеру, про питание, — сказал озабоченный своим весом Андрей Прокофьев. — Я вот тут строчку для вас сочинил: “Ты прости, ты прости, я не ем после шести”.
— На кости, — тут же срифмовал я. — Отбивная, например, на кости.
— Глупо и не смешно.
— А по-моему, смешно, — вмешался Цыганов как равноправный участник дуэта. — Он ей поет: “Ты прости, я не ем после шести. Не готовь мне отбивную на кости — я все равно не ем после шести”. Такой вот он принципиальный. Ты прости, мол.
— А она ему: “Не свисти”. Типа от моей отбивной не откажешься.
Дальше все пошло как по маслу. К вечеру того же дня кроме лирической “Ты прости” мы создали сексуально-брутальный шлягер “Тестостерон”, где нахально выдали вместе с Цыгановым желаемое за действительное. Но пока это был лишь набор нот и слов, а требовалось придать произведениям законченный вид и надлежащий эстрадный лоск. В качестве ориентира были выбраны 80-е — время крашеных челок, синтезаторов-“расчесок” и безвкусицы, возведенной в ранг искусства. С этими идеями в голове и с демодиском я отправился к аранжировщику.

Гражданин Каковкин
Аранжировщик Каковкин был лыс, весел, много шутил и развлекал меня прослушиванием своих предыдущих работ. В почтительном молчании я выслушал имперски-торжественный корпоративный гимн трубопрокатного завода с примерно таким текстом: “Мы наши трубы льем с большой любовью, куем мы мощь большой родной страны!”

Когда дело дошло собственно до музыки, Каковкин начал делать мне какие-то странные и туманные намеки вроде: “Вы же согласны, что у меня должен быть простор для творчества?” Между нами говоря, простор для творчества аранжировщик Каковкин оценил в $250 за одну песню. Под конец он сказал буквально следующее:

— Нужно доверять вкусу профессионала. Вам может что-то не понравиться в моей аранжировке, но это не страшно. Главное, чтобы она нравилась мне. Чтобы с точки зрения профессионала все было сделано правильно.

Я заметил, что со вторым утверждением я и не собираюсь спорить, но мне все-таки хочется, чтобы аранжировка нравилась не только профессионалу, но и мне, тем более что за удовольствие плачу я. Мы провели с аранжировщиком Каковкиным еще несколько подобных деловых встреч и с каждым разом постепенно продвигались к компромиссу. Через пару недель я получил две готовые фонограммы. Теперь предстояло добавить к ним наши с Лехой голоса.

Гражданин Манохин
Чтобы записать голос, я позвонил своему другу Манохину, с которым познакомился, когда работал звукорежиссером в театре. Манохин отреагировал на призыв как профессионал — быстро и уверенно:

— Так, парни. Вы не профессионалы, петь нормально не умеете. В студии всем на вас плевать, отдуете свое в микрофон, заплатите деньги, и вам склеют фигню. А я как раз собрал мобильную студию, хочу писать звезд рок-н-ролла. Вот на вас ее и опробую.

Тут же он начал забрасывать меня совершенно идиотскими, на мой взгляд, вопросами:
— Какой у тебя в ванной кафель? А прихожая прямоугольная или буквой Г? А поглощающие звук бобровые шубы там случайно не висят?

Явившись с утра, Манохин опутал всю кухню проводами, взгромоздил на стол пару-тройку ящиков с ручками, колонки и ноутбук. Потом установил в прихожей (где, по счастью, не оказалось ни одной шубы) стойку с микрофоном, а второй микрофон поставил на кухне. После этого строго подозвал меня к себе и заявил:

— Так, Ваня. Ты теперь Лёхин продюсер. Давай командуй ему в этот микрофон, что и как петь.
И нажал заветную кнопку REC.

Мне понравилось быть продюсером и кричать: “Стоп-стоп-стоп! Ну кто так поет! Все по новой! Давай потише, но чтобы громко было. И чуть помедленнее, только быстро!” Потом мы с Цыгановым поменялись местами, и я поступил в его распоряжение. Работать с ним оказалось тяжело.

— Леха, скажи честно, совсем все хреново?
— Комплиментов захотел? Не дождешься! Пой давай!

И они оба орали мне в микрофон команды, пока я, вживаясь в образ, пританцовывал в тесном коридоре.
— Вообще-то такие люди, как вы, убивают творчество своими экспериментами! — подытожил Манохин, собрал свою технику и ушел.

Через пять томительных дней мы с Цыгановым получили диск с надписью “Ванёк и Лёха Бойс-Бенд”. Под одобрительные выкрики коллег диск был заслушан на максимальной громкости четыре раза подряд.

“Бойс-Бенд” мы решили переименовать в дуэт “Стволы”. И даже придумали для него специальный знак (см. на фото).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ДЕЛОВАЯ
А. ЦЫГАНОВ

По нашей с Иваном договоренности окучивать директоров и продюсеров надлежало мне. Самым логичным, на мой взгляд, было отправиться на радио. Имея на руках два готовых хита было бы просто глупо не наведаться на радиостанцию “Хит-FM”.

Музыкальный редактор Виталий Старых меня, мягко говоря, обескуражил.
— Обычно мы никогда не слушаем присланные записи в присутствии артистов или их директоров. Диск просто оставляется внизу, в ящике с логотипом радиостанции. Потом девочки-секретарши поднимают эти диски на нужный этаж и вручают программным директорам или музыкальным редакторам. И дальше, в зависимости от трудолюбия человека, диск либо слушается, либо сразу выкидывается. Кроме того, специфика нашей радиостанции заключается в том, что у нас новых песен вообще не бывает. Мы ставим в ротацию только раскрученные хиты. А у вас, насколько я понял, еще к тому же и рок-проект…

— Вообще-то не рок. У нас просто проект…
— Да? Ну тогда давайте послушаем.

Виталий запихнул протянутую мной болванку в проигрыватель и романтично закатил глаза.
Из динамиков послышалось: “Ты прости, ты прости…”
— Ты поешь? — спросил Старых. Я кивнул. — На Стасика Пьеху похоже, — улыбнулся он. Но, закончив прослушивание, резюмировал:
— Из этих двух песен наиболее радийная — вторая, “Тестостерон”. Что сделать, чтобы она реально попала в эфир? Да практически ничего. На большие мейнстримовские радиостанции новым группам попасть очень тяжело. Практически невозможно. За последний год нормально раскрутились только участники “Фабрики звезд”. И то они пришли из телевизора, будучи уже популярными. Другой пример — группа “Братья Гримм”. Но к тому моменту, когда они попали на радио, у них уже был продюсер — Леонид Бурлаков. И вам, я думаю, тоже стоит поговорить с каким-нибудь известным продюсером. Он подскажет, что делать.

Розыгрыш
Примерно то же самое я выслушал и от музыкального редактора радио MAXIMUM Никиты Филимонова, который сильно упирал на непрофессиональность записи.

— Короткие песенки… — сказал он деловито, открыв в компьютере программу-проигрыватель.
— Специально делали такие, — похвастался я. — На радио ведь длинные не берут…

— Это, кстати, первый стереотип. На радио берут любые хорошие песни. У нас есть звукорежиссер, который, если что, подрежет. Но не в этом дело. Понимаешь, мы позиционируем себя как рок-радио. А то, что я слышу, — совсем не рок, — мотивировал Филимонов. — Есть конкретные критерии — звучание, как голос прописан. Тут все не то. Послушай MAXIMUM, ты поймешь, о чем я говорю. Конечно, бывает, что неизвестная группа попадает в эфир, но это должна быть по-настоящему хорошая песня. Происходит так: ко мне на стол попадает диск, я его слушаю, понимаю, что это наш формат и отношу пластинку на собрание по новой музыке. А там уже мы коллективно решаем, будет ли она крутиться по радио или нет. В последний раз так произошло с группой “ГДР”. Так что дерзайте, парни.

Совсем уже жестко и не пытаясь устроить будущее группы “Стволы”, меня отшил программный директор “Русского радио” Марсель Гонсалес. Он прослушал песню “Прости” ровно 10 секунд, вытащил диск из лэптопа и с удивлением произнес:

— Я не знаю, как это комментировать. В этой песне даже слов не слышно. У меня такое впечатление, что меня сейчас разыгрывают. Пойдемте, я вас провожу.
И проводил.

“Стволы” и “Звери”
Вот все мне говорили: продюсер-продюсер… К счастью, мое прошлое музыкального журналиста позволило мне пробиться к телу продюсера “Зверей” Александра Войтинского и узнать, что же надо сделать “Стволам”, чтобы влиться в звездную семью.

— Звезда — это сотрудник большой корпорации, где каждый делает свое дело. И сам по себе он ничего не может. Поэтому артисту нужно найти человека, который объяснит, что ему нужно сделать. Этот человек — продюсер, — рассказал о себе Войтинский. — Именно он представляет аудиторию в отношениях с музыкантом. Хороший продюсер — это репетиция встречи с аудиторией. Я слушаю ваши песни и понимаю, какие чувства и мысли они могут вызвать у публики, стоящей как бы за моей спиной.

— А какие чувства и мысли вызывают наши песни?
Войтинский взял болванку, поставил ее в свой лэптоп, с глубоким вниманием прослушал обе композиции и поставил диагноз:

— Если говорить о материале, то песня “Ты прости” — издевательская, неискренняя и ироничная. Лично я противник ироничного жанра. А “Тестостерон” — намного лучше. Она актуальная, она по теме, она веселая… А вот поете вы не очень, ребята. Изначально песня — это брачный призыв. И у здорового самца он должен быть сексуально окрашенным, привлекательным для самки. А у вас голоса почему-то не вставляют. И повлиять на это, боюсь, невозможно.

Почувствовав себя импотентом, я раскланялся. Может быть, чудесные компьютерные возможности современной студии помогут сделать наши с Иваном голоса окрашенными как надо? Я отправился на студию. Директор звукозаписывающей компании, пожелавший остаться неизвестным, был очень мил и предельно честен:

— Моя работа — искать группы, на которых я смогу заработать. Если я подписываю с артистом контракт, я должен быть уверен в том, что у этого артиста есть хотя бы талант. А когда мне приносят диск, на котором записано всего две песни и обе — говно, извините, дел с таким артистом я иметь не буду. Выход — налево по коридору.

Я было совсем отчаялся, но последний мой собеседник — продюсер Виктор Козулин, оказался поразительно благосклонным:

— А что, парни, ничего. Главное — вы же над собой смеетесь. А то у нас все серьезные такие сейчас: “У меня бабло, я крутой, телка ложись рядом со мной”. Пафос так и прет, а вы веселые. Костюмы еще такие напялили, прямо Джордж Клинтон какой-то. И вот это вот “вау-вау-вау” на заднем фоне в первой, медленной, мне нравится. Это мы оставим. Аранжировку, конечно, переделывать надо и писаться по новой. Вы, парни, пока песни придумывайте и звоните мне… ну, скажем, через пару месяцев. И вот еще что: петь научитесь, пожалуйста.
В редакцию я летел как на крыльях. Меня встретил не менее радостный Иван.

— Я с Артемием Троицким тут говорил, — сказал он, задыхаясь от радости. — Дал ему наш диск, он обещал послушать и через три дня отрецензировать где-нибудь. Рецензию дадим Козулину, а он пусть бабки выделит на новое демо.

Мы пожали друг другу руки и стали ждать отзыва уважаемого музыкального критика. А заодно — учиться петь. Все-таки не все дороги на сцену ведут в койку продюсера.

P.S. Рецензия на диск последовала через три дня в виде телефонного разговора. Приводим ее здесь полностью:
— Добрый день, Артемий! Как ваши успехи, когда мы сможем почитать рецензию?
— Привет, Иван! Я только прилетел. Слушай, скажи, а на диске было что-то написано, а то я его где-то потерял.
— Да, на нем было написано “Стволы”.
— Ага, было написано “Стволы”… Тогда я обещаю его найти, завтра утром послушать и днем позвонить и выдать анамнез.
— Большое спасибо.

P.P.S. Песни “Ты прости” и “Тестостерон” находятся в свободном доступе как раз под этими строками. Если ты — продюсер, выслушай их и дай дельный совет.

Постовой:
Качественные часы mont blanc для тех кто знает толк в акссесуарах.
Японские шины yokohama для российских дорог.
Шины dunlop - стандарт нового времени.