Вот так порой бывает: восполняя пробелы, вернее сказать - зияющие дыры в образовании, увлечёшься чем-то, начнёшь с горячностью искать по избранной теме: ещё, ещё, ещё... и вдруг, совершенно случайно, откроешь нечто совершенно неожиданное. Так получилось и этот раз. Люблю мемуаристику и жизнеописания - вот уж что, если понравится, буду читать и перечитывать. Купил двухтомник Ариадны Тырковой-Вильямс "Жизнь Пушкина", заинтересовался и даже увлёкся мнениями современников поэте, в числе прочих - кн. П.А. Вяземского (1792 — 1878): друга и литературного соратника Пушкина, деятельного участника «арзамасского братства»,  сотрудника пушкинского «Современника», критика, член Российской академии и русского поэта, что я поставил на последнее место в череде перечислений талантов, но отнюдь не по значимости. Трудно было жить, ощущая себя поэтом, в век Пушкина («Читал сегодня послание кн. Вяземского к Жуковскому (напечатанное в «Сыне отечества» 1821 г.). Смелость, сила, ум и резкость; но что за звуки!").  Человек по-всему прямой и честный, он так даёт оценку своим стихам:

"В стихах моих я нередко умствую и умничаю. Между тем полагаю, что если есть и должна быть поэзия звуков и красок, то может быть и поэзия мысли."
"...рюмка моя маленькая, но пью из своей рюмки, а что рюмка моя не порожняя, тому свидетель Пушкин. Он где-то сказал, что я один из тех, которые охотнее вызывают его на спор. Следовательно, есть во мне, чем отспориваться. Пушкин не наткнулся бы на пустое."

И своим литературным вкусам:

"Литературная совесть моя не уступчива, а щекотлива и брезглива. Не умеет она мирволить и входить в примирительные сделки."

Не пытаясь облегчить себе задачу, руководствуясь, прежде всего, попыткой сохранить дух истории и привкус эпохи, ниже привожу некоторые из стихов П.А. Вяземского, в которых сохранена грамматика того времени и более всего понравилась именно мысль.

ХОРОШІЕ ЛЮДИ. Мы, люди хорошіе, -- вялы, Въ житейскихъ дѣлахъ не дѣльцы; Ученые мы генералы, Но въ битвѣ плохіе бойцы. И мало упругости въ жилахъ, И мѣрно кровь льется въ груди; Мы дѣйствовать сильно не въ силахъ, А трудъ и борьба впереди. Мы нравственно судимъ и рядимъ, Добры мы и честны -- все такъ! Но съ жизнью никакъ мы не сладимъ, Съ людьми не сочтемся никакъ. Быть можетъ -- мы глупы. На это Скажу: не глупѣе другихъ; Но умъ нашъ ходячей монетой Не ходитъ на рынкахъ людскихъ. Намъ общество мало въ подмогу, А чаще перечитъ тайкомъ И радо подставить намъ ногу, Чтобъ объ земь мы стукнулись лбомъ. Все совѣстно цѣнимъ и мѣримъ, Чтобъ намъ не наткнуться на грѣхъ; Въ себя не заносчиво вѣримъ И вѣримъ не слѣпо въ успѣхъ. Кажись, все обдумано зрѣло, Въ удачѣ есть много порукъ; А только возьмемся за дѣло -- И валится дѣло изъ рукъ.

II. Посмотришь и выше, и ниже, Тамъ люди, да Богъ насъ проститъ! И правилъ какъ будто пожиже, И честь ихъ мѣстами сквозитъ. И совѣсть ихъ--будто съ пробѣломъ, Что хочешь -- на ней и пиши И какъ ни ищи, а подъ тѣломъ Не сыщешь малѣйшей души. Но людъ все рабочій и крѣпкій, Народъ дѣловой и къ тому-жъ Возьмется-ль за гужъ волей цѣпкой, -- Не скажетъ онъ вамъ, что не дюжъ. Какъ бѣсъ онъ, то крупный, то мелкій, Чего сгоряча не сорветъ, Тамъ дѣло искусной продѣлкой Тайкомъ мастерски обойдетъ. Рѣшенье любаго вопроса У нихъ какъ по маслу течетъ; Быть можетъ, для чуткаго носа Отъ масла ихъ -- вонью несеть. Чтожъ дѣлать? Брезгливость не въ пору И люди, и жизнь не изъ розъ, А главное дѣло,--чтобъ въ гору Встащить свой навьюченный возъ. На это -- народъ сей не промахъ И всюду, провалъ ихъ возьми! Хитеръ онъ и счастливъ въ пріемахъ Съ судьбою, собой и людьми. Онъ съ недругомъ сладитъ и съ другомъ, Судьба, какъ ни царствуй сама, -- "Покорная имъ ко услугамъ", Какъ въ подписи дамской письма. И каждый усердно имъ служитъ И прямо съ огня имъ на столъ Таская каштаны, не тужитъ, Что самъ на-тощакъ онъ и голъ. III. Есть въ людяхъ сословье и третье: Въ нихъ жажда и жадность хвалы; Средь прочихъ -- они междометье, То есть: не добры и не злы. Въ числѣ ихъ особенныхъ качествъ, Во первыхъ замѣтьте одно: Даръ много затѣять дурачествъ И вѣрить, что выйдетъ умно. Они помѣшались на благѣ, Добра опоилъ ихъ дурманъ; Для пользы легко ихъ отвагѣ . Верхомъ переплыть океанъ. Призванье ихъ: зла уничтожить, Чтобъ не былъ ни бѣдный, ни плутъ, И такъ всѣ блаженства размножить, Что горя -- проси, не дадутъ. Оракулы мудрой науки Чуть скажутъ: да будетъ -- и есть; Лишь стоитъ перо дать имъ въ руки Да бѣлой бумаги хоть десть, Испишутъ всю въ мелкія строчки; Запишется такъ ихъ рука, Что звѣзды хватаетъ, что бочки Намъ птичьяго дастъ молока. Одинъ политической частью Особенно умъ распалилъ: Міръ за-ново личною властью Креститъ онъ въ купели чернилъ. Европу по своему дѣлитъ; На все свой аршинъ, свой компасъ; Куда онъ перомъ ни прицѣлитъ, Тамъ выскочитъ кукла какъ разъ. Германіи пестро-лоскутной Далъ цвѣтъ онъ единый и пластъ, Далъ Пруссіи флотъ сухопутный, А послѣ -- моря онъ ей дастъ. Россію, incognita terra, Ворочать ему ни по чемъ; Проектъ за проектомъ и мѣра За мѣрой кипятъ подъ перомъ. Въ проектѣ ей каждый по лептѣ Приноситъ -- чѣмъ счастья добыть, И если здоровье въ рецептѣ, То какъ ей здоровой не быть? Врачи многопишущей шайкой Рецептами кормятъ ее, И знахарь тайкомъ съ ворожайкой Ей шепчутъ лекарство свое. Другой же -- по нравственной части, Взялся человѣческій родъ Сберечь отъ порока и страсти И прочихъ житейскихъ невзгодъ; Ягненочка съ волкомъ, какъ съ ровней, Бокъ-о-бокъ въ рѣкѣ напоить. А что и того баснословнѣй: Людей межъ собой согласить; Въ законахъ, гонясь не за буквой, Всѣ руки на все развязать И если нѣтъ денегъ, -- то клюквой Съ народа налоги сбирать. А тоже -- хорошіе люди; Но умъ ихъ маленьво въ бѣгахъ: Палятъ изъ бумажныхъ орудій, Плывутъ на бумажныхъ судахъ -- И вѣрятъ, что сдастся имъ крѣпость, Что берегъ у нихъ подъ рукой; Что имъ ни приснись за нелѣпость, -- Хотятъ ей дать образъ живой. И хлопая глупо ушами, Глаза растараща и ротъ, Пророковъ въ нихъ видя, толпами Кругомъ ихъ тѣснится народъ. Ихъ росказнямъ вѣритъ онъ слѣпо; За быль небылицы идутъ; Предъ тѣмъ, что до нельзя нелѣпо, Тутъ слюнки ихъ слаще текутъ. Морочить людей, ихъ дурачить, Имъ пылью глаза закидать -- Есть способъ: сперва озадачить, Чтобъ тамъ ихъ вѣрнѣй осѣдлать. Не вѣрится правда простая, А вѣрятъ въ кудрявую ложь; За нею гоняясь и лая, Народъ съ той собакою схожъ, Которая (помните притчу?) Роняетъ, что держитъ въ зубахъ, Прельстившись въ рѣкѣ на добычу, Мелькнувшую тѣнью въ струяхъ. IV. Куда ни посмотришь -- все то же: Въ однихъ -- чуть не всѣхъ признаю. Но кто же, о Господи Боже! Воздѣлаетъ ниву твою? Кто въ почву благую посѣетъ Благія твои сѣмена? Кто жатвой управить съумѣетъ, Когда подоспѣетъ она? Гдѣ твердые мыслью и дѣломъ? Гдѣ чистые свѣтлой душой, Готовые въ подвигѣ смѣломъ Пожертвовать братьямъ собой? Готовые съ ревностью скромной Быть нынче, какъ были вчера, Пчелой незамѣтной и темной Въ общественныхъ ульяхъ добра? Быть колосомъ въ общей запашкѣ, И помня народный глаголъ, Быть ниткою съ міра въ рубашкѣ Тому, кто и бѣденъ и голъ? Ищу съ фонаремъ Діогена; Сдается, -- вотъ встрѣчу, авось! Людей чередуется смѣна, -- А свѣчки задуть не пришлось. 1862 * * * Не тѣмъ трудна житейская задача, Что нѣтъ ни въ чемъ успѣха безъ труда, Что въ сей юдоли жертвъ, утратъ и плача Измѣнчива намъ счастія звѣзда; Что мы должны всегда быть на сторо?жѣ, Какъ пѣшеходъ по скользкому пути, Что чѣмъ идемъ мы далѣе, тѣмъ строже Мы за собой обязаны блюсти; Что воля есть, но съ волею своею Не можемъ мы по прихотямъ слѣпымъ Ни управлять судьбой, ни сладить съ нею, Когда законъ ея неотвратимъ. Законъ судьбы есть тотъ же Промыслъ Божій, А Промыслъ сей и въ испытаньяхъ благъ. Что жъ, если впрямъ мы на дѣтей похожи, Когда онъ намъ наставникъ, а не врагъ? Предъ Промысломъ и въ скорбь благоговѣю, Покорствуя премудрому врачу: Но я съ людьми бороться не умѣю, А уступать имъ молча не хочу. Вотъ чѣмъ трудна житейская задача; Вотъ для чего спокойнѣй и вѣрнѣй, - Подъ сумракомъ и ничего не знача, Вѣкъ доживать подальше отъ людей. 1862 * * * Попробуй съ рьянымъ неофитомъ, Схватившимъ вдругъ вершки всего, Въ вопросѣ ужъ давно избитомъ И новомъ только для него, Попробуй быть съ нимъ разныхъ мнѣній, -- Хоть Пушкинъ будь, хоть Карамзинъ, -- Онъ градомъ брани и каменій Засыплетъ васъ съ своихъ вершинъ. Что разъ въ его вгвоздили стѣну, На томъ онъ крѣпко заторѣлъ; Нѣтъ спорныхъ мыслей для обмѣну: Къ одной приросъ и затвердѣлъ. Упрямый, цѣльный, однородный, Пожалуй, твердо онъ стоитъ; Но гдѣ-жъ тутъ жизнь? Въ степи безплодной Одной онъ мысли монолитъ. Въ умѣ его, тугомъ и тѣсномъ, Сомнѣньямъ мудрымъ мѣста нѣтъ; Въ своемъ величьи полновѣсномъ Заплылъ онъ въ свой авторитетъ. Глупцамъ прилично зазнаваться: Самоувѣренность тупа. Умѣла-бъ глупость сомнѣваться, Была-бъ она не такъ глупа. 1862 ЗАМѢТКИ. I. Вотъ и у насъ заводятъ рѣчъ о красныхъ, Но, кажется, толкуютъ не впопадъ: Не въ первый разъ, въ усильяхъ ежечасныхъ, И все и всѣхъ мы корчимъ на подрядъ. Легко мы поддаемся всякой кличкѣ; Къ лицу иль нѣтъ, а разомъ заклеймимъ: Чего у насъ и нѣтъ, такъ по привычкѣ Мы прячемся подъ прозвищемъ чужимъ. Что новаго Европа ни затѣетъ, Сейчасъ и мы со снимкомъ налицо, И подъ узоръ французскій запестрѣетъ Домашняго изданія дряньцо. Куда-бы въ круть Европа ни свернула, Къ ней на запятки вскакиваемъ мы: У насъ, куда молва-бы ни подула, Линяютъ сплошь и кожа и умы. О красныхъ и у насъ забочусь мало: Ихъ нѣтъ; а есть гнѣздо безцвѣтныхъ лицъ, Которыя хотятъ во чтобъ ни стало, Нули, попасть въ строй видныхъ единицъ. Начнутъ они пыхтѣть и надуваться, И горло драть надсаживая грудь, Чтобъ покраснѣть, чтобъ красными казаться, Чтобъ наконецъ казаться чѣмъ-нибудь. II. Лобъ не краснѣющій, хоть есть съ чего краснѣть, Нахальство языка и зычность мѣдной груди, Вотъ часто все, что надобно имѣть, Чтобы попасть въ передовые люди. III. Добчинскій гласности, онъ хочетъ, Чтобъ знали, что Добчинскій есть: Онъ рвется, мечется, хлопочетъ, Чтобъ въ люди и въ печать залѣзть. Двухъ мыслей сряду онъ не свяжетъ; Но какъ къ журналамъ не прильнуть? Сказать, онъ ничего не скажетъ, А все-же тиснетъ что-нибудь. Онъ гвоздь и вѣшалка дипломамъ, Обвѣшенъ какъ лоскутный рядъ: Онъ къ географамъ, къ агрономамъ, Пристать и къ публицистамъ радъ. Ко всѣмъ прилипнетъ многочленный, Во все вобьется онъ какъ моль: Всѣхъ обществъ членъ онъ непремѣнный И всюду непремѣнный ноль. Возникнетъ-ли въ средѣ журнальной, Демократическій вопросъ? Юлитъ онъ мухой либеральной И высоко задравъ свой носъ. Жужжитъ: прогресса мы предтечи. А дѣло въ томъ, что егоза, О чемъ идутъ и толкъ и рѣчи, Не знаетъ и аза въ глаза. Вездѣ, гдѣ только есть возможность, Заявитъ онъ свое словцо, Свою на все готовую ничтожность И глупостью цвѣтущее лицо. 1862

Использованы материалы Lib.ru: Библиотека Максима Мошкова