В. Орлов, спец. корр. 

В Арктике стояла полярная ночь, оставалось несколько дней до встречи Нового года. Вот почему так спешил сюда наш Ан-74, он вез группу артистов и журналистов. Мы летели из Москвы.

Рейс обещал быть веселым, планы большими; поначалу было именно так. Но — непогода! Разбесновавшиеся над континентом циклоны заставили уважить старушку-стихию, и нам пришлось приземлиться на острове Средний. Крохотном, плоском, как блин, островке архипелага Северной Земли.

Крепчайший мороз с ветром сразу заставил заплясать и артистов, и журналистов. Спрятаться было некуда. А тут еще грозное предупреждение: от самолета далеко не отходить. Опасно, могут быть медведи!

— Белые медведи? Милые умки, разве они могут быть опасными? — на полном серьезе спросила одна артистка, должно быть, знавшая этих зверей по мультфильмам.

— Вполне,— ответил авиамеханик с заиндевелой бородой. — Не так давно тут погиб у нас один. Медведь ему весь живот выел.

— Что за дикий бандитизм,— вскричал громко, как и полагается юмористам, Михаил Жванецкий.— Нет, живот не отдам. Скорее в машину. Братцы, крепче держите свои животы.

Но шутки на этот раз не получилось. Как раз до вылета редактор вручил мне газету: «Читай, опять твои любимые!». Белый медведь, рассказывалось в газете, гонялся за рыбаками на Чукотке. Лез через окно в дом, не обращал внимания на выстрелы и крики. Заканчивалась статья примерно так: «В связи с тем, что случаи разбойного поведения владык Арктики участились, нужно что-то предпринимать». Каюсь, был за мной грех, ратовал я за спасение белых медведей. Проведя несколько самых лучших своих лет в Заполярье, на отдаленных высокоширотных островах, проникся я особым чувством любви к необычной северной природе. Где только мог — на страницах печати, на выступлениях во время устных выпусков журнала — призывал спасать занесенного на страницы Красной книги белого реликта Севера. Нельзя допустить, повторял я вслед за учеными, чтобы белый медведь был уничтожен в угоду кучке любителей устилать полы своих квартир медвежьми шкурами. «Не стрелять!» — искренне призывал я всех жителей Арктики. А что же мне сказать им теперь?..

— Где, когда? — настороженно переспросил я механика, едва мы вошли в гостиницу аэропорта. Надо сказать, что гостиница, как и весь этот остров, является своего рода перевалочной базой для многих экспедиций, так что все новости стекаются только сюда, отсюда они и разносятся.

— На острове Голомянный все это произошло. Тут неподалеку, километров восемнадцать. Медведя-то вроде там видели утром. Стрелять нельзя, штраф семьсот рублей. Но медведь не просто ходил, он выслеживал! Да потом и напал! И что интересно получается,— повернул авиамеханик,— решив, раз уж собралась пресса, до конца высказаться.— За убийство медведя, значит, семьсот рублей. А родственникам погибшего компенсация — пятьсот! Жизнь человеческая у нас, выходит, дешевле медвежьей.

Эта тема очень взволновала нашу группу, но вдаваться в дебаты я не стал, предоставив такую возможность журналистам иного профиля. Отыскав себе попутчика в лице представителя полярных станций, сопровождавшего артистов, я уговорил его выпросить ненадолго вездеход, и вскоре мы, валясь, как пьяные, со скамеек на ухабах, катили в промороженном кузове этой адски грохочущей машины на остров Голомянный.

Крестником этого острова — по-русски имя его будет «Мористый» — стал помор, азартный охотник и каюр экспедиции Ушакова Сергей Журавлев. Четверо участников этой экспедиции были первыми людьми, побывавшими на Северной Земле. Они поставили дом на островке Домашний, а на Голомянном соорудили небольшой скрадок для охоты на белых медведей.

«Впервые в истории географии,— так отметил особенность этого мероприятия впоследствии академик Евгений Федоров,— часть расходов на экспедицию ее начальник собирался покрыть, и действительно покрыл, не за счет будущих публикаций — такое бывало и раньше,— а за счет медвежьих шкур».

Да, было в Арктике время, когда охота на белых медведей не каралась штрафом. Отправляясь в экспедицию, Ушаков взял обязательство вернуть за полученную им меховую одежду 100 медвежьих шкур. Сняв четверку ушаковцев с острова Домашний, пароход «Русанов» в тот же год открыл в проливе Вилькицкого еще одну полярную станцию на мысу Челюскин. Через год зимовщики докладывали об успехах. Помимо всего прочего, там было добыто 52 белых медведя. Так собирали урожай с осваиваемых земель. И так было всюду. Казалось, животный мир полярных областей неисчерпаем.

Где-то в конце 30-х годов наше правительство запретило стрелять белых медведей с судов. Охота с судов, конечно же, была не менее аморальна, чем, скажем, истребление бизонов в Америке, и с нею надо было кончать. А на полярных станциях тем временем палили по каждому подошедшему к дому зверю. Прибыв работать радистом в середине 50-х годов на полярную станцию «Мыс Желания», я застал медвежьи шкуры на вешалах, и меня, начитавшегося приключенческой литературы и мечтавшего встретиться со страшным зверем один на один, успокоили: «Без шкуры не уедешь. И не надо искать с медведем для этого встречи. Сам придет. Твое дело только увидеть. Стрелки найдутся». Есть, мол, у нас такие. И одним из таких стрелков, не стану называть фамилии, был приехавший на практику молодой географ, ныне преподаватель университета, также ратующий за сохранение природы. Не стану скрывать, подсократил численность белых медведей и я. Но не так-то легко оказалось это сделать. В то время я экологией не интересовался, в школе учили любить нашу Родину да ненавидеть врагов, внутренних и внешних, поэтому вполне понятно, что я ничего не знал о том, что ученые уже забили тревогу. Состоялось международное совещание, где заявили, что зверей на всех просторах Арктики не более 10 — 12 тысяч и что если и дальше так пойдет, белые медведи исчезнут, как бескрылые гагарки, дронты и странствующие голуби.

Я же в бессилии только кусал губы, не понимая, что происходит. Минул год, как я жил на самом северном мысу Новой Земли, где когда-то встречалось медведей видимо-невидимо, а я так ни единого не видел. И был бы я таким полярником, которому и из дома-то выйти не хотелось. Но я их искал — в пургу и мороз носился по окрестным бухтам, рискуя утонуть, пробирался к открывшимся полыньям. Не было медведей! Далеко стороной обходили они мыс и домики станции. Будто сработал у них в мозгу какой-то механизм спасения. Звери начали остерегаться людей. Раза два мне довелось все-таки увидеть, в какой панике они убегали, издали заметив человека. Может, и угомонился бы я вскоре, перестал мечтать о медвежьей шкуре, если бы в один из своих бесцельных походов не взял истосковавшихся у домов собак.

Они отыскали под вечер медведя в дальней бухте. И вместо того чтобы уплыть — море было рядом,— медведь стал уходить от них ко мне. Пятнадцать шагов между нами оставалось, когда я, не зная, пронесет ли его нелегкая мимо, вынужден был нажать на курок. После второго выстрела зверь рухнул на гальку. «Вот, оказывается, и весь героизм в этой охоте», — подумалось. Нет зверя сильнее пули. Принявшись за разделку, я с удивлением убедился, что зверь — медведица с обнаженными сосками. Быстро наступившая ночь не позволила мне закончить дело, а вернувшись сюда через пару дней, я узнал причину столь необычного агрессивного поведения медведицы. У медвежьей туши сидели два довольно крупных уже медвежонка. Она уводила собак от них. Видимо, и меня решила прогнать из бухты. Нескладно как-то все получилось.

Медвежата со мной знакомиться не пожелали. Уплыли в море. Поймать их не было возможности, да и не довел бы их никогда до полярной станции. Уже взрослые были звери. Дал себе клятву никогда больше не поднимать ружья на белых медведей.

Медвежата, оставшись одни, принялись за тушу. К наступлению полярной ночи они съели ее всю до хребта. Потом, строго следуя по моим следам, прошлись по всем моим привадам, сожрав все мясо, приготовленное для песцов. А потом пропали. Уцелели ли? Сумели ли пережить зиму?..

Притащив на своих плечах из дальней бухты медвежью шкуру, я узнал, что наконец-то вступил в силу закон, запрещающий охоту на белых медведей. На все полярные станции была разослана циркулярная телеграмма, и в тот вечер начальник приколол ее кнопкой на доску объявлений. Мне было предложено писать объяснительную записку.

Наверное, я бы мог быть первым оштрафованным по этому закону на две тысячи рублей. Сумма для того времени, надо сказать, немалая. Два дня начальник хранил значительную мину, со мной не разговаривал. А потом пригласил в свой кабинет, разлил бутылку портвейна по чайным чашкам. Когда выпили, сказал: если я еще хоть одного медведя...

Несколько раз после этого я встречал во льдах медведей, и всякий раз зверь бежал от меня со всех ног. Многие километры затем, бывая уже в различных уголках Арктики, прошел я в различные годы в одиночку по ее пустынным берегам, торосистым льдам, вместо ружья имея охотничий нож, а то и вовсе с одним лишь фотоаппаратом. Верилось мне, что медведь, не тронь его, никогда не нападет. Побоится человека, уйдет. Теперь-то я знаю, что мне здорово повезло. Прежде всего потому, что медведей в тех местах стало мало, а еще потому, что в то время и в самом деле они боялись человека.

...Качнувшись в последний раз, вездеход наконец остановился. Нырнув под брезент, вместе с попутчиком мы выпрыгнули на снег, сразу же окунувшись в ночную морозную тишину. Где-то, казалось, совсем неподалеку, мерцали звезды. Утопая в сугробах, стояли на берегу три одноэтажных домика. Мачты антенн, провода, метеобудки — все это было мне хорошо знакомо. Удивило лишь отсутствие собачьей своры, прибегающей обычно первой встречать гостей.

Поскорее прошли к приземистому и длинному, как барак, дому. В кают-компании застали полярников, досматривающих по телевизору программу «Время». Худощавый высокий начальник оказался молодым, но успевшим уже позимовать человеком. Несколько лет он, как и я, провел на Новой Земле, работая в Русской гавани. Узнав, зачем приехали, повел нас в коридор. Видимо, не захотел бередить душу товарищам. Закурил. «Да, все верно,— подтвердил.— Погиб у нас товарищ. Прошлой осенью».

А случилось вот что. Утром будто кто-то и в самом деле видел мелькнувшую за торосами фигуру небольшого медведя. Но к домам зверь не подошел, и о нем забыли. Полярники этой станции на тюленей не охотились, мясо для собак не заготавливали. На берегу, одним словом, никаких приманивавших медведя яств не было. Звери в последнее время не беспокоили. День выдался безветренным, не очень холодным, какие не редкость накануне зимы, что и позволило метеорологу, молодому парню, решиться выйти поработать на берегу, даже не набросив теплой куртки.

Первым забеспокоился радист: метеоролог не принес вовремя метеосводки. Вызвал начальника, вместе обежали комнаты, сходили на метеоплощадку, на вешалке в метеокабинете увидели теплую куртку разыскиваемого. Обеспокоились. Значит, ушел недалеко. Заглянули на берег, где грудой стояли бочки из-под горючего, их готовили к отправке. И уж собрались было уходить, как приметили на льду, метрах в двадцати от берега, белого медведя. Зверь стоял в торосах. Он поднял голову. Морда его была в крови, и начальник сказал радисту: «Беги, зови людей». Еще была надежда, что их товарищ жив. Надо было стрелять в зверя, но так, чтобы не повредить того, кто лежал на снегу за торосом. Начальник пошел к торосу, стреляя вверх, медведь перескочил торос и бросился было на человека, потом повернул, словно раздумав. Тут его и убили. Однако было уже поздно. Руки их товарища еще были теплыми, но он уже мертв.

Жуткая история. Вслед за начальником мы вышли из дома на край обрыва. Внизу ярко светила одинокая электролампочка, круглосуточно горящая у футштока, где велось наблюдение за морем и куда приходил записывать наблюдения гидролог.

— Вот здесь примерно все и произошло,— сказал начальник. В кромешной тьме, как на сцене, освещалась пустынная снежная поляна, за нею просматривались гряды торосов. Того и гляди из-за них выйдет мощный зверюга.

Скорее всего метеоролог, увлекшись, не заметил тихо подобравшегося зверя. Вспрыгнул на бочку, отбиваясь, откуда медведь его и утащил, уже бездыханного, в торосы... Охотился ли он за человеком, или встреча произошла случайно — сейчас уже не определишь. Одно тут ясно, медведь был голоден.

— Шкет какой-то,— сказал начальник.— Откуда только такие берутся.

Мы подтащили его к домам, бросили у механической, чтобы сохранить до прилета специальной комиссии. Но вечером его не стало. Пропал. Пошли искать. Отыскали в торосах. По следам догадались — утащил его туда медведь. Наверное, его братец. Два их, видно, таких небольших. Принесли и забросили уже теперь на крышу. Настроение у всех тягостное, а механик посмотрел на тело растерзанного товарища, совсем помрачнел, говорит, как хотите, но я уже больше жить тут не могу, улечу с первым же бортом. Каждый так в тот момент из нас подумал, но дело-то бросать нельзя, надо было работать. Дожидаться прибытия замены.

Их чувства понятны, но как же можно было, живя в таких заведомо медвежьих местах, выходить на берег без оружия? Если не было карабина, то хотя бы прихватить с собой ракетницу...

— А что с ней против медведя сделаешь, какой от нее толк? — удивился начальник.— Да и всего-то их у нас пара штук.

О многом я передумал, возвращаясь на остров Средний. Напрасно на этой станции забросили охоту, перестали держать свору полярных лаек-медвежатниц. Лохматые псы эти, не признающие жизни в теплых комнатах, спящие на снегу, всегда готовы поднять истошный лай при приближении медведя, предупредить о нем людей. Будь рядом с метеорологом собака, не подошел бы зверь.

В том, что белый медведь опасен и доверяться ему не стоит, я убедился, побывав на острове Виктория. Случилось это через несколько лет после того, как был принят закон об охране, и мне, новоиспеченному начальнику полярной станции, вменялось в обязанность не допускать его нарушения.

Мне удалось — не без труда — убедить своих товарищей забыть мечту добыть хотя бы по одной шкуре. Ну а что делать, если медведь нападет! Мы тогда еще не очень знали этих животных, и я — сам теперь этому удивляюсь — решил на первом же пришедшем самце продемонстрировать, как он меня, совсем безоружного, не тронет. Я фотографировал его с шести, как показывал дальномер фотоаппарата, метров, и медведь на меня даже не посмотрел, ушел. Зато второй, как раз не очень больших размеров, вороватый, за которым я, безоружный, погнался в торосы, едва меня не съел. Я отбивался от него телогрейкой, и не подними горластые чайки крика из-за куска мяса, который этот зверюга тащил от станции, не жить бы мне... Только благодаря этим птицам и спасся. Медведь, освободившись от телогрейки, которая намоталась ему на голову, смотрел то на меня, то на мясо. Мясо ему показалось дороже, а не то лежать бы мне, как этому метеорологу. И вот тогда-то мы и опробовали ракетницу.

Поначалу учились попадать шагов с десяти в бочку. Патронов, слава богу, хватало. Зато, овладев мастерством, мы смогли теперь безбоязненно наблюдать за жизнью белого медведя. Сколько было сделано интересных снимков! Мы перестали бояться зверей, пресекая любую их попытку пересечь грань дозволенного. Выстрел из ракетницы действовал, как длинный бич в руках укротителя. Но для верности все же приходилось держать при себе — на случай осечки — две ракетницы.

Четыре десятка зверей прошли за год через этот остров. Мы замечали, что попадались медведи, никак не реагирующие на человека. Спокойно уходили дальше. Но в осеннюю пору нередко являлись довольно решительные молодые особи.

Медведь большую часть года проводит во льдах, питаясь тюленями. Зимой он отыскивает их подснежные жилища, весной скрадывает греющимися у лунок, нападает на отдыхающих стайкой на отдельных льдинах. Но осенью, когда в море образуются большие пространства открытой воды, зверь этот за тюленями не угонится.

Мне довелось однажды наблюдать с высокого берега, как медведь плыл по чистой воде. С десяток тюленей, собравшись как птичья мелкота на появившуюся среди дня сову, кружило, ныряло перед медведем. А тот, известно, голодный, ничего не мог поделать. И поэтому осенью медведи выходят на берега островов и обходят их, отыскивая падаль. В эту пору они и заходят к человеческому жилью. И особенно бесцеремонными бывают молодые, еще не научившиеся охотиться.

Как-то мы спрятали шкуру моржа, которую уже раза два приходил жевать молодой зверь. Не найдя шкуры на месте, он в растерянности оглянулся, и тут желтая слюна потекла у него из пасти — на крыльце он увидел голенького человека, стоящего в валенках и трусах. Припадая на задние лапы, должно быть, пересиливая страх, медведь, крадучись, двинулся к любопытному зеваке и, не успей тот в последнюю минуту скрыться за дверью, медведь закусил бы им непременно. В азарте он ввалился за человеком в пристройку, и пришлось открыть огонь из нескольких ракетниц, чтобы выдворить наглого визитера.

И среди медведей, что приходили весной, встречались звери очень агрессивные. В эту пору самцы ищут во льдах соперников и самок. Обычно они недолго задерживаются у домов, но поведение их бывает тем более непредсказуемым. С резвостью лошади они могут вдруг погнаться за одиноким человеком, причем убежать от такого зверя невозможно, а иной не побоится броситься и на группу людей. Только точный выстрел из ракетницы — причем ракета непременно должна попасть в зверя, нанести ему ощутимый удар — спасал человека от непоправимой беды.

Обо всем этом по возвращении с острова я рассказал на страницах журнала, описал потом в книге, но если пользу это и принесло, то далеко не всем. В чем я и убедился на острове Голомянный. Всерьез поверить в опасность белого медведя люди не могут из-за широкой кампании по их охране. У нас нередко так: то убивают как врага,— не остановишь, то принимаются этих врагов лелеять. Так и с белыми медведями случилось. Слащавые фильмы, уверяющие, что умка зверь безобидный, начали выпускать один за другим. Медведей стали прикармливать с пароходов, в поселках приручать, как собак. А затем не знали, что делать, когда звери стали авоськи из рук отнимать, преследовать запомнившихся, чем-то не понравившихся им людей. Были случаи, когда отдельных обнаглевших попрошаек загоняли в специальные клетки и на вертолете отвозили далеко во льды. После этого и нападения участились. Теперь уж более шестидесяти лет действует закон об охране белых медведей. Хоть и постреливают иногда медведей браконьеры, но основная масса жителей закон этот блюдет. Меж тем население в Арктике растет год от года. Все больше появляется поселков, городов, и зверь теряет страх перед человеком, а отсюда и более частые, чем в годы непрерывной охоты на белых медведей, трагедии. Наверное, не взялся бы я писать об этом, если бы прошлой весной, отправляясь на полюс, не увидел на острове Греэм-Белл еще один памятник погибшему от нападения белого медведя.

Общее количество белых медведей в Арктике оценивается примерно в 30 тысяч. Благодаря наблюдениям со спутников удалось доказать, что белые медведи не вечные странники, обходящие побережье Арктики против часовой стрелки, а почти всю жизнь придерживающиеся одной территории. За рубежом давно уж ведутся наблюдения за определенными регионами, осуществляется подсчет и разрешается местному населению охота. У нас же к этому только приступают.

Ракетница — недостаточное средство защиты. Пора бы придумать какое-то легкое оружие, которое могло бы стрелять, скажем, резиновыми, не убивающими зверя пулями. И чтобы он, как прежде, боялся подойти к человеческому жилью, бежал от человека. Место его — во льдах.

Северная Земля

P.S. Пока этот очерк готовился к публикации, мне довелось еще раз побывать в Арктике, облететь острова Земли Франца-Иосифа. На острове Хейса, где находится обсерватория имени Кренкеля, сразу предупредили: «Без оружия за пределы станции не выходить!». Напомнили: в 1975 году произошел трагический случай, погибла женщина, отправившаяся на расположенный в некотором отдалении объект. В 1985 году зверь напал на мужчину, несомненно растерзал бы и его, но подоспевшие товарищи, примчавшиеся собаки помогли отогнать медведя на лед озера, где его затем пристрелили.

На острове Греэм-Белл военные рассказали, как подошедший к домам белый медведь погнался за людьми, едва успевшими вбежать в жилище. Один из убегавших споткнулся, и, если бы не собаки, примчавшиеся на помощь, ему бы несдобровать.

На острове Земля Александры пограничники рассказали о приходившей с двумя медвежатами медведице. Отогнали ее собаки, но при этом одного медвежонка растерзали. Ранее же подошедший огромный зверь испугал женщину и ее маленькую дочку, уставившись на них в оконце. Лишь очередь из автомата заставила медведя отскочить, затем уйти восвояси, не причинив людям вреда. Других зверей пограничники отпугивали с помощью машин, тракторов, вездеходов...

За рубежом, где конфликтные ситуации тоже участились, были проведены исследования по предотвращению нежелательных контактов. Наиболее эффективными оказались резиновые пули, ими стреляли из особого ружья, находящегося на вооружении канадской полиции. Пора бы и в нашей стране взяться за разработку эффективных мер защиты живущих в Арктике людей.

Фото автора

vokrugsveta.ru