Из резонанса этих двух городов можно было бы вымостить по лептону странной истории моего исчезновения какую-нибудь ГРЭС. Нет, МЭС. Ментальную электростанцию, которая бы гоняла киловатты любви и ненависти по трафику целевых аудиторий бывших кумиров и оставшихся последних островков мыслей и воспоминаний.

О первом из них. Отношение к нему похоже на первые 1-2 секунды ребенка после падения. Еще нет чувства саднящей боли, ты еще не получил свой подзатыльник от кармических воспитателей, родных или приемных, но ты уже понимаешь, будет больно и обидно. С продолжением шоколадного йода, с приторным запахом крови или бриллиантовой зелени, менее болезненной, но такой же противной, особенно, когда начинают подживать и чесаться саднящие корочки, срываемые бесконечно. Он, этот город для меня стал эвакуатором розовых надежд и камерой вытрезвления в период, когда еще все двери открываются по мановению предчувствий и желаний того, что тебе доступно все. Вот это все и отбирается.

Одномоментно. И несколько лет ты бродишь как зомби, пытаясь вспомнить, что такое светлые мысли, как бывает, когда тебе, именно тебе, а не ты, кто-то нужен. Этот город щерился в моем направлении даже когда приходилось забывать вообще обо всем, а не только о его гордой самодостаточности. Он врывался ко мне исподволь, подсылая людей, имеющих с его плеча такую же черную метку, которую однажды пришлось получить. Я не говорю, что он плохой или не везучий. Он очень требовательный что ли, к тем, кто его окружает и кто о нем думает. Даже думает. Поэтому лишний раз, встречая оттуда косвенные открытки, я бросаю их обратно в почтовый ящик. И они исчезают.

Второй город тренировал на короткой истории моих похождений тоже не мало приемов в партере и туше. Он укладывал меня на лопатки, вырывая кровоточащие раны. Он не пускал туда, где хотелось бы быть, принуждал оставаться там, где было холодно, неуютно, одиноко и противно. Но он сам бился, и мне были видны эти конвульсии, поэтому все неприятности, происходящие со мной, я воспринимал не как обиды, а как уроки, в параллельном существовании и приступах судорог вместе с ним.

Наша встреча с ним пришлась на сложное время, когда он закипал от налета грядущих трансформаций, имеющих в латыни очень емкое определение climax. Наверное, он чувствовал, что он таким доживает последние годы, и это торопило его набросать в меня многое из того, что в багаже опыта зовется зарубки на сердце. Рубчики, камни, но близкие и дорогие. Когда мы расстались, он напоминал о себе людьми и событиями, воспоминаниями и снами, смешными письмами и грустным молчанием неизбежности перемен. Это сейчас я смотрю на него равнодушно, потому что, когда-то он забрал у меня даже жизнь.

Я помню его любимый запах. Звук машин, несущихся по централам тогда еще трасс. Усталые шаги вахтерш в театрах и музеях. Урны с оторванными контролями билетов на последний концерт А.Райкина. Помню его самого, с какой-то запредельной усталостью и болезненной тягой к зрителю, почти на последнем дыхании. Как будто число зрителей в зале может решить исход дела.
Эти два города могли бы стать чем-то большим...не только для меня..для всех...Но они предпочли людям время...

мусорка слов на изъеденной пылью панели
экрана грунтовка фасеточно брезжит внутри
мир расщепляя до дыр на орешеках грецких
там возле шва попротерлись его боковины до странных отверстий
было вчера вспоминания милая сныть
как в заповеднике никеля в виде лозы
мир дожидался тебя и дождался
а ныне
сны
ржавый юпитер буравит материю черную клеткой
между ее красотой и вендетты вторая конечно шикарней
тихо вложить все что мыслимым нечто казалось
и сепаратор стакана поставить на угол помойки
для проезжающей в звуке гранита машины...
если и есть в релевантности что-то
что стоит парижа
это возможность списав на нее все потери
правила
прошлое
память
и двери
кайфом возможности просто на это
забить...
как звон металла на волглое дно калаша
магазина
умка на льдине и черно-бело хлобысть

вот чертовщина
кисточку вижу и время куда-то стекает
тихо приклеив щетину от пони
возле вивария ставшего днем фонарю
помнишь у ямы испуг
как далеко не пошлешь то чужого
то день
то работу
все бумерангом упрямо несется
в Магадан...