Кадр из фильма “Страсти Христовы”

Понтий Пилат, брезгливо глядя на толпу дикарей, умыл руки. Брезгливость игемона вызвала ложь, лукавство и кровожадность аборигенов.

И было за что.

Пилат, как римлянин, как представитель цивилизации воинов и права, понимал, что честь человека основывается на правде, смелости, уме, силе и дружеских отношениях с богами.

В глазах римлянина интриги, трусость и двоедушие – есть бытийная ущербность. Они есть антиподы римских доблестей, укорененных в небе.

Несколько раз римлянин прямо спрашивал иудейскую элиту о том, в чем суть преступления Иисуса. И несколько раз они врали, и Понтий Пилат это понял.

– У нас нет царя, кроме цезаря.

Рассказывайте, льстите, интригуйте. Ваша ложь видна. Нет такого покоренного народа, который бы не мечтал о свободе и своем царе. Если лгут, значит, хотят обмануть. Если лгут, значит, проявляют малодушие.

Что мешало убить Христа по-тихому?

Наняли бы киллеров и тихо зарезали бы своего проповедника в темном месте. Не смогли. Струсили. Пожелали смерть какого-то учителя превратить в религиозно-патриотическое шоу руками римлян. И Понтию Пилату отвели роль палача в своей интриге. Он все понял и не захотел быть шахматной фигурой в интриге иудейских старейшин, потому что этот спектакль – вещь ничтожная и пошлая.

Убить конкурента и талантливого претендента чужими руками – в некотором роде азиатское мастерство, постыдное в глазах Рима.

Если они вправду так боятся кесаря, то почему учеников Христа убивали, не спросясь Рима, как убили первомученика Стефана или брата Господня Иакова? Сделали то, что хотели, не оглядываясь на римлян. Убили тихо и деловито. А тут разыграли театр с верностью Риму.

Да разве Рим не знает об их мечте о Великом царе мира? Разве настоящий иудей может назвать кого-то своим царем, кроме Мессии?

Евангелие описывает диалог Пилата с иудеями как образец хитрости.

Пилат вышел к ним и сказал:

– В чем вы обвиняете Человека Сего?

Они сказали ему в ответ:

– Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе.

Что это за обвинение?

Христос не был гражданином Рима. На Него не распространялась защита римского закона. Что за дело римскому генералу, если дикари убьют непонятно за что своего нищего соплеменника?

Воин – не палач. Хотите? Убейте сами.

Но интрига закручивается. Старейшины темнят, Пилат напрягся:

– Возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его.

Он разрешил им убить Иисуса. Но они отказались. Ожидая максимального шоу из его казни, которое могли сделать только римляне. Им был нужен пропагандистский перфоманс. Иудеи сказали ему:

– Нам не позволено предавать смерти никого.

Да ладно. А не так давно хотели побить камнями блудницу, и побили бы, если бы не Христос. Что это вдруг за скромность напала на них?

Пилат заинтригован враньем солидных людей Иерусалима, чувствует неладное и идет к Христу:

Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?

Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?

Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?

Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда.

Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.

Пилата не смутил простой вид Иисуса

Надо сделать отступление и сказать о том, кем был кесарь для римлян. Несмотря на скепсис и практицизм ромеев, они искренне были уверены, что император – избранник богов и аватар кого-то из богов.

Большинство римлян искренне любили и чтили императора как святого или даже полубога. Природа власти в глазах римлян имела небесную божественную природу.

И неважно, кем мог быть избранник. Для римлян не имело значение родство и принадлежность к когорте правой руки патрициев. Для Пилата было неважно, из какого колена был Иисус – из Давидова или Данова. Великий Диоклетиан был простолюдином и жизнь окончил огородником на полях капусты.

Пилата не смутил простой вид Иисуса. Его смутили единственно верные слова о природе власти.

Иудеи об этом забыли, а римляне с этим жили, потому что у Рима был император, а у Иудеи не было?

Среди азиатских варваров Пилат встретил, наверное, единственного адекватного человека, рассуждающего как римлянин, как античный философ. Можно быть уверенным, что вопрос такого качества – об истине – в этой стране еще долго никому не задавался на протяжении сотен лет. Некому было спросить и некому было ответить. Это было неожиданно, удивительно, и Пилату захотелось спасти этот Самородок духа.

Опять вышел к Иудеям и сказал им:

– Я никакой вины не нахожу в Нем.

Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?

Пилат, очевидно, не глумился над иудеями, поскольку осознал, что верным ответом Христос сделал реальную заявку на занятие царского престола Иудеи, не в пример ничтожному и порочному Ироду, не соображающему, что царство – это не интрига, а харизма.

Какая разница Пилату, Ирод на царстве, или этот трезвый и умный Человек, не высказавший агрессии к Риму. С таким хорошо иметь дело.

Конечно, ему еще было приятно наступить на больную мозоль этой ничтожной толпе, пытающейся его обмануть.

Но Пилат был опытным политиком. Он понимал, что толпе нужна кровь. И он решил спасти Христа ценой малой крови. Иисуса могли засечь до смерти на дворе Пилата. И никто бы не пикнул. Но он подумал, что, увидав униженного, окровавленного, полумертвого Иисуса, лишенного чести и претензий на царство, они придут в себя.

Рассказ супруги прокуратора о таинственности личности Христа еще более смутил римского чиновника. И еще больше напрягло неистовство первосвященников. В то время в Иудее были десятки претендентов на место царя Иудейского. И ни с кем не возникало столько шума и такого отчаяния местной духовной власти. Очевидно, что ситуация была на самом деле серьезной, и в самом деле этот Иисус – реальный претендент на место их царя, иначе отчего они в таком бешенстве именно от Него?

И слова о Его особенных отношениях с Богом легли на сердце римлянину.

Для римлян воплощение божества под видом простых граждан было обычным делом. Например, жители острова, подобравшие апостола Павла после кораблекрушения, очень легко приняли его за бога, когда увидели, как он стряхнул змею с руки в костер.

Не из порочной жестокости, а из желания спасти Человека

Пилат повелел пустить кровь Иисусу не из порочной жестокости, а из желания спасти Человека, похожего образом мысли на римлянина. Да он и внешне был похож на латинянина: высокий, русый, мощный и голубоглазый. В нем чувствовалась не только порода, но избранничество.

Принявшись бить Христа, римские солдаты выместили на нем презрение к дикарям покоренной страны.

– Разве они не знают, что царь – полубог? Как посмел этот Иисус покуситься на святыню божественной власти и на любовь народа? Получай!

– Разве этот народ, коварный, мстительный и дикий, может иметь настоящего царя? Получай!

– Разве боги могут позволить командировать настоящего царя в эту страну и выбрать этого жалкого человека? Получай, Самозванец, что бы о Тебе ни думал Пилат!

Били Его так, словно Он покусился на самое сокровенное в душе римлянина – святость власти и их любовь к царю и богам.

Солдаты глумились над Христом, давая знать, что образ настоящего царя им дорог. Это вызвало их жесткость и глумление. Римляне будут и христиан мучить за то же – за другую веру. Хорошо, что римляне были ревнивы к святыне. Эта ревность, сила и последовательность принесла им впоследствии добрые плоды.

Превратив тело Христа в кровавое месиво, Пилат выводит Иисуса перед народом, надеясь, что толпа, вкусив крови и насладившись позором приблудного проповедника, отпустит Его на все четыре стороны.

Но:

Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины.

Мужество и терпение Христа под пытками добавили Ему чести в глазах опытного воина и наместника Иудеи. К харизме Христос приложил так чтимое римлянами терпение, силу и мужество, что позволило Пилату сказать о Нем с еще большим уважением.

Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат:

– Се, Человек!

Подозрения Пилата о том, что перед ним не простой человек, еще больше усилились после криков иудейской духовной элиты:

– Мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим.

Пилат, услышав это слово, больше убоялся. (Пилат дрогнул.)

И опять вошел в преторию и сказал Иисусу:

– Откуда Ты? Но Иисус не дал ему ответа.

Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?

Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.

С этого времени Пилат искал отпустить Его.

Иудеи же кричали:

– Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю.

Погоны и деньги оказались дороже

Иудеи всегда славились знанием человеческой природы и хитростью. Они быстро и точно нашли ахиллесову пяту Пилата – боязнь кесаря, боязнь потерять власть и боязнь потерять деньги. Философский диспут с дикарями утратил для Пилата всякий интерес, когда он осознал, что толпа находится на грани восстания и на грани жалобы к императору.

Бог Христос, не Бог, а погоны и деньги оказались дороже. Иудеи унизили Пилата, но и Пилат отомстил им и унизил их. Ему хотелось подчеркнуть, что они недостойны настоящего царя. По их состоянию им соответствуют жалкие и порочные четверовластники Иудеи. Он поглумился над ними еще и потому, что они не смогли оценить масштаб харизматика, посланного им небом.

Да, они уели, унизили Пилата, нажав на его больное место, а Пилат унизил иудеев, казнив их настоящего Царя. А в том, что Царь был настоящим, Пилат не сомневался.

Но что ему настоящий Царь аборигенов? Чем дольше у них нет царя, равного Августу, тем больше времени они просидят в состоянии разрозненной толпы, что на руку Риму.

По крайней мере, у Пилата был настоящий цезарь, а проблемы иудеев не должны волновать римского всадника. Пусть режут друг друга, и чем больше, тем лучше.

Презирая дикарей, он повелел вынести сосуд с водой и умыть руки:

– Они закричали:

– Возьми, возьми, распни Его!

Пилат говорит им:

– Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя, кроме кесаря.

Тогда наконец он предал Его им на распятие. И взяли Иисуса и повели.

И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа; там распяли Его и с Ним двух других, по ту и по другую сторону, а посреди Иисуса.

Пилат же написал и надпись, и поставил на кресте. Написано было: Иисус Назорей, Царь Иудейский.

Эту надпись читали многие из Иудеев, потому что место, где был распят Иисус, было недалеко от города, и написано было по-еврейски, по-гречески, по-римски.

Первосвященники же Иудейские сказали Пилату: не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский.

Пилат отвечал: что я написал, то написал.

Пилату не вменялся в обязанность поиск иудеям царя. Рим от него требовал не философских находок и царей, а денег и рабов. Когда встал вопрос об истине и доходах, Пилат выбрал то, ради чего его послали в эту пыльную азиатскую страну – деньги. И он сделал тот выбор, которого от него требовал Рим, а не Бог.

И то сказать, Бога он не знал и не узнал. А философия на таком месте – лишнее и ненужное увлечение. Пилат по своей грубости вояки не смог разглядеть величие фигуры Христа и продал Его мучителям.

С этой минуты Рим уже никогда не упускал из виду Христа

Все бы так и кончилось для Рима простой казнью простого бродяги, похожего на римлянина душой и видом, если бы не продолжение истории, участниками которой стали другие изумленные граждане империи Августа:

В шестом же часу настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого.

В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! ламма савахфани? – что значит: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

Некоторые из стоявших тут, услышав, говорили: вот, Илию зовет.

А один побежал, наполнил губку уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить, говоря: постойте, посмотрим, придет ли Илия снять Его.

Иисус же, возгласив громко, испустил дух.

И завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу.

Сотник, стоявший напротив Его, увидев, что Он, так возгласив, испустил дух, сказал:

Истинно Человек Сей был Сын Божий.

Соединив все слышанное и увиденное во дворе своего военачальника, и затмение, и землетрясение, и сотник проникся божественным трепетом и признал в Иисусе Бога.

С этой минуты Рим уже никогда не упускал из виду Христа, все более и более убеждаясь в Его исключительности и настоящей царственности, а рассеянная Иудея все далее и далее отдалялась от своего Царя и царства.

Сбылось реченное пророком Иоанном Крестителем:

И не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму (Мф. 3:9).

Так и случилось. Богу в самом деле безразлична группа крови, форма носа или миндалевидность глаз и восточная форма губ. Он же Бог. Что Ему тленное тело?

Он не смотрит на одежду души, как это делают умные люди. Ему все люди кажутся одинаково прекрасными. Бог смотрит на дух.

Он просто перезаключил Свой договор с другими людьми. С теми, кто в состоянии восхищаться не происхождением, а великодушием, любовью, и теми, кто может отличить Его избранников от избранников религиозных профсоюзов.

Рим стал колыбелью нового Завета – Завета Божественной любви. А новой семьей Бога стал весь мир. И это вдохновляет и радует.

---

---

Священник Константин Камышанов