в праздниках таинственно и скучно
что в присловии
желаю чтобы все
сломан дверью неудачник ключник
и живой и грязный сыплет снег
проводник по медленным смертям
взявший в плен то прошлое то слово
иногда на сон сменив таран
безысходности
меня отыщет снова
проведет по лабиринту дрем
выбросит на дно седых иллюзий
под молчание из вспышки
повезло
что уже не люди
тот дворец что не сгорел весной
выпав бликами на очень черном море
станет неделимостью предела
где останемся
как времени прострелы
на картинах ненаписанных поэм
дольше чем бредешь
и понимаешь
пауз тишина дороже и
глубже рваных тропов из отчаяний
год двадцатый
оставайся
не спеши

мои движенья невзрачны
слова и мысли неказисты
что может станцевать на сцене
дрожжами сдобренный пингвин
метель играет со стеклом
поземка с медленным асфальтом
а я в тебя холодным днем
играю ночью старой калькой
могу не есть но манит цветом
земельным горький шоколад
поэтом не случилось стать
да и гражданство под запретом
метелки крыльев заросли
болотцем цифры и инерций
пингвин манишкой дорожит
держи стекляшек злое сердце

елку положу на правый бок
лягу рядом будем горевать
для кого то праздник новый год
но не для меня
не для тебя
мишурой присыпанный парик
вата бороды от 200 вт
а внутри то голубей курлык
то иглы адмиралтейский ад
и вполне мой путь исповедим
грязь признаний и дорог болота
кочки или шапки невидимки
снова унесенные ворота
обниму колючую хвою
сруб поглажу кольца посчитаю
по французски тихое люблю
прошепчу и где то снег растает

блины тарелок на шербете крыш
кусок луны поймав на радиоголовки
скучая ждут поветрия сигнала
каких нибудь картинок детства
из рамы пушек телевизоров
худого солнца фаервол
небесный подгулявший фраер
иллюзии далеким светом травит
заправив прошлого штаны
в дырявую футболку дня
блинами фотографий из муки
и травмы дола
когда то подаЮщей сны
засохшей повилики на решетке
забора
серпянка рабицы проржавела
и черенок в земельный холм
отправленной лопаты
наискосок как луч луны
приклеенный морозом
напоминает древние парады
где на флагштоке памяти
в нарядах свидетели военного итога
который год от года
правит течением забытой леты
в головах
так и поэты помнят но едва
о назначении слова
мимо игр в предметы
строку за ссылку не приняв

так хочется смотреть на старый снег
обрезанный до наста злобным солнцем
слова кормить не падалью теней
не рифмой ожидаемой с колодца
а тишиной свернувшейся в клубок
седой луны на ветренном окне

не трогает уже ни звук ни цвет
смотрю как время тихо дышит
две косточки от виши на столе
свечами съеденного торта
горят осенней горечью во мне
латунью воска контрафактных шпрот
так молоко внутри перегорает
когда ребенок внутренний погиб





веером камней трещит грунтовка
степь впускает в тело
у норы сусличьей
воды поток
сноровка
и добыча
зверских причиндалов
жмых

ночной трассер бессонницы
протоптанный маршрут
обратками теплоцентрали
свободный суслик
медитацией дождя
над чашей
которую опять не пронесли
побольше в голову и в космос
поменьше вниз
прощаться холодом живого сада
не протянув руки

прохладно
хоть старым но своим
остаться
чем резвым продолжением кого то
а там постели дети и заботы
а тут слова дороги и звонки
в порталах сусличьей норы
и время увядания охоты
с попыткой не впустить чужих

в деревьях зимних теплый мармор неба
бинтую ветки в глупые стихи
спи суслик
спи
здесь так красиво
сознание то лает то ворчит
не требует единой веры хлеба
спокойно смотрит
пусть воруют кирпичи

на руке медведица и звезда
след ожогов прошлого
пустота
спичкой обгоревшей
потухает день
да молчит услужливо
компаньонка лень
по окну дождливые огоньки
свет от фонаря
размывает блик
фокус мыслей смят
а вдали
то
чего нельзя
отмолить

корабельный лес
в прошлое плывет
может не найдут
может пронесет
циркулярки от
или топора
мечется калитка
клеится к ветрам
хочет убежать
со двора
на столе приют
монитор горит
слово тоже брут
если не внутри
где то в глубине
утонувший мир
станция твоя

коррида жизни
бык судьбы
любви нещадный матадор
отрежет уши
стекает первое число
любого месяца в беруши
и если в ткань костра
искусства
не подбросишь дров
каким нибудь
обрядовым стишком
песок однажды покраснеет
из глубины
не сказанных
на языке родном
тех слов
которых ты достоин
мой воин
гончих снов
албанский
не успею

туманный день
сакральное число
двух единиц на мостике иллюзий
я вспоминаю странное лицо
сквозь пленку кадра
невидимую где остались люди
слова
не тронутые пылью
дела не знающие сна
так ветер развлекается ковылем
и сердцем неприкаянным весна
дорога не бывает одинокой
тень рядом
ночью или днем
в одном из неоткрытых окон
остался дом

смотреть за горизонт
не ошибиться
в изгибах удаляющихся линий
так со спины
не видишь лица
на лавочке но знаешь
имя
дается каждому
кто выпал в этот свет
оно и повторимо и забыто
когда проснется новый снег
следы останутся нетронутыми
оттеночно
арабским миртом
закрыв кометы убежавшей плед
хвоста из льда и тишины
вернувшихся с невидимой войны

их мелочами
жизнь бесценна

Читать далее...

чайки не кричат и не летают
глупо отражение бередит
склеванную зимними дождями
память у процессора сомнений
сумерек осенний скит в скелеты
кленов и осин не облетевших
прячет дым упавшей сигареты

старый проводник перроны любит
как домашний пес собачий ящик
ребрами врастая в мир картонный
забываешь запах настоящий
моря упакованного в волны
слов уставших от речей и мыслей
ждущих тишины или забвений

где то падает рогатка вилки
замыкая звуком пульс на время
осени глубинного народа
и есенин снится англетеру
черным человеком новоселья
растворенного в тумане города