В колонках играет - Бетховен - Лунная соната

Настроение сейчас - Непонятное

 

Снежинка родилась на небе. Она вышла из крошечной капли влаги, одной из тех, что мириадами кружились в облаках, радуясь солнышку свыше и подготавливая себя к суровым холодам. И вот одна из таких капель в назначенный срок разразилась нашей снежинкой, которая всё своё детство также провела среди облаков, кружась и танцуя со своими белоснежными сестричками. Все они, все без исключения, были совершенно разные, ни одна не походила на другую больше, чем солнце на луну, и маленькая снежинка каждый раз удивлялась, как хитро их создала природа!

Но вот однажды ей дома стало тесно — уж очень много у неё стало сестёр, и наша юная снежинка решила отправится вниз, на землю, где некогда жила её родительница — капля влаги. Маленькая наша героиня очень хотела узнать, откуда родом её предки, и хотя она, как все добропорядочные снежинки, очень любила свой родной дом на небе, ей очень хотелось повидать и другие места; ведь оттуда, сверху, совершенно невозможно было различить жизнь на земле! Так вот, рассуждая о небе и земле, наша снежинка собралась в путь, попрощалась со своими сёстрами, и полетела вниз.

Долго летела она, подхватываемая крепким морозным ветром, и кружилась она в полёте от радостной мысли, что скоро новый мир увидит. По пути она встречала другие облака, где жили другие снежинки, а в некоторых — даже капельки. Но это всё были небольшие облачка, совсем молодые, и жители их с удивлением смотрели на нашу снежинку, которая так радостно неслась всё вниз и вниз!

И вот, наконец, когда до земли оставалось совсем немного, она увидела жизнь внизу. О, как восторгалась снежинка разным цветам, которых не было видно у неё дома! А сколько разных новых форм, сколько движения и звуков было в этой жизни на земле! Снежинка потеряла разум от радости, и совсем забыла, что скоро её путь подойдёт к концу, и надо бы присмотреть, куда упасть получше. Но не об этом думала она, не о том беспокоилась её белоснежная душа, когда в паре метров от земли её подхватил воздушный вихрь от машины, в которой точно так же, только стремительнее, вниз летел и я. Воздушный вихрь этот закружил снежинку, и она уже совсем перестала видеть, что вокруг неё! От радости падения и танца снежное сердечко её затрепетало сильно, как никогда, и поняла она — вот счастья миг! Но едва успела она об этом подумать, как воздух, танцуя, опустил её к самой земле, в чёрную лужу, где смешалась снежинка с грязью. Но всё же перед этим, всего лишь за какой-то миг, она танцевала самый прекрасный танец в своей жизни!

А в тот момент, когда снежинка растаяла в грязной луже, автомобиль, в котором я сидел, только-только коснулся асфальта.

Я не могу точно сказать, как это вышло. Когда я задремал на переднем сиденье, рядом с отцом, мы ехали по совершенно чистой и ровной трассе за город. Время было совсем раннее, ноябрьское солнце, ещё по осеннему яркое, но уже как в декабре холодное, лишь только-только выползало из-за соснового леса, что был разделён нашим путём. Так вот, это было время, когда на этой дороге почти никого нет, а значит нет и пробок, а вместе с пробками отсутствуют и раздражённые водители, которые несутся, опаздывая, на свои дела, не разбирая ничего вокруг. Прекрасно зная это, отец держал высокую скорость, благо плавный, почти прямой путь и ровное дорожное покрытие это позволяли. Вот я и задремал. На что наткнулись мы, и как так сальтонуло нашу «Ладу», я не знаю, но проснувшись в миг столкновения, мой мозг не сразу успел уследить, что же происходит вокруг. А когда же я мог уже соображать, глаза мои померкли на мгновенье, должно быть, от скакнувшего давления, туда же слух; я мог только думать и телом ощущать происходящее.

Забавно, последней нелепицей в моей жизни, которая пришла мне на ум, была мысль: «Ебать мой хуй! Да такого эффектного переворота ни в одном боевике не покажут!»

А после, сразу же, касание с землёй. Мы ещё не разбились к этому моменту — просто машина слегка соприкоснулась с дорогой. И дрожь от этого контакта лишь лёгкой, на грани чувств, волной коснулась меня, как вдруг всё замерло, и даже чёрный саван пал с глаз моих. Я точно видел всё, каждую деталь успел приметить я тогда, всё разглядеть и обо всём подумать. Свисая вниз голос, едва удерживаемый ремнями безопасности, я смотрел сквозь лобовое стекло на белёсое небо, выпускавшее вниз неисчислимые рои снежинок, таких чётких и правильных, каких я никогда не мог застать в своей жизни вот так, на улице. Они падали не хлопьями, как часто бывает, но каждая сама по себе близилась к земле, и каждая — О БОЖЕ! — каждая имела неповторимый свой узор и форму! Как я мог раньше этого не видеть. И каждая чиста, прозрачна и в то же время отчётливо бела, будто бы в ином мире были они сотворены. Я смотрел, как бесконечно медленно шли они вниз; мой глаз мог наблюдать каждый поворот их, будто на демонстрации.

Смешно, последней псевдофилософией в моёй жизни, а значит — в тот момент, была мысль: «Белёсые снежинки, девственно чистые и безотчётно светлые летят с небес к нам. Чем не ангелы они?»

А после, сразу же, щелчок в сознании — ещё мгновение, и я умру.

И время снова пошло как обычно.

 

Очень тяжело разочаровываться в себе. Особенно тяжело, если не знаешь, как это исправить.

Ну-с, позвольте мне теперь порцию типичного подрасткового нытья!

 

Я смотрю в своё недалёкое прошлое и порой, мягко говоря, офигиваю. Дмитрий Шенигин в 15, в 16, в 17, в18 и наконец в 19 - совершенно разные люди! Г-споди, насколько они разные - порой сам не могу поверить таким переменам!!! Но всё же остаётся одно общее для всех этих людей - они слабы духом и разочарованны, по большому счёту, в самих себе.

Читать далее...

В колонках играет - In Extremo - Madre Deus

Настроение сейчас - Сонное %)

 

Срач начался в теме про новую песню "смерть ей к лицу". Не буду пересыпать все сахарные посты оттуда. Скажу лишь, что меня уже доканали "миротворцы", которые приходят и обвиняют всех спорщиков в том что они "охуенные такие критики здесь собрались", "сначали сами добейтесь, а потом судите" и прочая. Собравшись с духом, я постарался быть объективным, хладнокровным и даже постарался написать по-настоящему своё мнение (а не крайность какой-нибудь жаркой точки зрения, как я делал обычно). Собственно, здесь цитатой приведу лишь сам мой пост (на который на момент написания сего я ещё не узрел ответа).

Но желающие могут ознакомится с сабжем целиком по адресу:

http://vkontakte.ru/topic-8795_21679105

---

 

Читать далее...

Какой вопрос! Садись конечно, мэн
Попьём пивка, да обо всём поговорим
Что? Да, конечно угощайся
Нас не прожжёт от этой сигареты дым.
Ты тоже тут один? Бывает.
Такие дни бывают, да, и попадаешь
В такой вот паб, и хорошо
На пиво хоть хватает.
Друзья порой бывают лишними
В таком момент
Хотя конечно было б хорошо
Если бы со мной сидел мой давний кент
Дерьмо случается, тут пессимисты правы
И возраст вроде бы не тот ещё
Но нет уж толку от этой пенистой отравы
Алкогольной, не снимает боль она
Хотя каких-то пару лет назад
Казалась жизнь такой простой и чёткой
И с пацанами тока так глушили водку
Мы. Стареем? Нет, просто взрослеем
Перенимаем с старших плеч боль поколений

Дежавю, настолько сильные и реальные, что всегда кажется, что вот-вот ты начнёшь видеть будущее, таят в одну минуту, оставляя ощущение ускользнувшего божества. Чувство чего-то, что постоянно улетает прямо у меня перед глазами, не дав себя разглядеть. Время летит так быстро и так чудовищно медленно тянется. Мы пытаемся представить себя в будущем.

В фильмах всё так красиво: стоит герою только решительно настроится на что-либо, и если у него есть на это способности он достигает этого как будто бы так и надо, как будто для этого не нужно усилий воли, а лишь физический труд. Я не знаю, как я буду жить. Я не могу собраться с силами порой для самой мелочи, как я могу закончить учёбу, найти достойную работу, уделять время будущей супруге и воспитывать детей, при этом оставаясь самим собой, продолжая изучать мир и общаться с друзьями.

Я иду по этому бесконечно одинокому городу, навсегда обреченному на агонию, впрочем как и весь наш мир. Он одинок и пустынен, и поэтому я всегда вижу в нём лишь декорации. Это тусклое небо, постоянно затянутое пеленой облаков – оно лишь серый брезент в студии, где я играю главную роль, снимая всё вокруг себя. Только один дубль – вот в чём сложность. Я походу добавляю эффекты, додумываю смысл к тому или иному событию, ищу других актёров, которые бы красиво вписались в мою картину, но их хватает так ненадолго. Я называю их друзьями, но на самом деле они лишь наёмные артисты, подходящие для конкретной сцены, только сейчас. А они хотят работать вместе и дальше, отказываясь понять или поверить в то, что их роль уже мне не нужна. Лишь те, кого я бы хотел взять на роль главной героини – ведь в любом фильме есть главная женская и мужская роль! – вот они уходят из фильма раньше, чем мне бы хотелось, во всяком случае так было раньше. Хотелось бы, чтобы это изменилось, но откуда мне знать? Я лишь режиссёр, только своего фильма, а у каждого есть ещё по одному. И для них я такой же временной актёр. Как это уместить в моей смертной голове? Голове, которая не может порой прочертить грань между реальностью и дрёмой. Когда ты просыпаешься уверенный в существовании единственной правильной жизни, и понимаешь что она была лишь сном, почему нужно верить, что реальность, она вот – такая скучная порой и безрадостная. Меня берёт отчаяние, и конечно хочется убежать. Когда я почти вышел в астрал, после этого почему я должен верить, что не он – главная реальность? Мне здесь почти уже не интересно, этот мир обречён, я не хочу видеть его агонию, которая не закончится даже при мне. Я даже не смогу узреть этой красочной концовки – это было бы эпическим заключением моего фильма. Пусть также закончилось бы ещё шесть миллиардов кинолент – это не важно. Главное, чтобы я был доволен своей.

Когда под шалфеем за две минуты я проживаю целый день, почему я должен верить, что не трип – реальность? Ведь ЭТА реальность идёт намного медленнее. Почти здоровый трезвый мозг соображает медленней, чем спящий или одурманенный. Почему ТУТ я трачу столько усилий и времени на решение относительно элементарных задач, лезу из кожи вон, чтобы увидеть то, чего нет, тогда как во сне или под шалфеем мозг делает всё это без напряжения и в десятки раз быстрее? А проверить, где же грань ЭТОЙ реальности – тоже страшно. Даже если не сон – жизнь, а наоборот, это всё равно опасно. Ведь говорят умерев во сне, то и реальное тело тоже умирает. Я никогда не умирал во сне, я всегда просыпался в последний момент – поэтому я верю в этот слух. Значит если эта жизнь – сон, и я умру в ней, то я могу умереть и в истинной реальности, верно? Хотя, конечно, не факт, что на истинную реальность действуют те же законы. Но и жить чисто разумом я не хочу. Чтобы там не говорили философы и религии, жизнь без какой-либо оболочки и окружения – это истинная кара! Таким и должен быть Ад, а Рай – он должен оставаться тут. Ведь какой смысл существовать и мыслить, если ты ничего не чувствуешь, не видишь и не слышишь, не можешь коснуться чего-либо, потому что у тебя нет тела. Не можешь говорить, обсуждать, спорить и смеяться. Говорить тёплые слова близким людям и слышать столь же тёплый ответ. Да, возможно они всего лишь актёры, но что тогда у меня выйдет за фильм без них, равно как и без этого пустынного города и декоративного неба? Что будет в этом фильме, если убрать картонные леса и дома из папье-маше? Фильма не будет. А я не знаю, могу ли я вернуться в любой момент в истинную реальность.

Бывает, что ты мельком видишь по телевизору или где-то ещё отрывок фильма. Ты проходишь мимо телеэкрана, видишь какой-то интересный кадр и задерживаешься на пару минут, пытаясь понять происходящее; тут же вспоминаешь, что ты шёл снять чайник с огня, или просто не находишь этот фильм интересным. Ты его не запомнишь. Если тебе начнут о нём время спустя говорить – ты не вспомнишь. Даже если зафиксировать в памяти сам факт просмотра этой минуты, то вспомнить происходящее будет почти нереально. А потом через несколько месяцев или даже лет ты садишься с семьёй или друзьями смотреть этот фильм. Ты не знаешь что это он же. Но потом начинается та самая минута, которую ты случайно увидел кучу времени назад, и ты начинаешь вспоминать эту минуту кадр за кадром. И вот, когда память уже всё полностью восстановила, от этой минуты остаётся лишь несколько секунд – и ты радуешься, что помнишь эту сцену, и пытаешься вспомнить дальнейшее, но!.. но пока ты радуешься, кадры той минуты, которую ты видел месяцы назад, уходят, и перед тобой снова неизвестность. И тебя коробит, что ты так долго вспоминал эту минуту, так и не успев предугадать хоть пару секунд! Так и с дежавю. Я всегда стараюсь вспомнить всё как можно быстрее, но никогда не успеваю. А потому я хочу бежать. Я хочу спать, летать в астрале, курить сальвию или снимать свой фильм, но я не хочу жить.

В колонках играет - Jacaszek - Lament
Настроение сейчас - уныло-говняное

Тупость. Непроницаемая, внезапная и такая неотступная, что борьба с ней представляется совершенно напрасной.

Я беру в руки карандаш, но то, что из-под него выходит, будь то рисунок или текст, лучше не видеть не кому.
 Запуская графический редактор, я заранее знаю, что сейчас у меня получится исключительнейшая лажа. Я убиваю на него несколько часов, подключаю новые средства работы, но как только я перестаю работать и смотрю на своё рукоделие - меня колбасит от ужаса. Мне хочется кричать: "Каким бездарным мудаком нужно быть, чтобы рисовать такое убожество!?", и останавливаю себя, потому что кричать на себя - это странно выглядит, во всяком случае со стороны.
Ну что ж, тогда мы запускаем "ворд" и продалжаем ваять свой грандиознейший проект. Дьволистика. Анафема. Святые демоны. Что стало с ними? Они покинули моё сердце, они больше не живут в нём, и разум не хочет писать о том, что чуждо сердцу. Хотя я хочу. У нас с разумом вообще редко точки зрения совпадают - обидно.
Отчаянно пытаясь хоть как-то отвлечься, сделать хоть что-то, влючаю музыку. Спина ровная, диафрагма свободна, лёгкие наполнены. Я начинаю петь. Нужно брать на ноту выше - и голос срывается к чертям. Он звучит так жалко и мерзко, что мне хочется то ли вырезать гланды, то ли язык вырвать... или может уши убить? А что, мне всегда было интересно как меняется мироощущение в таких случаях...
Мне чаще стали приходить музыкальные мысли. Какие-то мелодии, риффы, барабанные партии, сэмплы - я всё чаще слышу их в своей голове. Но я не могу их воплотить. Почему всю жизнь я изучал математику и информатику, которые по итогу оказались мне настолько чужды, что я забыл их в миг! Почему отец не учил меня рисовать и играть на гитаре, а мать - на фортепиано?
Когда я оканчивал третий класс, в честь окончания начальной школы наша учительница дала нам такое маленькое задание - написать сочинение на тему "кем я хочу стать, когда вырасту". Через пару недель в нашем классном уголке весела большая стенгазета - на ней были собраны все сочинения, а к ним - иллюстрации к соответствующему занятию со вставленной фотографией автора. На этом стенгазе были фотографии всех ребят нашего класса. Кроме моей. Как не было и моей профессии. Потому что я никогда её не знал. Не знаю и сейчас.
Конечно, проблема не столь существенная, как я её выставляю. Я мог бы просто сказать себе, "всё, Дима, пора остановится на этом, и стать спецом в этой области, хватит уже!". И я бы наверное так и сделал, если бы мог заниматься тем что мне не по душе. А ведь в таком случае у меня всё валится из рук - и смысл такой работы?
Мне почти 19 лет. А я даже не нащупал своего пути под толщей того, что мне было, есть и будет интересно. Хочется уметь сразу всё, чтобы узнать, что же именно моё.
Но это невозможно, посему бросает в отчаяние... Нельзя же пол жизни потратить на поиски себя! Сколько всего надо сделать, разве можно вести свою жизнь, когда тебя колбасит от одного к другому? Ну почему, блджад >___< всё так через жопу в моей жизни.

Мне снился сон. Крупные, намного крупнее саранчи, кузнечики с восемью лапами прыгали по одинаковым цветам, забирались на деревья и плели паутину. Я смотрел по сторонам, и видел, что всё с каждой секундой становится всё более похожим друг на друга. Деревья росли одинаково, листья клёнов всё больше были похожи на дубовые, а дубовые – на листья клёна. Мимо меня проходили люди с похожими лицами, и с каждой секундой разница между ними стиралась. Вот пролетела бабочка, похожая на муху, и уселась на ромашку, почти не отличимую от розы. Я не знал, почему решил, что это именно ромашка – я просто знал, что это ЕЩЁ ромашка. Бабочка села, и носиком, похожим на комариный, стала высасывать из цветка красную жидкость. Я решил выйти из парка, и на улице видел одинаковые машины, которые неслись с бешеной скоростью. В этих машинах сидели люди с одинаковыми лицами, в одинаковых одеждах, и я был уверен – с однообразными мыслями. И вот я уже не мог понять, кто их этих людей – мужчина, а кто – женщина. Грани стирались. Я шёл дальше, и дома вокруг меня превращались в абсолютно правильные кубы с зарешеченными окнами, в которые почти не пробивался свет полулуны-полусолнца. Я шёл по дороге, и все предметы вокруг меня теряли свои очертания, лишались индивидуальности, и вот уже сама дорога слилась с окружающим пространством. Я шёл, а всё вокруг уже превратилось в сплошную бесцветную массу, имевшую размеры планеты Земля. Я шёл, и сам становился этой массой.

Сел за комп сегодня вечером, и наконец-то появилось желание писать. Я вернулся к своей "Дьяволистике", и дело пошло неожиданно хорошо. Наконец-то я ощутил это движение в своей голове, мысли, мысли, мысли... Ах, как это сладко! Нет ничего вкуснее, чем ощущение творческого подъёма, наполняющее голову таким аппетитным варевом, что ты знаешь - теперь вновь каждый день ты будешь писать, думать, творить..... ЯяррррршЬ, какие нахуй тут нужны слова - это просто прекрасно и пошли все на хуй!
И, да, идите нахер со своими тегами)

Я проснулся, как обычно, под жёсткие риффы Brutal Life. Звукоизоляция в студии была ни к чёрту, и музыканты вот уже год обещали всему общежитию заняться этим вопросом, но эти обещания остались лишь в словах, и теперь их репетиции заменяли всем крики утренних петухов. Мне это было крайне удобно – можно было не думать о будильнике, а играть они начинали как раз за два часа до моей учёбы. Пол часа на сборы, пол часа на получение восьмичасового пропуска в Центр, и час на дорогу. Странно, хардкор был довольно популярным жанром, если учитывать все ответвления, но наше гетто находилось очень далеко от Центра, практически на окраине города.
В этот день должны были проходить репетиционные экзамены, и даже самые гулящие школьники сегодня вынуждены были выезжать в Центр. Поэтому мне пришлось немного дольше, чем обычно, простоять в очереди за пропуском. «И почему бы этим придуркам не податься в местные школы?» - со злостью думал я в очереди, но в душе понимал этих людей: после субкультурного расселения в школах Центра остались друзья очень многих учеников. Да и не только их. Впрочем, были и везунчики, которые тут жили и до расселения, и умудрились оказаться при этом хардкорщиками.

Читать далее...

Здесь будет что-то, о чём я сам не знаю. Но обязательно узнаю, когда придёт время знаний.