сёстры Аренс

                                 МАШЕНЬКА

 
( фрагмент из главы  - МУЧИТЬСЯ И МУЧИТЬ, ТВЕРДЯ БЕЗУМНОЕ "ЛЮБЛЮ")

    Магия обольстителя давала сбои...
     Особенно горько было терпеть поражения от женщин, которых он жаждал всей душой. Когда лёгкую влюблённость или минутное увлечение сменяла Её Величество Любовь. И тогда наш Дон Жуан познавал, что это значит – страдать, мучиться, ревновать, сносить издёвки, надеяться, разуверяться и снова пылать надеждой. Так было с Анной Ахматовой, с Еленой дю Буше…
      Дмитрий Быков утверждает: в любовных делах Гумилёв был по-настоящему счастлив. В любовных «делах» – да. Но не в Любви, если она его внезапно настигала! Другое дело – недолгие интрижки и романы. Здесь он действительно уникален. Неизменно удачлив, король лёгких побед. Но было ли это счастьем? Сомнительно. Было удовлетворённое вожделение, тщеславие, самолюбие. Было торжество самоутверждения. Победу праздновали эгоизм и гонор.  Ликовали властолюбие, талант обольщать и повелевать. Будь счастлив по-настоящему, он не отбрасывал бы от себя с такой лёгкостью покорённых им девушек. Молниеносно  рухнувшая любовная связь для него ничего не значила.
Слова из песенки Вертинского, обращённые к актрисе, покорительнице сердец, можно легко отнести и к нашему герою.
                                       И мне жаль, что на тысячи метров
                                       И любви, и восторгов, и страсти
                                       Не найдется у Вас сантиметра
                                       Настоящего личного счастья.
      Водилась за ним странность. Сегодня это, пожалуй, истолковали бы как банальное извращение. По-настоящему его влекло только к невинным девушкам. Они для него «выше гурий, выше ангелов, они как души в седьмом кругу блаженств». Став женщиной, дама сердца словно падала в его глазах с «седьмого круга блаженства» на грешную землю, теряла магическое волшебство, будоражившее сердце поэта. В творчестве Гумилёва образ губительной для мужчины-рыцаря невинной девушки-изменщицы – idee fixe. Этот мотив неизменно повторяется у него и в стихах, и в прозе, и в драматургии. Анна Ахматова рассказывала первому биографу Гумилёва П. Н. Лукницкому…
«…То, что он признавал только девушек и совершенно не мог что-нибудь чувствовать к женщине, – очень определённо сказывается в его творчестве: у него всюду – девушка, чистая девушка. Это его мания». Разговор с Ахматовой Лукницкий подытожил в своём дневнике: «Пристрастие Николая Степановича к девушкам – не прирождённая ненормальность <…> это из-за АА (А. Ахматова. – Авт.) так стало. Николай Степанович такую цену придаёт невинности! Эта горечь на всю жизнь осталась в Николае Степановиче. Во всех его произведениях отразилась, конечно, совершенно бессознательно для него самого».
     Анна Андреевна сочла возможным раскрыть для биографии Гумилёва и такую деталь: первое, что он спросил после развода: «Кто был первый и когда это было?..»
      – Вы сказали ему?  – поинтересовался Лукницкий.
      –  Сказала, – тихо ответила Ахматова.
     Как знать, может быть из-за этой психической травмы, оставшейся на всю жизнь, так быстро ослабевал градус его влюблённости в покорённых девушек.
     Одним из первых увлечений юного Гумилёва была Лиза Пиленко. Она родилась в Риге, в доме № 21 по улице Элизабетес, с 1909 года жила в Петербурге, училась в частной гимназии Л. С. Таганцевой. Это увлечение не оставило серьёзного следа ни в его, ни в её судьбе. Позднее Елизавета Юрьевна вышла замуж за троюродного брата Гумилёва – Дмитрия Кузьмина-Караваева. Жизнь её оборвалась 31 марта 1945 года в газовой камере концлагеря Равенсбрюк. Теперь мир знает её под именем Матери Марии.
     В Царском Селе он всё чаще бывает в семье Аренсов, где растут три дочери: Зоя, Анна и Вера. Напоминает любовные проказы Пушкина с барышнями из Тригорского,  где тот  игриво и весело проводил время, регулярно наезжая из своего Михайловского.
     Анне Николай нравится, а вот Зоя влюбилась всерьёз. Но наш герой быстро теряет   интерес к обеим.. Его, как альпиниста, манят труднодоступные, ещё не покорённые вершины. Гумилёв пытается завоевать сердце старшей сестры – сероглазой красавицы Веры, сводящей с ума всех юношей Царского Села. Ей он посвятит «Сады моей души»…
       В них девушка в венке великой жрицы.
       Глаза, как отблеск чистой серой стали,
       Изящный лоб, белей восточных лилий,
       Уста, что никого не целовали…
Некогда и Пушкин баловал своих тригорских обожательниц восторженными признаниями…
     Осенью Гумилёв собрался в далёкое путешествие. Приглашает в попутчицы Веру. Уверенный в её согласии, десять дней ждёт девушку в Константинополе. Но она не только не явилась, даже не ответила на письмо. Гумилёв утешился поездкой в Египет. Очарованный африканской экзотикой, о Вере уже и не вспоминал. А она записала в дневнике: «Размышляя о том, что хотелось бы остаться жить в памяти людей после смерти, и отчаявшись оставить большой исчерпывающий портрет, хочу, чтобы на могильном камне были вырезаны слова Н. Гумилёва о моей красоте».
    Как видим, Вера оказалась проницательнее других  подруг нашего героя.
Легко разгадала в нём жаждущего любовных утех Казанову, для которого верность, постоянство – всего лишь привычные слова.
И, конечно же, была права.
     Впоследствии Вера благоразумно вышла замуж не за поэта (хотя сама была поэтессой), а за обычного, «земного» человека, с которым можно было воплотить мечту о «крепкой семье». Её супругом стал инженер Владимир Гаккель. Писала стихи, занималась переводами. С Гумилёвым долгие годы оставалась в друзьях.
                       
     Наверное, самая сильная, трагичная и фатальная любовь Гумилёва случилась летом 1911 года. Николай Степанович приехал в Слепнёво, где гостили тогда внучатые племянницы его матери – Маша и Оля Кузьмины-Караваевы. Маша, высокая, изящная
блондинка с огромными, грустными голубыми глазами, в своём нежно-лиловом платье, покорила поэта. Анна Андреевна Гумилёва (жена брата Дмитрия) уверяла: «В жизни Коли было много увлечений. Но самой возвышенной и глубокой его любовью была любовь к Маше».
      Весь её облик был «мечтой поэта».
     «Цветущей нежности русская красавица с чудесным цветом лица, и только выступающий по вечерам лихорадочный румянец говорил о её больных лёгких»(С. К. Маковский).
     В ответ на пылкое признание девушка грустно ответила: она не вправе любить кого-либо, у неё чахотка и жить ей осталось недолго. Роман был платоническим, но сколько заботы, чуткости, подкупающей, искренней нежности  нашлось для неё в сердце Гумилёва!
  Наш «сверхчеловек» снова нарушает свои «незыблемые» принципы. Привычный эгоизм уступает подлинной человечности. И мы снова недоумеваем. В чём всё-таки суть истинного Гумилёва – в его ницшеанском презрении к женщинам или в трогательной заботе о Маше, обожествлении её и в преклонении перед ней? Ни о ком не заботился он  так жертвенно и преданно, как о своей Маше.
      Днём по совету врачей она ложилась отдохнуть. Гумилёв всё это время ждал её под дверью. Делал вид, что читает, но  книга оставалась открытой на одной и той же странице.
Когда большое семейство отправлялось в нескольких экипажах на прогулку или в гости к соседям, он строго следил, чтобы коляска Маши выезжала первой – она слаба лёгкими, и нельзя допустить, чтобы Машенька дышала пылью.
     Эти его строки – как покаяние:
       Святой Антоний может подтвердить,
       Что плоти я никак не мог смирить.
       Но и святой Цецилии уста
       Прошепчут, что душа моя чиста.
     Болезнь Маши быстро прогрессировала. Врачи советовали санаторий, и осенью её отвезли в Финляндию. В ноябре Гумилёв, узнав, что ей хуже, бросает всё, мчится туда. Пишет стихи в альбом девушки, молится за её выздоровление. Тщетно..
. В надежде на южный климат родственники перевозят девушку в Италию. Гумилёв провожает её, надеется на чудо. Чуда не происходит – 29 декабря Маша умерла. Было ей всего двадцать два года.
     А. А. Гумилёва утверждала, что, прощаясь с девушкой перед её отъездом в Финляндию, поэт прошептал ей: «Машенька, я никогда не думал, что можно так любить и грустить». Если это правда, становится ясно, кто главная героиня «Заблудившегося трамвая» – одного из лучших стихотворений поэта:
         Машенька, ты здесь жила и пела,
         Мне, жениху, ковёр ткала,
         Где же теперь твой голос и тело,
         Может ли быть, что ты умерла!
        …………………………………..
        И всё ж навеки сердце угрюмо,
        И трудно дышать, и больно жить…
        Машенька, я никогда не думал,
        Что можно так любить и грустить.
     Любовь к Маше настигла Гумилёва через год после женитьбы на Ахматовой. У неё в это время были собственные романы – в России с литератором Г. И. Чулковым, во Франции с начинающим художником по имени Амедео. Пройдёт девять лет, и 24 января 1920 года в Париже, добитый кокаином, алкоголем и туберкулёзом, умрёт никем не признанный тридцатипятилетний живописец. В день похорон его жена (она была на девятом месяце беременности) выбросится из окна. Потом к бесславному при жизни художнику придёт посмертное мировое признание,  картины будут продаваться за баснословные суммы. В список лучших художников эпохи впишут его имя – Амедео Модильяни.
     Но всё это будет спустя много лет. Пока на дворе 1911 год. Разгар любви Гумилёва к Маше. А из Парижа от Модильяни приезжает в Слепнёво Ахматова. Анна Андреевна  в шоке. Как же так?! Ведь она не сомневалась в  абсолютной власти над мужем, в неотразимости своих чар над ним. И вдруг выясняется: всё это – иллюзия. Оказывается, есть женщина, которая вызывает у Гумилёва более высокие и сильные чувства! Наделённая острым умом, Ахматова понимает: Машенька – её антипод. Гумилёва влекут к девушке те качества души, которых нет у земной и не слишком доброй к нему жены.
     И всё-таки она попытается удержать возле себя этого прохвоста. Назло! И поступает так же банально, как это часто делают женщины в её положении. Зачатие  ребёнка, будущего сына Лёвушки, приходится на то время, когда Гумилёв рвался к Маше в Финляндию.
      Впрочем, это лишь версия некоторых биографов…
      Машу она ненавидела уже за то, что та заставляла страдать её самолюбие. И гордость. Другие романы Гумилёва Анна Андреевна живописала вселюдно – добродушно и охотно. Но о Маше говорить избегала. Ограничивалась словами: «В то лето Николай Степанович наполнял альбом Кузьминых-Караваевых посредственными стихами».
     Весной 1912 года  отправились в Италию. Вроде бы, теперь у Анны Андреевны больше нет поводов для беспокойства – она едет в заграничное путешествие с мужем, от которого ждёт ребёнка, соперницы нет. На деле всё оказалось не столь безоблачно
                                          (продолжение следует)