13 июня 2012 года - 126-летие со дня смерти короля Людвига II Баварского

Июнь 1886 года. Пока собирались свидетельства, необходимые для «заочного диагноза» Баварскому королю Людвигу II, министр-президент Йохан фон Лутц информировал обо всём (через прусского посланника) Бисмарка. Без фактического главы Германии баварские обстоятельства разрешиться не могли. Бисмарк сухо ответил, что всё это внутренние дела Баварии. Правительство могло продолжать тогда «дело об отлучении короля». Людвигу нужно было найти замену. По закону следом шёл его младший брат Отто. Увы, последний был в действительном душевном помрачении. Далее, на чреде старшинства, стоял дядюшка Людвига принц Люитпольд. Шестидесятипятилетний Люитпольд уже не раз к тому времени должен был заменять коронованного племянника на официальных церемониях. Принц Люитпольд сделал к тому времени скромную военную карьеру баварского генерала, побывал и на фронтах франко-прусской войны. К политике и власти он, судя по всему, не стремился и военную лямку охотно менял только на удовольствия семейного круга и на охоту в баварских лесах и горах. С племянником он был холоден и далёк. На семейном обеде Людвиг как-то заметил ему, что дяде неприлично первому обращаться с вопросом к королю. Вполне естественно то, что племянник вызывал его глухое раздражение, но мысль об активном участии в событиях ему, кажется, не приходила. Предложение Лутца ввергло его в мучительные размышления. Только 9 июня, после предоставления медицинского вердикта Гуддена, Люитпольд согласился перенять регентство над признанным невменяемым Людвигом.

Читать далее...

Спектакли и оперы для одного зрителя нашли своё главное продолжение в замках Людвига, строительство которых стало главным жизненным делом короля в 1870-1880 годах. Театр и замки были преемственны в буквальном смысле слова. Проект Нойшванштайна вырастает из оперных декораций к «Тангейзеру» и «Лоэнгрину», прямой оперной декорацией был знаменитый грот Линдерхофа, и самим замкам Линдерхоф и Херренкимзее, посвящённых расцвету французского абсолютизма, предшествовали сценические воплощения Версаля на представлениях мюнхенского театра. Слияние зрительного зала со сценой, подразумеваемое в этих представлениях, завершилось в театрализованной архитектуре. Более всего в них реализовалось творческое начало, присущее этому своеобразному человеку.

Памятная почтовая открытка с тремя замками короля Людвига II,
литография, Мюнхен, ок. 1900

Но лихорадочная строительная активность Людвига приводила только к всё большей замкнутости и изоляции короля. И для королей, и для простых смертных строительство домов и дворцов не бывает делом исключительно личным. Даже в тех случаях, когда здания возводятся не из соображений эстетических или идеологических, рассчитанных на внимание всего общества (как это было характерно для деда и отца Людвига), а из личных, эгоистических интересов, все равно, как правило, должен быть кто-то, кто может их оценить кроме самого строителя. Это благодарные домочадцы, скажем, или посторонние зрители, удивление которых будет питать гордость владельца.
Однако Людвиг странным образом не похож ни на альтруиста, ни на эгоиста. Как монах-отшельник, строит он свою келью ради общения со своим внутренним идеалом. «Замки, — вспоминал кабинет-секретарь короля фон Циглер, — рассматривались и трактовались Его Величеством как священные места. Они не должны были быть созерцаемы народом, поскольку «взгляд народа обесчестил бы и осквернил их».

Читать далее

В 1871 году толпы ликующих мюнхенцев встречали победоносные баварские войска, проходившие под триумфальной аркой (Siegestor) Людвига I, напоминавшей о победе над наполеоновской Францией. Для короля Людвига II это тоже был праздник. Но для него главным стала не одержанная победа, а возвращенный мир.
Вообще, вглядываясь в этого очень сложного, неуравновешенного человека, быстро менявшего свои решения и симпатии, с удивлением обнаруживаешь одну неизменную черту — отвращение к войне и тягу к миру. В том же 1871 году он писал своей бывшей воспитательнице Сибилле Майлхауз, ныне баронессе Леонрод: «За короткое время моего правления уже две несчастные войны. Как тяжело для монарха, который любит мир!
Грубое ремесло войны, долго практикуемое, ожесточает нравы людей, делает их неспособными воспринимать великие возвышенные идеи, притупляет вкус к духовным удовольствиям, которые одни только дают истинное блаженство и внутреннее удовлетворение».
Упорство Людвига в его принципиальном миролюбии поистине впечатляет не только на фоне все большей милитаризации его современников, но и на фоне тех традиций, которые он впитывал и воспроизводил вокруг себя. Любимое Людвигом средневековье было пронизано боевым и задорным духом. Вагнеровские Зигфриды и Валькирии несли в себе грандиозную эскалацию воинственной героики; любимый им Людовик XIV был жестоким завоевателем (и в том числе и немецких земель) — и в его Версале, воспроизведенном впоследствии Людвигом в Баварии, аллегорические залы Войны и Мира обладают, по крайней мере, одинаковым значением и весом. Но, если внимательно присмотреться к интерьерам Нойшванштайна и Херренкимзее, можно увидеть принципиальное для Людвига смягчение воинственных сюжетов.

Читать далее

В несчастливый день 13 июня 1886 года погиб баварский король Людвиг II. И родилась еще одна теория заговора. Король был, как известно, признан сумасшедшим и отправлен под надзором врачей в замок Берг. Но вот на второй день его пребывания в замке лечащий врач фон Гудден вышел с пациентом на прогулку и… их тела были найдены через несколько часов в озере Штарнберг. «Самоубийство безумца, — говорит официальная версия, — безумца, который утащил в мир иной и своего врача, пытавшегося ему помешать».

Читать далее

В результате войны 1866 года Немецкий союз в его прежнем виде распался. Бавария вместе с её соседями была наказана Пруссией и материально - за её участие в войне на стороне Австрии, и политически. В виде последнего послужил военный союз с Пруссией, обязавшей Баварию к дорогостоящей перестройке армии по прусскому образцу и к участию в войне на её стороне, если таковая случится. Однако с самым решающим шагом - организацией единого германского государства или, по крайней мере, нового полномасштабного союза с Пруссией во главе - Бисмарк торопиться не стал. (Отто Эдуард Леопольд фон Бисмарк-Шёнхаузен, нем. Otto Eduard Leopold von Bismarck-Schönhausen; родился 1 апреля 1815 — умер 30 июля 1898 года; князь, политик, государственный деятель, первый канцлер Германской империи, второго рейха, прозванный «железным канцлером»; имел почётный чин, в мирное время, прусского генерал-полковника в ранге генерал-фельдмаршала, 20 марта 1890). Так что, несколько парадоксальным образом заостряя ситуацию, можно сказать, что в годы после поражения в Немецкой войне Бавария и Людвиг могли вкушать плоды суверенитета в большей степени, чем до и после этого переходного времени.
Впрочем, конечно, суверенитет этот был призрачным и неустойчивым. Баварское правительство, глава которого за эти годы сменялся дважды, было занято, главным образом, вопросом переговоров с Пруссией о новом типе Немецкого союза. Должен ли это быть чисто таможенный Общегерманский союз, или отдельный Союз южных государств, без Австрии, конечно, связанный договором с северным Прусским союзом или все же вступление в Северный союз? Последнее представляло, конечно, самую большую угрозу для людвиговского чувства королевской независимости и самую желанную цель для Бисмарка. И хотя Бисмарк ослабил на короткое время узду, словно чувствуя приливы и отливы политических обстоятельств, он не сомневался в скорой новой благоприятной волне.

Читать далее

25 августа 1866 года, когда еще не улеглась буря «немецкой войны», Людвигу II исполнился 21 год. Возраст этот римляне когда-то считали совершеннолетием. В современной Людвигу Европе планка совершеннолетия давно уже понизилась до 18-ти. Австрийский император Франц Йозеф, приходившийся Людвигу дядюшкой по матери Софии, родной сестре Людвига I, женился в 18 лет. Обязательного в столь ранней женитьбе ничего не было: и отец (Максимилиан II), и дед Людвига сыграли свадьбы в несколько более зрелом возрасте. Но все же в 21 год о браке уже начинали думать. Для династических правлений с этим событием связан и вопрос наследования, и создание новых политических союзов. Да и кроме всего прочего, Людвиг, стройный, прекрасно сложенный юноша, давно уже вступил в те лета, когда, по словам Пушкина, «нам кровь волнует женский лик».
Портрет молодого Людвига украшал тогда многие поэтические альбомы мюнхенских барышень. «Ты счастливый человек, — заметил внуку экс-король Людвиг I, — перед тобой не сможет устоять ни одна женщина». Целый ряд этих женщин, замечтавшихся слишком сильно, оказались тогда пациентками психиатров. Самого Людвига, правда, это восхищенное внимание, кажется, не очень трогало. Биографы короля рассказывали впоследствии о том, что еще студентом Людвиг решительно отвергал всех представительниц «полу-света», готовых оказать ему свою благосклонность.

Читать далее

От Рихарда Вагнера исходила энергия, которая питала Людвига II с ранней юности. Речь шла не о пассивном воплощении идеала в земном образе, но о мире, в котором выковывались и формировались идеалы. И все же и в отношениях с земным человеком, наделенным огромной творческой силой, Людвиг все более стал отделять идеальное от земного.
Удалившийся в Швейцарию Вагнер пользовался поддержкой Людвига. В Мюнхене продолжали идти вагнеровские оперы. Наведывался в Мюнхен и сам маэстро, особенно после того как ненавистный ему министр-президент фон Пфортен ушел с поста после проигранной войны. Но все же отношения между страстным поклонником и композитором стали натягиваться. У Людвига был психологический комплекс, который можно выразить словами «Я — король!» Головокружительная высота и недоступное величие собственного королевского места в мире. «Я — преданный рыцарь и верный помощник великого человека» была второй приобретенной им навязчивой идеей. До поры до времени эти идеи могли уживаться в одной восторженной голове. Король все свои силы и средства отдавал великому другу, а великий друг рассыпался в почтительных эпитетах перед ним, называя его единственно достойным из современных коронованных глав. Но «великий друг» считал себя полноправным повелителем в мире созданных им образов. Если бы их миры были разделены, столкновения, может быть, и не произошло: король правил бы себе в земле Баварии, любуясь в свете театральной рампы миром, подаренным ему облагодетельствованным им маэстро. Дело только в том, что Людвигу земное баварское окружение становилось все более и более чуждым и «его мир» все более и более совпадал с мирами маэстро: с замком Парсифаля, с мифологическими пространствами Зигфрида и Одена, с гротом Венеры, где томился Тангейзер. В этом мире двум правителям ужиться было трудно.

Читать далее

Биографы Людвига II часто пытаются отыскать причины известных странностей баварского короля в его детстве: в роковых ошибках воспитания, семейном раздоре, в психологических травмах, полученных в юные годы. Но ни отстраненный мир отца - Максимилиана II, ни энергичный мир "старших родителей", дедушки и бабушки Людвига II: экс-короля Людвига I и экс-королевы Терезы, никак не были враждебны и холодны по отношению к подрастающему будущему королю. Встречались они, впрочем, не так часто - неуемная душа деда побуждала его вечно к странствиям и новым начинаниям. Но обмен письмами был постоянный, и письма писались откровенные и задушевные. Пока жива была бабушка Людвига II экс-королева Тереза, бывшая королевская чета по воскресеньям собирала у себя всех детей из различных ветвей семейства Виттельсбахов. Дед и бабушка сами обслуживали внуков за столом, разливая горячий шоколад и раздавая куски картофельного пирога. Бабушка покупала им картинки для раскраски и другие приятные мелочи. Это было вдвойне приятно еще и потому, что карманные деньги отпускались детям крайне скупо, 90 пфеннигов в месяц. Здесь царила трезвость спартанского воспитания, которое мы склонны часто принимать за немецкую экономию и мелочность. Так, первые полученные им карманные деньги Людвиг II потратил на небольшой медальон для матери, но с ее стороны это было воспринято скорее не как милый знак внимания, а как признак неумелого обращения с деньгами.

Читать далее

«Вельможи» людвиговского «параллельного двора» не были, как правило, ни восторженными мечтателями, как временами хотел их видеть король, воспламеняясь пламенной привязанностью, ни ревностными туповатыми подданными, какими обычно считал Людвиг их и всех остальных в собственной стране. Это были ловкие люди, умевшие использовать слабости «босса», чтобы соблюдать требуемые правила игры, но при этом держать нос по ветру. И Велькер, и Хессельшвердт уже поняли, что время власти их повелителя завершается, и стали осведомителями правительства о всех планах и намерениях короля. Хессельшвердт недаром сохранял все самые шокирующие бумаги.
Комедия королевского двора продолжалась, но уже с другими оттенками. Людвиг впадает в гнев, видя, что начатое с Клеебергом дело Велькер не может почему-то довести до конца. Хессельшвердт все больше отделывается отговорками, сказывается больным и, несмотря на то, что он самый доверенный человек короля уже многие годы, Людвиг даёт почувствовать ему свою немилость. Наконец, Людвиг требует, чтобы Хессельшвердт в доказательство своей преданности... измыслил изысканное наказание для Велькера! «Подумай, что чем строже будет предложено наказание для подлого Велькера, тем скорее ты можешь рассчитывать на то, что моё недовольство по отношению к тебе, к чему ты мне подал много поводов, утихнет. Щади самого себя и сделай так, чтобы ты снова обрёл милость. Людвиг». Хессельшвердт, конечно, изобретает наказание: Адальберт Велькер должен быть насильно отправлен в Америку (Америка давно уже в глазах Людвига стала местом ссылки, эквивалентном Сибири). Там к нему будет приставлен личный шпион, который сделает жизнь ссыльного ещё тяжелее и помешает ему отправиться на корабле в родную Европу. Естественно, Америкой для Велькера стал тот же Мюнхен. Игра, которую вёл раньше король с помощью своих «разумных» придворных, становилась теперь игрой, в которую играли с королём те же придворные. Фарс жизни зазвучал уже запредельно фальшивыми нотами.

Читать далее