Невидимый ни для кого  - и больно и грустно. А ведь только через боль мы умеем заглянуть внутрь, чтобы потом начать движение вперед. Не было бы боли, потерь, предательств, банального не поняли - не было бы ничего, люди бы так и сидели и смотрели, как расходятся круги от брошенного в воду камня, сидели бы и ничего не делали. Потому что было бы все равно.

Мне знакомо это чувство - чувство деревянного бревна внутри, когда смотришь на мир и ничто тебя не удивляет, ничто не бепокоит, все идет так, как идет, а как - это никого не волнует. Всякий раз, когда мне случалось возвращаться домой в темную зимнюю ночь после занятий в академии или вохвращаясь поздно от Отли, какой бы неподвижной я ни была до этого, что-то важное происходило внутри в эти мгновения, что-то переворачивалось в душе от бесчисленных светящихся точек на небосклоне, от совершенно ясного осознания себя и своего присутствия в мире. И какой бы мелкой и незначительной я себя не представляла в тот момент, ничто не было способно заслонить  меня от моего существования. "Почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо, когда вас обидят, когда что не будет удаваться, когда придет на вас душевная буря - выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа успокоится". Так писал в завещании своим детям Павел Флоренский. И он знал о чем писал, он знал, что будет плохо, что будет что-то не удаваться, что будут бури в душе - а у кого их не бывает? И он так же знал, что звездное небо даст ответ, наполнит смыслом и успокоит. Потому что там, дома, отданный на откуп своим же мыслям, один на один с четырьмя стенами и неуютным городом за ними, там ты уже не веришь себе, там тебя становится все меньше и меньше, и чем большая печаль внутри, чем горше обида или разочарование, тем меньше тебя там. А тут, наедине со звездами есть только ты и бездонное небо. 
И все же боль неизбежна. Все же есть что-то в нас необычное, что заставляет терзаться, надеяться, верить, а потом, глотая горечь отрезвления, бороться с самим собой, со своей мелкостью и незначительностью, с тем, что не поняли, не увидели, не разглядели. Этого нет у животных, и порой с какой завистью я смотрю на людей так недалеко ушедших от братьев наших меньших. В их жизни мало места для боли, душевной боли, душа у них не приспособлена к тому, чтобы страдать, а потому они изо дня в день вынужденны переставлять ноги в заданном ритме, говорить бессмысленные слова, звонить по телефону, ходить по магазинам с одной единственной целью - прожить этот день так, чтобы все было хорошо, чтобы все было как всегда, чтобы все было как обычно.

Порой я ловлю себя на тех же мыслях и когда вижу как душевное спокойствие подменяется безразличием, я с ужасом для себя отмечаю ту бездну, что пролегает между двумя этими совершенно разными состояниями. И в то же время они с завидной регулярностью, будто удушливые спазмы подступающие к горлу, обволакивают своей неизбежностью. Наверное, в эти моменты было бы неплохо выйти на улицу туда, к звездному небу. Но безразличие не пускает, оно вполне властно выражает свое недоумение и я, покорная самой себе, не владеющая своим духом медленно и неспешно доживаю свой день, чтобы завтра все было как вчера, чтобы завтра все было как обычно.
 

И именно в такие моменты приходит осознание, что боль неизбежна - а иначе как жить, как двигаться дальше? Мы еще так мало научились любить, чтобы знать разницу между радостью и болью. Они ведь так похожи - страдание и радость. Похожи, как брат и сестра, идущие рука об руку. И потому всякая печаль сменяется радостью, и потому всякая радость сменяется печалью. Если это, конечно, не высшая и подлинная радость, о которой мы можем только мечтать - радость бесконечной силы внутри, когда Бог есть все во всем. Именно такую неподдельную, спокойную душевную и сердечную радость я лелею и берегу в себе. . Рада  потому что мою долгую душевную печаль сменила глубокая радость счастья. Такая радость дается нам редко в награду, мы малы, а потому слабы и не всегда ладим с собой и своими желаниями. Да, так и печаль может превратиться в черноту и уныние. Можно назвать это залипанием, -с одной стороны бесконечная радость, с другой -непрекращающаяся тоска. Наверное, обе эти крайности очень редки в повседневной жизни, и мы вряд ли встретим на улице человека, светящегося изнутри подлинно радостным светом, как и не увидим, скорее всего, истинно отчаявшегося бедолагу. Хотя вероятность наткнуться на последнего все же больше, значит проще скатиться в яму небытия, чем медленно и осторожно пробираться к неясному свету, едва теплящемуся впереди. Так и у меня подлинная радость все же смешивается с некой печалью будущего, потому как трезвый реализм не дает упархнуть мне далеко в мечты.