Добрых ликов священная стая,
Вся в любви, словно в пьяном бреду,
Кто сказал вам, что я не такая?
Кто сказал вам, что я не люблю?
Ну, возьмёте меня, полуптицы,
Посидеть на небесном ковре?
Крылья свесив, на облаке белом
Поведём разговор обо мне…
Суд творите исчадия бездны,
Голубой и благой вышины,
Ваша проповедь будет полезной
Для потерянной в мире души.

И тогда, первым встал величаво
В злате полотнищ Архангел седой,
И по сединам густым и кудрявым
Вдумчиво гладил прозрачной рукой.
Молвил тихо, но вкрадчиво, тонко:
«За свой дух ты всей силой моли,
Ты погрязла в тенях, и настолько,
Что готова на пламя взойти.
Погаси свою дерзкую младость
В добродетельной суще людей,
И пиши жизни новую книгу,
Утолив свою жажду страстей.
Возлюби всех, кто близок настолько,
Как ты ныне кичишься собой.
И тогда может вновь воцарится
Свет над брошенной Богом главой».

Я задумалась. Стая молчала,
Грустно вперив в мой лик ясный взор.
И на сердце упал мне столь грузно,
Обвенчавший изгнаньем, позор.

Младшенький ангел, румяный, воздушный
Пухлую губку с обидой надул,
И начал молвить легко, простодушно:
«Несколько раз я тебя обманул…
Страсти дарил, а взаимность – забылось,
Думал, что вспомню, успею додать.
Вот и виновник тех горьких ошибок,
Что не давали без слёз засыпать.
Я заступаюсь за грешную душу,
Ведь не смотря на язвительность лет,
Сердце любило безвестную стужу
Взглядов того, с кем её рядом нет».

Мы всё сидели в светлице небесной.
Зарево стало по - капельке стыть.
Мне показалось, что в мир бесполезный
Я перестала душою спешить.
Здесь, по-тихоньку ученье внимая,
Слушая, как моя строилась жизнь,
Я понимала, что я не такая,
Как по сей день в отражении кажись.

Кто-то укором мне связывал сердце,
Кто-то учил о спасении души,
Вот Ангелица в божественном венце
Мне улыбнулась и тихо дрожит:
«Я так старалась слепить из зефира
Новую жизнь тебе. Помнишь, тогда
Ночь, гололёд и заносит машину…
Так и случилась с тобою беда.
Я так старалась! И чудо, что ценишь
Этот подарок ты больше всего.
Жаль, что не всех в этом мире уверишь,
Что в жизни хрупкой есть счастье его».

И улыбнулась. А я ниц упала
В тогу уткнулась её, замерла,
Благодарила, от счастья рыдала,
Словно душа моя мать обрела.

Встали Двенадцать и небо шатнулось,
Взяли под руки, спустили к земле…
Вздрогнула я, и не уж-то…Проснулась!
Стая присяжных явилась во сне?
Вроде всё было: и небо, и крылья,
Платина власа струилась, вилась…
Вот утро и осень, и «Новая книга»,
И заново жизнь так моя началась.