Наткнулся на очень интересный рассказ:
В полночь, третьего февраля 2002-го года, я вспомнил, что я - марсианин.
Это было для меня такой неожиданностью, что даже будильник, словно подавившись, громко сказал: "Тик-так!" и замолк навсегда, потому что все его шестеренки в одну секунду расплавились, а стрелки отвалились.
Первой мыслью, которая приползла ко мне в эту минуту, была мысль о том, идти ли мне завтра на работу или не идти? Вспомнить о том, что ты марсианин, это все равно что заболеть, а в таких случаях обычно берут отгул. С другой стороны, меня не поймут, решил я утром - и пошел на работу.
А там как раз привезли полтора куба известкового раствора и все это нужно было поднять на пятый этаж, потому что на улице был февраль и раствор мог замерзнуть до марта. Я взял ведра и, размышляя о том, что это весьма странное занятие для марсианина, принялся за нехитрый и почетный свой труд. В обеденный перерыв я открыл банку с холодной гречневой кашей и понял, что все мое марсианское нутро горячо протестует против такого положения дел.
Я пошел к прорабу и сказал, что мне нужно взять отпуск недели на две.
"С какой это стати?" - раздраженно спросил прораб, думая о том, как его, коренного жителя Венеры, все это достало.
Вот мудак, подумал я, так тебе все и объясни. Ты же первый меня сдашь в дурдом, если я тебе во всем признаюсь, не так ли?
Конечно сдам, подумал прораб, тут и говорить не о чем. И зарплату твою, которую тебе задолжали за три месяца, сам найду способ получить. Мы-то в отличие от вас, марсиан, тормозить не любим.
Допустим, подумал я, у меня заболела тетя в Брянске, а живет она одна и помочь ей некому?
Тетя в Брянске не прокатит, подумал прораб, это явный гон.
"По семейным обстоятельствам!" - решительно сказал я и сплюнул.
"А что случилось?" - законно поинтересовался прораб.
"Знаете, - сказал я, - если бы мне хотелось об этом рассказывать, я бы не соврал, что "по семейным обстоятельствам", а начал бы изливать перед вами душу - мол, так-то и так-то, заболела тетя из Брянска, но ничего этого я не хочу, поэтому и говорю, что по семейным обстоятельствам"
"Я просто спросил, - примирительно сказал прораб. - Надо так надо. Пиши заявление на имя главного инженера. По семейным обстоятельствам и все такое"
Я написал заявление и решил, что венериане - не такие уж и мудаки, просто детство у них было суровое.
В конце концов, подумал прораб, в одной солнечной системе живем - соседи, как-никак...
Когда я шел домой под ногами путались одни земляне и ни одного земляка. Характерная черта землян - сутулая спина, затюканная физиономия, семенящая походка и авоська в руке. Но самое главное - каждый думает о своем.
Мне даже захотелось аспирину, но дойти до аптеки я не успел, потому что меня сбил грузовик. За рулем был, конечно, землянин. Он так задумался о своем, что даже не заметил, что я стою посреди улицы и хочу аспирину.
По крайней мере - хорошо, что я взял отпуск.
"Странно, - сказал санитар, - что он не потерял сознание..."
"Сознание так просто не потеряешь, - объяснил я ему, хотя говорить было больно. - Это все равно, что потерять стог сена в иголке, потому что сознание - это все, а я - ничто. Я сам могу в нем потеряться, но потерять его - это из области научной фантастики!"
"Вы бы лучше берегли силы, - попросил меня санитар, - а не разговаривали..."
"Если силам будет угодно, - не унимался я, - они сами меня сберегут, я же над ними не властен, как же я могу их сберечь?"
"Просто - закройте рот!" - посоветовал санитар и я замолчал.
В больнице мне удалили левую почку, заверив меня, что это еще ничего по сравнению с тем, если бы мне удалили левое яичко или левое полушарие мозга, потому что человек живет либо тем, либо другим, а остальное у него просто для красоты.
Во время операции я три раза перенес клиническую смерть и один раз - клиническую жизнь, которая так меня истощила, что я знаками стал умолять хирурга, чтобы он это дело поскорее кончал. Мне ввели какой-то наркотик - и клиническая жизнь оборвалась так же внезапно, как и началась. Вместо нее передо мной появился бодхисаттва Авалокитешвара, а в правом ухе заиграл лондонский симфонический оркестр. Авалокитешвара сидел в позе лотоса, но, взглянув на меня, понял, что цирк ни к чему, и с явным удовольствием расплел затекшие ноги.
"Ну, как тебе все это? - поинтересовался он. - Не очень грузит?"
"Я бы хотел узнать, - сказал я, - что я здесь делаю?"
"Ты смешной парень, - улыбнулся Авалокитешвара. - Вас ведь только для того и отправляют на Землю, чтобы вы это узнали. А я тебе просто мандарины принес..."
И тут я понял, что это не Авалокитешвара, а мой прораб стоит над моей кроватью и держит в руках авоську с мандаринами.
"Куда ее положить?" - спросил он.
"Я не знаю, - честно признался я ему, - я сам только что здесь очутился. А вы уверены, что вы не Авалокитешвара?"
"Нет, не уверен, - так же откровенно сказал он. - С тех пор, как я вспомнил, что я - венерианин, я больше ни в чем не уверен..."
В это время в палату вошла старушка-медсестра с Меркурия и принесла обед - жидкую кашицу поносного цвета. Видимо, она недолюбливала венериан, поэтому стала ворчать на прораба, что, мол, шляются тут всякие, пациент еще от операции не отошел, а ему уже житья не дают, вот, поешьте-ка супчику, только сначала эти две таблетки выпейте и не капризничайте, я не ваша бабушка, капризничать дома будете... Тут она замолчала, потому что мы все втроем вспомнили про свой дом - кто про Марс, кто про Венеру, кто про Меркурий.
Прораб вздохнул, выпил мои таблетки и стал есть суп, а старушка сказала, что ничего, пусть кушает, она еще принесет.
Когда она пришла с дежурства домой, все - и дочка, и зять, и внучка - уже спали. Она достала из ящика письменного стола толстую общую тетрадь в клеточку и записала детским почерком:"04.02.02. Встретила двух инопланетян - одному из них вырезали почку, а второй пришел его навестить. Почему-то вспомнилось... еще до того, как я вышла замуж, меня это доводило до бессонницы, и ответа найти я не могла, потому и забыла крепко-накрепко, чтобы было спокойнее, а оно возьми и вынырни из-за угла, когда его уже не ждешь... всего лишь один-единственный вопрос. Что я, черт побери, здесь делаю?!"
Она захлопнула тетрадь и пошла чистить зубы, потому что время было позднее, а завтра снова на работу.
Давай оставим ее, читатель, ведь сейчас она начнет раздеваться перед сном, а женщина она старая, и вообще - это неприлично. Лучше с тобой поговорим.
Когда я выписался из больницы, я все это специально для тебя написал. Ты ведь уже догадался, что не просто так читаешь эти строки? Я допускаю, что ты еще не вспомнил, но я точно знаю, что ты догадываешься. У меня же к тебе - всего лишь один вопрос. Что ты здесь делаешь?
