Жил-был один человек: здоровый, круглый, краснощекий. И все казалось ему, что он не сегодня-завтра умрет. Догадка, впрочем, была подкреплена неоспоримыми доказательствами: в детстве какая-то цыганка предсказала ему раннюю смерть.

Жил он так, как живут люди, больные смертельной болезнью, но смирившиеся с неотвратимостью ухода и даже приветствующие свой скорый финал — смело и весело, как бойцы перед последней атакой. Он не утруждал себя изнурительной работой, счастливо избежал армии, прячась по другим адресам, а из всех приятных работ выбрал сцену провинциального театра. В первый же день после зарплаты человек, который должен умереть, покупал самбуку и жарил стейки из свежей форели в сливочном соусе, а потом до утра смотрел фильмы и нехотя просыпался в сумерках уходящего дня. Когда деньги кончались, а это случалось примерно через неделю, он без зазрений совести переходил на попечение своей девушки и ее обеспеченных родителей. Их квартира с домашним кинотеатром, прохладным кондиционером и набитым холодильником как будто специально была создана для последних счастливых дней перед концом света.

Разумеется, близкие были в курсе печальных пророчеств гадалки и потому относились к парню, как к фарфоровой вазе, помня о том, что в любую минуту у него может остановиться сердце или оторваться тромб, и тогда прости-прощай, жизнь! Мгновенная смерть, говорят, часто случается с полными людьми, а наш герой был в самом соку, презирал спорт и курил, не открывая окон.

Когда с парнем случались припадки меланхолии (чем ближе к 30, тем чаще) и он собирал вещи, толкуя своей девушке о быстротечности жизни и о том, что он должен попробовать все, ведь мужчине требуется разнообразие, она выбегала за ним на лестничную клетку и, забыв про гордость и соседей, кричала со слезами: «Ваня, не уходи!» И звонила, и возвращала, и терпела все его капризы и бесконечное нытье, потому что была уверена, что гении уходят рано (как Пушкин, как Лермонтов, как Маяковский, как Есенин...), а если он умрет завтра, то зачем же ей жить?

А потом они с легким удивлением справили его 30-летие. Вопреки ожиданиям небо не разверзлось, не взорвалась плита и не осыпался потолок. И тогда в глубине души наш герой засомневался: «А не ошиблась ли гадалка?» Если ошиблась, то, выходит, он зря не получил образование, все ждал чего-то и медлил и зачем-то полжизни проиграл волков и поросят вместо того, чтобы пробиваться в Москву и быть Гамлетом. Впрочем, вслух эту новую мысль он не сказал (дабы не шокировать родственников) и по старой привычке продолжал изображать приговоренного к смерти, укоризненно повторяя в ссорах: «Вот ты кричишь на меня, а когда я умру, пожалеешь!»

Наконец, ему исполнилось 40. Голова стала наполовину лысой, и было уже невозможно ходить пешком, так как мучила отдышка — он ездил в подаренном тестем BMW и играл пожилых царей да отцов семейства. Жена почему-то стала часто злиться и, качая головой, повторяла с упреком: «Всю молодость мне испортил, гений-неудачник!»

А он грустил, и сердился на гадалку и на непутевую молодость, и в тайне сожалел, что не умер как-нибудь красиво и трагически. А когда в 50 лет у него случился инсульт (половина тела отказала, речь стала невнятной), он понял, что это оно и есть — сбывшееся пророчество! На жену, посещавшую его в палате и кормившую борщом с ложечки, он смотрел с торжеством и упреком, будто говорил: «Вот теперь ты поверишь в то, о чем я тебе всегда говорил!» Впрочем, умер он только в 55. В гробу, окруженном женой, детьми и внуками, лежал абсолютно счастливый улыбающийся человек. Казалось, он радовался тому, что, наконец, случилось то, чего он ждал всю жизнь и ждал не напрасно…