«Когда мне сказали, что умер Вася Шукшин… Я никогда не плакал. Вообще, даже когда маленький был. Наверное, не работают железы… И когда мне сказали, что Вася Шукшин умер, у меня первый раз брызнули слёзы из глаз. И вообще, все друзья, кому сообщали… Андрюша Тарковский в обморок упал просто. Мы никто не ждали этого… Это было невозможно. Нам казалось, что он будет очень долго жить. Я бросил спектакли в Ленинграде и поехал в Москву на панихиду. Ехал на машине, ехал пять часов… Приехал в Москву, было очень много людей. Стояла толпа людей в Доме кино, а сверху висел портрет его. И всё, что говорили люди… Они такую глупость говорили! По сравнению с такой великой смертью они говорили всякую ерунду… Нет таких слов, которые могут быть рядом с такой большой смертью…».

«НАМ БЫ ПРО ДУШУ НЕ ЗАБЫТЬ»
Памяти Василия Макаровича Шукшина

На самой вершине горы Пикет, что близ алтайского села Сростки, сидел обычный деревенский мальчишка лет 12. Василий любил бывать здесь. Любил смотреть на гладь реки Катунь, на березы за рекой, на зарю. Вот так обнимет худыми ручонками коленки и смотрит куда-то в даль. Лишь иногда смахнет рукавом горячую слезу со щеки и вновь, слегка прищурив глаза, молчит и смотрит, как будто пытается что-то разглядеть, изведать, угадать, что готовит ему грядущее…

А за его спиной, где-то далеко-далеко на западе, уже второй год грохочет война. Там, за его спиной, в 36-м по злому навету арестован ОГПУ и расстрелян 19-летний Макар Шукшин, его отец. И молодая мама осталась с двумя детьми на руках. Он, четырехлетний, и годовалая сестренка Натаха. Не помнил он тех горьких минут, когда мама в порыве отчаяния втиснулась с ними в печь и закрыла заслонку, чтобы покончить с собой. Не дали! Заметила соседка и спасла. Но помнил маленький хозяин, как вез на санках ведерко картошки, которое выменял в городе на нитки мулине. Вез для своей голодной семьи. Зимой! За десятки верст! А что делать? Голод не тетка. Трудное было время.

«Мне шел семнадцатый год, когда я ранним утром, по весне уходил из дома. Мне еще хотелось разбежаться и прокатиться на ногах по гладкому, светлому, как стеклышко, ледку, а надо было уходить в огромную неведомую жизнь, где ни одного человека родного или просто знакомого. Было грустно и немножко страшно. Мать проводила меня за село… села на землю и заплакала. Я понимал, ей больно и тоже страшно, но еще больней, видно, смотреть… на голодных детей. Еще там оставалась сестра, она маленькая. А я мог уйти. И ушел» (из воспоминаний).

Начались скитания русского Мартина Идена по городам и весям, хождения за тридевять земель, постижение тайны жизни, «философии мужества» и труда. Ему предстояло «расти самому и глазами, еще залепленными грязью, ловить первые проблески красоты; видеть, как из слабости, порочности, ничтожества и скотской грубости рождается сила, и правда, и благородство духа». Нет, не в теории, не в тиши кабинетов и студенческих аудиторий вырабатывал Василий Шукшин свою сильную, стойкую душу. Ох, какую стойкую, какую чуткую душу!

С юных лет он впитывал в свое сердце «горести и печали человеческие». Сколько загадочного, сокровенного, невыявленного в душе каждого человека!.. Тут не разложишь по полкам. Тут не до точек зрения и ярлыков. Тут пальцем не ткнешь — что «в соответствии…», а что нет!

Эти «живые, трепетные нити» он протянул сквозь всю свою судьбу, вышивал этими золотыми нитями все свое творчество, «пером вытаскивал из бумаги живые голоса людей».

«Я же, как сумею, хочу рассказать, какие у них хорошие, надежные души» («Живет такой парень»).

И он рассказывал! Все время ходил с тетрадью и писал. В общежитиях, гостиницах, больницах, на кухне. Иногда выпивал банку кофе за ночь. Много курил и писал. Всего 125 рассказов и два романа. И каждый — «рассказ-судьба», «рассказ-характер», «рассказ-исповедь», в крайнем случае — «рассказ-анекдот». Нет, он не просто писал об этом. Он всем этим жил! Жил с первой же строки…

«В каждом рассказе должно быть что-то настоящее. Пусть будет брань, пусть будет пьянка, пусть будет наносная ложь, но где-то, в чем-то — в черте характера, в поступке, в чувстве — проговорилось настоящее. И тогда, к концу своей писательской жизни, написав 1000 рассказов, я расскажу наконец о настоящем человеке. А если даже в каком-то рассказе нет ничего от настоящего, то там есть — тоска по нему, по настоящему» (из рабочих записей).

Судьба привела его во ВГИК в 1954 году. Известный мастер Михаил Иванович Ромм разглядел яркий талант, индивидуальность и внутреннюю силу в этом «дремучем и неотесанном» юноше в кирзовых сапогах. У Василия Шукшина начался особый период ученичества и творчества. В середине 60-х Шукшина уже знала вся страна. Знала как писателя, актера, режиссера. Он был скромен и молчалив, а если говорил, то резал правду-матку в глаза.

«Нравственность есть Правда. Не просто правда, а — Правда! Смелее постигать глубину жизни, не бояться, например, ее мрачноватых подвалов. Тогда это будет — борьба за человека. А как же иначе? Иначе будет, как парадный подъезд главного здания Мосфильма: огромный, прекрасный и… И вечно закрыт».

Вот так же он снял и свою «Калину красную» — бросил эту правду-матку нам в глаза, и Россия, потрясенная, плакала.

«Мне жаль Егора из „Калины красной“, жаль до боли, до содрогания за эту судьбу. Сложись обстоятельства иначе, он мог бы стать незаурядным человеком. Какой гордый, сильный характер, какой крепкий, надежный человек! Даже будучи вором, он сохранил в себе многое. И как хочется помочь Егору, полюбить его. Но как?.. Я хотел сказать об ответственности… За все, что происходит сейчас на земле, придется отвечать всем. И за хорошее, и за плохое. За ложь, за бессовестность, за паразитический образ жизни, за трусость и измену — за все придется платить. Платить сполна» (из интервью).

Жаль только, что не успел Василий Макарович воплотить свою заветную мечту — снять фильм о Стеньке Разине. Лопнула перетянутая струна! Не выдержало сердце в самом конце съемок фильма «Они сражались за Родину». С таким девизом «доводить себя до гения» долго не живут! Он жил и умер как настоящий солдат России.

«…И уходят. И тихим медленным звоном, как звенят теплые удила усталых коней, отдают шаги уходящих. Хорошо, мучительно хорошо было жить. Не уходил бы!» («Земляки»).

На самой вершине горы Пикет сидит Василий Шукшин и, как тогда, в детстве, пристально смотрит вдаль, обняв худощавыми руками бронзовые колени. И видна с этой высоты вся Матушка-Россия, что «раскисла, опухла от сна». Видны все мы! Все, о чем-то рассуждаем… Правильные слова говорим… Законы принимаем, но забываем главное шукшинское: «Нам бы про душу не забыть!» Не понимает она, Душа… для чего мы ее таскаем… и болит, тоскует!

И вот какая штука — нам ведь все время некогда! Все в заботах да в заработках! Некогда заглянуть друг другу в глаза! Некогда откликнуться на боль ближнего! Некогда читать хорошие, настоящие книги! Некогда спросить с себя Правду: на что ты тратишь мгновения жизни? есть ли в этих мгновениях что-то стоящее, достойное? «Что с нами происходит?..»

«Не теперь, нет. Важно прорваться в будущую Россию» (посмертно опубликованная запись в дневнике).

И когда же оно настанет, это будущее?
А может, оно начинается уже сегодня? Прямо сейчас?..

https://www.manwb.ru/articles/persons/fatherlands_sons/