Александр Речкин

Трон Соломона — самый величественный артефакт легендарного царя Израильского царства, олицетворявший его власть и могущество. У подножия этого престола берут начало мировые религии, различные культы и секты. Мудростью и могуществом с Соломоном мечтали помериться не только другие цари Израиля, но и арабские шейхи, и византийские императоры, и даже русские цари

Согласно тексту Третьей книги Царств, «сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; к престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников; и еще двенадцать львов стояли там на шести ступенях по обе стороны. Подобного сему не бывало ни в одном царстве».

Века спустя древнееврейский историк и военачальник Иосиф Флавий в трактате «Иудейские древности» не смог не упомянуть эту легендарную вещь. Его описание отличается от оригинала ветхозаветной истории, из которого Флавий черпал вдохновение, удивительными подробностями: «Вместе с тем царь велел соорудить из слоновой кости огромный трон, поставленный на возвышении, к которому вело со всех [четырех] сторон по шести ступеней. На каждой ступени стояло по бокам по два льва и по стольку же наверху по обеим сторонам трона. Седалище было снабжено ручками, на которые мог опираться царь, а спинку, к которой он мог прислониться, составлял зад вола, обращенного в противоположную от восседавшего сторону. Всё это было в изобилии выложено золотом».

Богато, согласитесь. Но времена меняются, и то, что выглядело удивительно и великолепно в маленьком Израильском государстве, никак не могло поразить послов и гостей из дальних стран и далеких земель, когда они представали перед ликом императора Второго Рима — Константинополя. Теперь золотом и слоновой костью можно было привести в восторг разве что крестьян, поэтому перед византийскими инженерами встала новая задача.

Лиутпранд Кремонский, средневековый итальянский дипломат, историк и писатель, отправился в Константинополь ко двору византийского императора по поручению короля Беренгара II в 949 году. Позже он поссорился с Беренгаром и написал путевой очерк «Антаподосис» («Месть») о своей дипломатической миссии ко двору Константина VII Багрянородного. В книге, помимо прочего, Лиутпранд упоминает трон Соломона в Магнавре (magna — ‘великая’, aura — ‘золотая’; палата Большого дворца, построенная еще Константином Великим и позже восстановленная Львом VI (886–912); часто служила местом официальных приемов в Константинополе).

«Есть в Константинополе по соседству с дворцом помещение удивительной величины и красоты, которое греки, ставя «V» вместо дигаммы, зовут Магнавра, то есть magna aura. Так вот, как ради испанских послов, недавно туда прибывших, так и ради меня и Лиутфрида Константин велел приготовить его следующим образом. Перед императорским троном стояло бронзовое, но позолоченное дерево, на ветвях которого сидели птицы различных видов, тоже бронзовые с позолотой, певшие на разные голоса, согласно своей птичьей породе. Императорский же трон был построен столь искусно, что одно мгновение казался низким, в следующее — повыше, а вслед за тем  — возвышенным; [трон этот] как будто охраняли огромной величины львы, не знаю, из бронзы или из дерева, но покрытые золотом; они били хвостами о землю и, разинув пасть, подвижными языками издавали рычание. И вот, опираясь на плечи двух евнухов, я был введен туда пред лик императора. Когда при моем появлении львы зарычали, а птицы защебетали, согласно своей породе, я не испугался и не удивился, ибо был осведомлен обо всем этом теми, кто хорошо это знал. Итак, трижды поклонившись императору, я поднял голову и увидел того, кого прежде видел сидевшим на небольшом возвышении, сидящим почти под самым потолком зала и облаченным в другие одежды. Как это случилось, я не мог понять, разве что он, вероятно, был поднят вверх так же, как поднимают вал давильного пресса».

Визит царицы Савской к царю Соломону. Эдвард Джон Пойнтер. 1890 год

Лиутпранд не был ни испуган, ни удивлен ревущими львами, щебечущими птицами и движущимся троном, однако спокойствие ему удалось сохранить только потому, что он, проворный и хитрый, позаботился заранее выяснить, чего ожидать от аудиенции у императора. При этом Лиутпранд воспринимал чудо всерьез и сообщал о нем прямо. Более того, его описание собственной невозмутимой реакции подразумевает, что подобные чудеса вызвали бы удивление или ужас у того, кто не был к ним готов. Человек, увидевший поднимающийся трон, мог допустить, что конструкция работает по типу вертикального винодельческого пресса. Хотя вполне возможно, что это предположение является риторическим приемом, предназначенным для демистификации трона с целью показать, что Лиутпранд в курсе, как действует эта «простая» технология. Однако, скорее всего, он пытался описать движение трона своим читателям, используя знакомые термины. В пользу этой версии говорит и тот факт, что Лиутпранд не смог высказать никаких предположений относительно принципов «работы» птиц и львов.

В отличие от рассуждений Лиутпранда о том, как приводятся в движение трон и его автоматические части, византийские писатели никогда не выражали удивления или любопытства по поводу «способностей» церемониальных автоматов. Трон Соломона также упоминается в византийском тексте «О церемониях» (ок. 956–959 годов), написанном императором Константином VII Багрянородным. Текст охватывает все аспекты императорского придворного ритуала, и целью автора было передать ощущение стабильности власти после периода политического непостоянства и династических распрей. Император принимал иностранных послов в дворцовом комплексе в Константинополе, сидя на троне в большом зале Магнавры. По точному сценарию дипломатического протокола, иностранный посол приближался к трону императора в сопровождении органной музыки и византийских придворных чиновников. Музыка смолкала, когда посетитель делал поклон.

«Когда логофет [главный министр] задает ему [посланнику] стандартные вопросы, львы начинают рычать, а птицы на троне, и те, что на деревьях, начинают гармонично петь, и животные на троне встают прямо на своих основаниях. В то время как это происходит, дар чужеземца вносится протонотарием [секретарем-делопроизводителем], и снова, через некоторое время, органы останавливаются, и львы утихают, и птицы перестают петь, и звери садятся на свои места. После вручения дара иностранец, направляемый логофетом, делает поклон и выходит, и в то время как он покидает зал, органы звучат, и львы и птицы каждый издают собственный звук, и все звери стоят прямо на своих основаниях. Когда иностранец выходит за занавес, органы замолкают, и птицы и звери садятся на свои места».

Изображение трона Соломона из Speculum Humanae Salvationis, около 1360 года

Греческая версия опускает упоминание о поднимающемся троне и любое объяснение того, как он работал. Отсутствие акцента на автоматах в греческих текстах о византийском дворе, а также отсутствие акцента на чуде в редких описаниях византийских автоматов в других греческих текстах говорит о том, что эти устройства были гораздо более распространены в Византийской империи, особенно в Константинополе, чем на христианском Западе. Описание Лиутпранда выдвигает на первый план сам трон; текст Константина включает трон во фрагмент большой протокольной церемонии и показывает, что автоматы вокруг трона играют центральную роль в производстве и передаче императорской власти. Во время официальной встречи иностранных послов логофет говорит, посол говорит, а император молчит и как бы отстранен от происходящего. Но львы рычат, а птицы на деревьях поют в определенные промежутки времени, акцентируя внимание посла на вручении верительных грамот и подарков. Автоматы являются частью протокольной «беседы» между императором, его двором и иностранным гостем, и, подобно другим слугам императора, автоматы «говорят» вместо него. Константин VII использовал автоматы и трон Соломона в императорской церемонии, чтобы продемонстрировать иностранным гостям и членам своего сената, которые были свидетелями этих официальных аудиенций, его власть над природой и технический прогресс, который больше напоминает волшебство и укрепляет веру в сверхъестественные способности императора вкупе с его божественностью.

Ансамбль поднимающегося трона с автоматами в образах животных, птиц и искусственного дерева, по-видимому, являлся сложным устройством, составленным из различных технологических ухищрений, известных еще в предшествующие времена. Декоративное дерево с поющими птицами, вероятно, возникло после контакта с двором Аббасидов, где автоматы также использовались для того, чтобы произвести впечатление на эмиссаров, посещающих царей. Той же цели служил трон русского царя Алексея Михайловича — у его подножия восседали два льва. Когда к царю приближались послы, львы раскрывали пасти и грозно рычали, вращая глазами.

Интерес к пониманию и разработке устройств, упомянутых в ранних греческих руководствах (в трудах механиков Филона (III век до н. э.) и Герона (I век н. э.), работавших в Александрии), по-видимому, впервые вошел в моду при дворе Аббасидов в IX и X веках, когда ряд греческих работ по гидравлике и пневматике были переведены на арабский язык.

Возможно, самым известным является официальный дипломатический прием, оказанный в 917 году н. э. аббасидским халифом Аль-Муктадиром в багдадском дворце халифа посольству византийского императора Константина VII Багрянородного. После встречи с халифом для послов провели экскурсию по царскому дворцу с остановкой в садовом павильоне, где находился искусственный пруд из белого свинца, в котором плавали четыре лодочки, окруженный садом, состоящим из пальм и фруктовых деревьев из позолоченной меди. Также там была комната, в центре которой стояло серебряное дерево с шевелящимися ветвями, на которых сидели золотые и серебряные певчие птицы. Здесь же находились фигурки всадников с копьями, которые поворачивались в одну линию, как в боевом порядке.

Свой большой вклад в эволюцию автоматов внесли арабские инженеры, наиболее известны из них Бану Муса из Багдада (IX век) и аль-Джазари из Диярбакыре (XIII век). Византийские интеллектуалы также разделяли возобновившийся интерес к греческим работам по механике. Когда мы сопоставляем эти технические трактаты с более ранними описаниями автоматов, становится ясно, что своего рода мода на автоматы распространилась по сферам аббасидско-византийской имперской формации по крайней мере к X веку. Разнообразные ансамбли автоматов были приспособлены к садовым и архитектурным пространствам по всему региону.

Цикл статей Александра Речкина в "ТрВ"

elementy.ru