СОЖЖЕННЫЕ

Часть 2

Последний день лета выдался на редкость жарким, и к вечеру духота стала просто невыносимой. Когда на улицы неслышно прокрались сумерки, в воздухе зависло тревожное предчувствие надвигающейся грозы. Несмотря на это, у стен клуба «Eclipse» роилась огромная толпа.
Мимо открытых дверей гримёрки «Сожжённых» сновали звукотехники, осветители, рабочие тянули нескончаемые провода, громко переговариваясь между собою только им понятным языком:
- Пятый динамик на смежный ярус «2»… На ярус «2», говорю! И воткни в него развилку на три тюльпана, а то закоротит опять, как в прошлый раз…
В самой гримёрке их голоса были слышны лишь между перерывами юнониных импровизаций - девушка настойчиво «разогревалась» вот уже полтора часа. Тин сидел неподалёку, вертя в ловких пальцах красный медиатор, то и дело поглядывая на два, прислонённых к стене, Jackson’а так, словно гитары могли убежать. Ивонна стояла у большого открытого окна, задумчиво созерцая стену соседнего здания, сплошь заклеенную афишами первого сольного концерта «Сожжённых».
После подписанного зимой контракта с одной из крупных звукозаписывающих кампаний, группа с головой ушла в работу над записью первого альбома. Девушка вспомнила глаза Вика в тот день – в них стояли слёзы счастья, любви и чего-то настолько пронзительного и необъяснимого, что у неё защемило сердце. Она никогда бы не смогла посмотреть так, как он – глаза её были лишены эмоций, лишь искусственная, отточенная годами, живость.
В сердце робкой змейкой заворочалось беспокойство. Знакомые лица, между тем, безмятежно улыбались ей со стены, в карих глазах Вика плясали смешинки.
- Ив! Ивонна! – Варвар настойчиво теребил её за рукав, и, судя по его измятости, уже достаточно долго. – Позвони Вику ещё раз, у меня села батарея.
Она набрала его номер – длинные гудки на том конце, где был Вик, снова остались без ответа.
- Блин… - только и сказал Варвар.
- Ну? Приехали? – в гримёрку заглянул Макс, их менеджер. Увидев напряжённые лица, он захлопнул свой телефон-раскладушку, который держал у уха, и вздохнул. – Ладно, ребята, расслабьтесь. До начала ещё 30 минут, пробки на дорогах, сами знаете… В конце-концов, не пропустят же они свой собственный концерт. Если что, задержимся минут на 40. А этим двум… - он выдержал многозначительную паузу. – орлам, я скажу всё, что о них думаю, в самых лестных выражениях. И повторю это раза два, для пущей усвояемости… Юни, милочка, ради всех богов, перестань терзать свою машинку, всё хорошо… - Юнона вымученно улыбнулась. – Нечем будет играть на концерте…
- Ты не должен был ехать… - прошептала Ивонна, глядя на афишу.
- Что? – спросил Варвар, который стоял рядом.
- Не должен был… - прошептала Ивонна, сердце болезненно сжалось, словно в него медленно, с особой извращённой тщательностью ввели иглу.
- Эй, чуваки, пожелайте удачи, что ли… - в гримёрку, потрясая чёрным «Fender’ом» заглянул Дарк, вечно улыбающийся гитарист «Abyss», играющих на разогреве.
- Уда… - автоматически отреагировал Тин и осекся, ибо в этот момент в гримёрку вошёл задыхающийся Лой. Следом за ним торопливо шёл Макс, он сердито захлопнул за собой дверь.
- Я… - срывающимся голосом начал Лой. – Там… Извиняюсь…
- Что ты? Где ты? Где второй? – заорал Макс, выйдя из себя.
- Там… - каждое слово давалось Лою с видимым трудом. – Там авария на дороге. Большая пробка, движение перекрыто… Говорят, что-то страшное. Я… Я как мог… А где Вик?
- Там… - низким, совсем не свойственным ей голосом, вдруг ответила Ивонна.
- Да что ты несёшь? – повернулся к ней Макс, но, столкнувшись с выражением её глаз, осёкся.
Внезапно снизу раздался восторженный рёв толпы и тяжёлый, ровный перебор гитар. По зданию клуба прошла лёгкая дрожь. Макс, отстранив Юнону, подпрыгнул к окну, чуть не вывалившись из него.
- Кто? Кто, чёрт подери, приказал пускать их в здание? – заорал он, наблюдая, как остатки толпы медленно просачивается мимо секъюрити в распахнутые двери. – Назад! Кто приказал начинать концерт? – он отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь внимание охраны, но лишь припозднившиеся зрители поприветствовали его одобрительным свистом.
- Дьявол! – выругался Макс, кидаясь к дверям.

- Лой! – Юнона, тряхнула его за плечи. – Лой, что там случилось?
- Что за авария?
- Кто разбился?
- Как, чёрт побери, это произошло?
- Что ты видел? – посыпался на юношу град вопросов. Лою показалось, что сейчас он сойдёт с ума. Голова шла кругом, он почувствовал, как сердце словно разъедает кислотой от странного, противного чувства, что произошло что-то необратимое, то, что уже не исправишь. Каким-то шестым чувством, он вдруг понял, что могло означать страшное «там» Ивонны. Он оглянулся, высвобождаясь из цепких рук друзей, но у окна никого не было.
- Где Ивонна? – спросил он.
Повисло долгое тяжёлое молчание. Гулкой тяжестью до всех вдруг дошёл смысл её слов, тяжёлым камнем навалилось осознание, не допуская даже мысли о том, что никто из них ничего не знал наверняка. Они знали. В глаза друг другу не смотрел никто. Казалось, что минуты с тяжёлым звоном падают на пол.

Танатос протянул руку темноволосому парню, помогая выбраться из под дымящихся обломков оплавленного мотоцикла. Длинная тёмная прядь упала тому на лицо, и он убрал её за ухо.
- Виктор. - назвал Танатос его по имени.
- Теперь…- глаза юноши наполнились болью отчаяния, но страха в них не было. – ничего не исправить?
Ангел Смерти лишь покачал головой:
- Нет. Твоё время закончилось здесь.
Слеза скатилась по щеке Вика. Танатос пристально взглянул на него, без труда прочитав мысли, голос его прозвучал мягко::
- Это не конец пути.
- Я буду ждать Её. Можно… остаться здесь?
- Не здесь. Пойдём…

В зале царил полный хаос. Музыканты из «Abyss» справлялись со своей задачей блестяще - толпа свистела и подпрыгивала, в такт рвущимся из колонок битам. Бледная, с неестественно горящими глазами, Ивонна шла через беснующийся зал, не глядя перед собой, острым серым лезвием разрезая толпу. Плечистые секъюрити бросились было к ней, но остановились, словно подчинённые чьей-то воле, и она, даже не обратив на них внимания, беспрепятственно поднялась на сцену, заставив ребят из «Abyss» оборвать песню на полуслове. Раздался неодобрительный свист и крики, но когда Ивонна взяла в руки гитару, зал одобрительно загудел, посчитав её появление частью шоу.
Она не чувствовала жара прожекторов, не видела обращённых к ней лиц, пожирающих глазами каждый жест. Всё её существо наполнила странная сухость. В сердце что-то рвалось и умирало, однако, разорванная струна ещё билась загнанной птицей, из последних сил пульсируя умирающей песней. Она не знала, что бывает так больно... Она не знала, что слова Вильгельма исполнятся так быстро… Нет, знала. Но не была готова. Она забыла, что никогда не была человеком. Не смогла предупредить. Не смогла уберечь. И теперь музыка осталась тем единственным, что она ещё могла сделать для него…
Ивонна взяла в руки гитару Вика и провела рукой по струнам, чувствуя, как маленькие комочки боли сорвались с бледных пальцев, ласково пробежали по грифу, и, исчезнув в паутине проводов, вырвались из колонок тяжким аккордом.
- Are you ready … - её голос наполнил зал до краёв. – …to burn… tonight?
Зал взревел.

Он неслышно опустился на прозрачную крышу клуба, погружённый в свои мысли. Улица была пуста, лишь только размытые очертания фонарей и домов смутно отражались в чёрных глазах непрекращающегося дождя. Изредка резкий зигзаг молнии безжалостно полосовал небо надвое, и оно отвечало ему возмущённым грохотом. Танатос сложил широкие крылья, удобно устраиваясь в своей любимой позе – полулёжа и бессознательно глядя куда-то в небо, чья бесконечная дорога была сейчас скрыта не выплакавшимися тучами. Ангел устало прикрыл глаза, отдаваясь разбушевавшемуся хаосу и позволяя себе раствориться в бушующей музыке ночного ливня. Он не мешал ему. Сейчас играл и пел весь мир вокруг. Вибрировала и подрагивала в такт раскатам грома и крыша «Eclipse». Танатос посмотрел вниз, сквозь прозрачные плиты – в свете неоновых огней он различил море рук и лиц, внимающих низкому голосу своей странной музыки.
Резкая вспышка озарила небо, и острый взгляд ангела упал на афиши, аккуратно наклеенные в ряд на стене противоположного дома. С каждой из них ему задумчиво улыбался Виктор. Они звали его Вик…
Танатос почему-то вспомнил, как не раз вслушивался в его голос, лёжа вот так, как сейчас, беспечно глядя в далёкое небо. Молодой, сильный, красивый… Полный огня, самых светлых надежд и самых смелых мечтаний. Как быстро… Как быстро они уходят, перегорают, словно свечи, потушенные внезапным порывом играющего ветра. Сожжённые…
Некоторые уходят бесследно, и путь их скоро теряется в бездонной веренице жёрновов времени, другие, очень редко, оставляют после себя Память, над которой даже вечность порой не имеет власти… Ангел вздохнул. Сегодня у Вика должен был состояться первый концерт, о котором тот мечтал всю свою короткую жизнь – Танатос видел это взволнованное ожидание в его глазах, за миг до того, как...
В те несколько мгновений, на границе границ, которые принято именовать жизнью и смертью, Танатосу было открыто всё о каждом, кто вкладывал свою руку в его открытую ладонь. Почти всё, что открывалось ему, оставляло ангела безразличным, но всё же, несколько крупинок мечтаний и света из душ тех, кто уходил, находили свой путь сквозь броню его сердца, и память о них Танатос бережно хранил где-то глубоко внутри своего бездонного «я».
Он на мгновение закрыл глаза и снова открыл их. Шёл дождь. Вик по-прежнему улыбался с афиши, а в клубе внизу по-прежнему раздавался хор голосов, и толпа раскачивалась в такт звучащей мелодии. Сейчас солировал женский голос, глубокий и мелодичный, наполненный живой болью по чему-то утраченному. Что ж, верно, шоу должно продолжаться – так сказал ему один из тех, к кому однажды он протянул свой неумолимый клинок.

Ивоннины пальцы нелепо перебирали струны – один незаконченный аккорд, другой, перебор и сначала… Она касалась их, словно тасуя карты, и одновременно в её памяти проплывали воспоминания, кружа в нескончаемом вихре того, что уже стало прошлым. Нестройный ряд ритмов мало-помалу начал складываться в непривычную вязь музыкального рисунка, странного в своей нелепой непостоянности, и от этих звуков по спине присутствующих пробегала дрожь.
Жёсткий ритм вернул Ивонну к реальности. Варвар, сидя за ударными, твёрдо выводил начало заглавной композиции альбома. Один за другим на сцену выходили бледные «Сожжённые» и, сначала нестройно, но всё же подхватывали мелодию, тихо меняясь местами с удивлёнными музыкантами «Abyss».
- Вик!!! Вик!!! – надрывалась толпа, и крики эти показались Ивонне криками отчаяния, словно они уже знали, что Вику больше не суждено войти в этот зал. Его гитара дёрнулась в руках, согревая её вечно холодные пальцы, словно последний тёплый привет от того, кто уже никогда не коснётся её. Она подняла глаза – там, сквозь прозрачные плиты крыши виднелось тёмное небо, в котором сверкнула молния – и выдохнула первые строки песни вместе с полившимся на землю, дождём:

So deep in loving…
With this rainin' night…

Она помнила, как была написана эта песня, помнила размашистый почерк Вика, ложившиеся на бумагу нестройные строчки… Зачёркнутые, переписанные вновь… Его лицо, склонённое к ней, непослушную чёрную прядь, падающую на глаза… Смех… Вихри воспоминаний, сотканные из ярких мгновений вечности, навсегда ушедшие в небытие вместе с неумолимым потоком времени. Вечный закон миропорядка…
Поначалу слабый, голос Ивонны сам собой становился гуще, крепче, он взлетал серебристым фонтаном под самый потолок и рассыпался тяжёлыми переливающимися брызгами, обволакивая, маня, заставляя следовать за собой в самые потайные уголки собственной души. В зале наступила тишина.

Could you comfort me in my deadly misery?
Would you dare to go with me?
Would you wish to be with me?

Резкий гитарный перебор, рождённый пальцами девушки, надрываясь, вырвался из самого сердца колонок, ураганом пронёсся над головами зрителей и врезался в одну из стен, заставив её застонать. Жалобно заискрились несколько динамиков, не выдерживая напора льющегося из них звука, но никто не обратил на это внимания. Буря гитарных аккордов слилась в один гудящий поток, неестественно правильный в своей извращённости, и цепями взбесившегося электричества устремилась ввысь, подгоняемая нечеловеческой силы голосом, наполнившимся яростью:

Would you die to be with me?

- гитара Вика истошно взвизгнула, словно умирая в бессильном отчаянии последнего риффа. Не выдержали и рассыпались в мелкую крошку прожектора, с громким хлопком вспыхнула звуковая аппаратура, и испуганные люди успели увидеть, как рушится стеклянная крыша клуба, прежде, чем в зале наступила тьма…

Танатос вслушивался в мелодию. Он не разбирал слов, для него всё - и печальная вязь их, и струящаяся музыка, были едины – безысходная канва чувств, льющаяся из раненой души. Похоже пели, порой, небесные белокрылые, отрешённо грезя в вышине первозданного…И образы, рождённые их песней, заставляли сердца смеяться или плакать – наяву переживая всё то, о чём рассказывали их души. Танатос приложил руку к груди - внезапно её безжалостно рвануло саднящей болью безысходности.
Резкий визг гитары вырвал ангела из мира переживаний, покоящихся на бастионах его памяти. Он поднял голову, отбрасывая со лба мокрые волосы, и лицо его исказила гримаса злости – он узнал певшую. Звенящий серебряный голос не принадлежал человеку. Танатос содрогнулся, в памяти вновь мелькнули белокрылые. Сколько их погибло тогда…
С хищным блеском в тёмных глазах он потянул из ножен меч, легко оттолкнулся от крыши, взмывая в перекрещенное молниями небо. В зале «Eclipse» что-то искрилось и грохотало, слышны были крики, но все звуки сейчас потеряли для Танатоса значение, он слышал только один – звук её торопливых шагов. Она выбежала из клуба, и, не разбирая дороги, бросилась прочь. Резкий свет её ярко-белой ауры больно послоснул ангела по глазам. Танатос на мгновение замер в воздухе, подавив сомнения и чувствуя, как чистая ярость заполняет до краёв всё его существо. Прохладная рукоять меча удобно упокоилась в его широкой ладони, прежде чем он сложил крылья, камнем ринувшись вниз.

Из распахнувшихся настежь дверей клуба с криками и визгом хлынул беспорядочный людской поток. Они бежали, несмотря на хлещущий по их лицам и плечам, ливень. Падали, поднимали тучи брызг, вставали и бежали снова, бестолково толкаясь и налетая друг на друга. Потоки воды оставляли на их лицах чёрные полосы потёкшей туши – словно траурные маски на нелепо гримасничающих лицах неумелых актёров. Где-то вдали протяжно завыли сирены.

Сокрушительный удар отбросил его назад, на стеклянные плиты крыши, заставив выронить меч. В неверном свете небес Танатос увидел стоящую над ним тёмную фигуру, окружённую мертвенным сиянием. Длинные седые волосы разлились по плечам жидким серебром. Вильгельм – вспомнил он его имя. Они давно знали друг друга, но никогда не сталкивались. До сегодняшнего дня. Ярость ангела поглотила мир вокруг.
Стальная хватка обручем сдавила горло - Вильгельм не примеривался и не выбирал лучшего момента для удара, он просто давил всей своей, тысячелетиями накопленной, мощью. Танатос встретился с ним взглядом и не прочёл ничего, кроме безразличной пустоты за провалами глазниц. Он чувствовал, как его безжалостно затягивает в неумолимые омуты безбрежной темноты. Мир вокруг покачнулся. Сведённая отчаянной судорогой рука вдруг нащупала обронённый меч, и в следующий миг тусклое лезвие со свистом пронзило грудь противника, войдя по самую рукоять. Вильгельм не дёрнулся и не вскрикнул, лишь хватка его стала слабее, однако рук своих он не разжал. Танатос хрипло вздохнул, с усилием заставляя остановиться скачущую карусель мира. В следующее мгновение он взмыл в небо, увлекая за собой и врага. Некоторое время они ещё балансировали в воздухе, обнявшись, словно родные братья, и ветер переплетал тонкие серебристые пряди с иссиня-чёрными. Их взгляды снова встретились, а потом один из них упал. Беззвучно, серебристой искрой, вдребезги разбив стеклянную крышу клуба. И последним, что прочёл Танатос в его на мгновение ставших живыми, глазах, была боль. Боль по Ивонне.

Когда, через несколько часов, Лой нашёл и поднял оплавленный Ibanez Вика, разорванные и окровавленные струны жалобно звякнули, прежде, чем замолчать навсегда…