Он в мире первом смотрел телевизор, читал Кастанеду, сушил носки, Em Am H7 Em
И пес одиночества рвал его горло тупыми клыками хмельной тоски. Am D G Em
А в мире втором мотыльки и звезды хрустели, как сахар под сапогом, Am D G C
И смысла не было, не было - ни в том, ни в другом. Am C7 H7 Em

А в мире третьем он стиснул зубы, подался в сталкеры мертвых зон,
Сдирал дымящийся полушубок, пройдя сквозь огненный горизонт,
Ввалившись в прокуренное зимовье, рычал из спутанной бороды,
Что смысла не было, бля, не было, туды-растуды.


И только Солнце снова будило его, дыша в висок, Em C D G C
Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция Am D G Em
Во всех попутных мирах, где горит мое колесо, Am D G Em
До поры, пока не вытек бензин!" Am D Em


Потом подчинялся иным законам, узнавши, как, и узнавши, где,
Становился легким и незнакомым, трехпалым листиком на воде,
Слетал, планируя на поверхность, и было пофиг, куда снесет,
И смысла не было, не было, не было - и все.

А небо скрипело, кричало: "Где ты?! Идешь ко дну ли, бредешь ли вброд?"
Неадекватный клинок победы был злым и кислым, как электрод,
Когда, посвящая Атланта в лорды, ложился на каменное плечо,
И смысла не было, не было, не было ни в чем.


И только Солнце снова будило его, дыша в висок,
Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция
Во всех попутных мирах, где горит мое колесо,
До поры, пока не вытек бензин!"


Эй вы, подземные виноделы, залейте в череп бокал вина,
Эпоха кончилась, просвистела - кому хана, кому мать родна,
Края пергаментной Ойкумены свернулись в трубочку на огне,
А смысла не было, не было ни в ней, ни извне.

Гадал он: "Да что ж это в самом деле? Неужто и вправду порвалась нить?
Неужто мои батарейки сели, неужто нечем их заменить?
Неужто осталось стоять у дороги и удивляться, как идиот,
Что смысла нет и не было, а поезд идет."


И только Солнце снова будило его, дыша в висок,
Шептало: "Вставай, ведь такова твоя функция
Во всех попутных мирах, где горит мое колесо,
До поры, пока не вытек бензин!"

по течению; невмешательство; let it be;
без таких, ну, ты знаешь, приторно-вязких слов, как
иногда получаешь, если внутри свербит.
я ведь толком и не умею тебя любить —
получается как-то скомканно и неловко.

я ведь так и не научилась тебя хранить
от колючего ветра, ссадин, печатей, оспин,
остающихся, если всверливаться в гранит,
если мир наизнанку вывернет, накренит,
надавив на виски седыми дождями, Осень —

накренит, да в какую сторону — хоть бы в ту,
где свинец наверху не горбится, зубы скаля.
ты посеял во мне слова, и они цветут;
я так судорожно вцепилась в тебя — врасту? —
что с кошмарнейшей неохотою отпускаю.

в ртутном столбике, если слабо встряхнуть и сбить,
начинает рождаться — мутный сначала — холод;
я ведь толком и не умею тебя любить.
потому только так и делаю.
как выходит.

Если скажут: "Ты завтра умрешь.
Как прожить этот день - выбирай"
Улыбнусь и отвечу: "Ну что ж,
Я хочу в свой потеряный рай".

Я хочу свой последний рассвет
Повстречать на морском берегу.
Сколько долгих мучительных лет
Я в себе эту мысль берегу!

Я хочу посидеть на песке,
Молча глядя в безбрежную даль.
В моём сердце нет места тоске,
И ни с кем расставаться не жаль.

Даже если случайно слеза
Побежит по щеке ну и пусть.
Это соль разъедает глаза.
У меня только светлая грусть.

И парит надо мной в тишине
Одинокая чайка-душа.
В безмятежной морской глубине
Растворяется огненный шар.

В моём сердце вселенский покой.
Тихо шепчутся волны у ног.
Я мечтала о смерти такой -
Чтоб уйти, как вода сквозь песок...

Вилитарий Филатов "Письма мальчикам. СК и Кай"



Милый мальчик мой, я пишу тебе из краёв далёких, как снег в июле. Ветер плачет крещендо в твоей трубе, ты качаешься на хромоногом стуле и не можешь понять, почему глаза выцветают, словно луна под утро. Я, конечно, могла бы тебе сказать, но язык во рту примёрз почему-то.

Греешь пальцы озябшие у огня, апельсины даришь счастливой Герде. Ты живой – в отличие от меня – потому и не помнишь, малыш, о смерти. Тёплый мальчик мой, мне в кошмарном сне снится: все мы герои забытой сказки – потому и небо теряет цвет, как страница, вырванная из раскраски. Потому и снежинка на волосах обернётся утром белёсой прядью – мой хороший, ты всё понимаешь сам: ты забыл меня, затвердив "так надо".

Изо льда не сложишь слов никаких. кроме "лёд" и "ад" – они так похожи – теплокровный мой, соль моей тоски, шрам от бритвы на побелевшей коже. Всех полярных сов, всех песцов и лис я зову копать в мерзлоте тропинку – так давно не видала я ваших лиц, только льдинки, мой Кай, только снег и льдинки.

Ваш олень давно уже ускакал, по его следам завывает стая, а твоя душа – пленница зеркал, и осколок льда всё никак не тает. Милый Кай, пойми, я устала ждать, я хотела бежать из постылой стужи... Но когда я хотела покинуть ад, оказалось, что дверь заперта снаружи.

Только тонкая жилка у виска ещё бьётся, любимому сердцу рада. Ты не знаешь, Кай, что моя тоска дольше самого долгого снегопада. Ты не знаешь, Кай, что мою тоску лёд сковал как реку январскую туго. Ты не знаешь, Кай...

Твоя СК. С как снег, а К – это кали-юга.

(с)

* * *



В.

Они достают свой возраст
как действенный аргумент.
Как будто кругом не люди, а коньяки,
Как будто есть что-то лучше, чем ждать прилёта комет
и радужных птиц нектаром кормить с руки.
Они атакуют скопом в надежде поймать свой шанс
попасть под шумок с тобой на корабль ноев.
Спокойней.
Не делай пауз, но двигайся, не спеша,
оставь им свою улыбку, а остальное
храни в толще тёмных вод, как древняя крошка Нэсс,
в холодной тиши, где рыбы, вода и камень.
Не нужно бояться пафоса,
он - лучший друг клоунесс.
Кривляйся,
дерзи,
позируй для фотокамер.
Старайся реветь поменьше: испортишь хороший грим,
зачем тебе в двадцать с гаком - ряды морщин?
В тебе мириады сказок, о них и поговорим.
О том, как тебе несладко -- молчи.
Молчи.

(с)

1972

Быть женщиной - что это значит?

Какою тайною владеть?

Вот женщина. Но ты незрячий.

Тебе ее не разглядеть.

Вот женщина. Но ты незрячий.

Ни в чем не виноват, незряч!

А женщина себя назначит,

как хворому лекарство - врач.

И если женщина приходит,

себе единственно верна,

она приходит - как проходит

чума, блокада и война.

И если женщина приходит

и о себе заводит речь,

она, как провод, ток проводит,

чтоб над тобою свет зажечь.

И если женщина приходит,

чтоб оторвать тебя от дел,

она тебя к тебе приводит.

О, как ты этого хотел!

Но если женщина уходит,

побито голову неся,

то все равно с собой уводит

бесповоротно все и вся.

И ты, тот, истинный, тот, лучший,

ты тоже - там, в том далеке,

зажат, как бесполезный ключик,

в ее печальном кулачке.

Она в улыбку слезы спрячет,

переиначит правду в ложь...

Как счастлив ты, что ты незрячий

и что потери не поймешь.

Абонент сейчас недоступен, перезвоните ему попозже
Абоненту плюнули в душу и заодно разбили рожу
Абонент был слишком доверчив и не думал, что его могут кинуть
То, что сделали с абонентом, называется «нож в спину»
Не звоните по этому номеру. Измените свое отношение
Абонент сейчас недоступен, из-за выстрела на поражение
Позабудьте все обещания, отпустите себе все грехи
Абонент недоступен навечно с чьей-то слишком легкой руки
Абонента толкнули в пропасть те, кого он считал друзьями
Абонента убили морально и еще забросали камнями.
Абонент не чувствует боли. Абонент не чувствует страха.

На двери абонента табличка «Ne доступен. Идите нахуй.»
©

Наше время прошло, и мы больше не властны
Юность мира сберечь на уставшей Земле.
Мир стал скучен и стар, но, как прежде прекрасны,
Мы покинем его на своем корабле.

На творении Кирдана, легком и белом,
Вознесемся над бешенством смертных морей,
Встретят ветры нас, спутают волосы девам
И отстанут, вернувшись в владенья людей.

И раскинется мир, изогнувшись под нами,
А вдали засияет, как тысячи звезд,
Валинор, что в безумии мы променяли
На бессчетные годы страданий и слез.

сидит у окна. изредка курит.
копается в интернете, в макулатуре.
порно-картинками обменивается по скайпу.
засыпает на клавиатуре. просыпается. опять засыпает.
пишет какой-то бред, делая вид,
что это всё - не от любви, не от любви.

идёт на работу. благо - не далеко и не долго.
думает: "а вот это её сочиненьице, то, что про дога,
оно обо мне? или о ком-то ещё там?"
не верит рифмам, но верит счетам и счётам.
пишет какой-то мрак, делая вид,
что это всё - не для любви, не для любви.

приходит домой. варит гречку себе на ужин.
опять на диете, чтоб и плечи, и бёдра - уже.
копается в интернете, в макулатуре.
конечно, сидит у окна. изредка курит.
пишет мне смс, делая вид,
что это всё - не по любви, не по любви.

Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.

Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...

Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.

Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
(с)lllytnik

Я кошка.
Я вылечу эти раны.
Возможно, останутся шрамы.
Я кошка. В глаза смотрю, не мигая,
И дергаю ухом — живая..
Лишь кошка. Тихо вздыхаю
И нервно узоры хвостом черчу.
Я кошка. Устало молчу,
Зеваю, мурлыкаю, знаю.
Я кошка. Давай поиграем?
Всегда приземляюсь на лапы -
Бессмертна. Давай прыгнем с крыши?
Боишься? А, может быть, выше?
Упасть и разбиться Тебе по плечу?
Я вновь промолчу…
Я кошка. Закончились жизни.
Восьмая… Сегодня играю девятой.
Девятая — снова на лапы.
Бессмертие в пасть асфальту швыряю,
Ты слышишь? Упала! Живая? Прощай.
Исчезаю...
(с)

В твоём голосе снежность / небрежность / нежность (нужное подчеркнуть).
Ты не женщина-вамп и почти не кошка – даже скорее ртуть.
И твой маковый запах – осадком в лёгких – если сумел вдохнуть,
Ну, а коль не сумел, то остался жив и сберёг свои сон и покой.
Ты всегда можешь взять и поставить точку чуткой своей рукой.

Ты – моё либидо / плацебо / небо. Вечный мой Казантип.
Ты легко заменяешь на время отпуска дьявола во плоти,
И резвятся в бездонных глазах-озёрах тысячи чертенят.
Но по большей части ты – вылитый ангел. Перья так и летят.

(с)Майк Зиновкин

О наc позабыли боги, и люди, и даже ад.
Мы пыль на большой дороге, мы выжили, чтож, виват!
Под нежную фразу fuck it мы с жизнью ведем войну,
не веря в привычки-знаки, но веря в свою весну.

(Читать без отрыва книги, и знать, что такое "жесть",
показывать небу фигу, доказывать, что мы есть.
Лишиться опять рассудка, на то не имея прав...)
Такая смешная шутка - but all u need is love.
(с)

Без заголовка

значит, можно курить, не боясь, что кто-то заметит
хотя школьные стены теперь мне едва по плечо
лечь в ладони затылком, и слушать, как дышит ветер
и не думать о смерти, старательно думая ни о чём

мама, правда, те серые ангелы были чужими?
в том колодце, в котором поместится только один
я висел на руках, на крюках, на сиреневых жилах
я кричал в него - Господи!, он отвечал - пади..
но я выжил, и эта удача непостижима
я живой, все мои приключения впереди

я всё помню, меня зовут Хиро, я сын Хиросимы
я иду к магазину, должно быть, там много всего
если я буду сильным, то небо останется синим
мама, правда ведь, то был колодец для одного?

я иду к магазину найти себе что-то к обеду
среди щебня, стекла, и камней, и раздавленных тел
мне так стыдно, как будто я что-то неправильно сделал

мам, скажи, я кого-нибудь предал, когда уцелел?
(c)hero_in's

Что же молчали вы, светлые сосны и тёмные ели?
Эльфы и тролли в ту ночь подменили меня в колыбели.
Не окрестили - бросили в море, к Чёрному Змею.
Я и любить не умею и не любить не умею.
Белые вороны в небе - не то облака снеговые,
Тысячу лет на свете живу, а такое впервые,
Чтобы не углей на сердце ожог, не щипцов раскалённых, -
Моря белёсого, неба далёкого, веток зелёных.
Тихие дети холмов, вам молитвы мои и проклятья.
Где моя родина? Кто мои прадеды? Кто мои братья?
Или и сами своей вы на свете не знаете роли,
Сосны и ели, боги и звери, эльфы и тролли...
©

Какой сегодня день? - Январь.
А дата? - Полдень.
Давай закроем календарь.
Давай запомним...

Неясный мутно-белый свет
Со снежной пылью...
И то, что кофе в доме нет,
И зябнут крылья...

И пол, скрипящий невпопад
Словам и взглядам....
Портьерой белой скрытый сад,
И терпкий ладан.

Какой сегодня год? - Четверг
Любого века.
Давай взлетим немного вверх,
Ну так, для смеха.

Ты слышишь, бьют колокола
Над домом сонным...
Я обниму твои крыла...
Давай запомним.
Дождь с небес

(с)

Песня про мою жизнь..



Он был старше ее. Она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа,

Они ходили вдвоем,они не ссорились по мелочам.
И все вокруг говорили ,чем не муж и жена,
И лишь одна ерунда его сводила с ума,
Он любил ее,а она любила летать по ночам.

Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом по утру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.

А он дарил ей розы,покупал ей духи,
Посвящал ей песни,читал ей стихи,

Он хватался за нитку,как последний дурак
Он боялся, что когда ни будь, под полной Луной
Она забудет дорогу домой,
И однажды ночью вышло именно так.

Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом по утру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно

И три дня и три ночи он не спал и не ел ,
Он сидел у окна и на небо глядел,

Он твердил ее имя,выходил встречать на карниз
А когда покатилась на убыль Луна
Он шагнул из окна как шагала она
Он взлетел, как взлетала она
Но не вверх, а вниз.

Что вчера это был последний раз
Он прощал, но ночью за окном темно
И она улетала все равно
И она улетала все равно
(с)Машина времени

Заглянем в лицо трагедии. Увидим ее морщины,
ее горбоносый профиль, подбородок мужчины.
Услышим ее контральто с нотками чертовщины:
хриплая ария следствия громче, чем писк причины.
Здравствуй, трагедия! Давно тебя не видали.
Привет, оборотная сторона медали.
Рассмотрим подробно твои детали.

Заглянем в ее глаза! В расширенные от боли
зрачки, наведенные карим усильем воли
как объектив на нас -- то ли в партере, то ли
дающих, наоборот, в чьей-то судьбе гастроли.
Добрый вечер, трагедия с героями и богами,
с плохо прикрытыми занавесом ногами,
с собственным именем, тонущим в общем гаме.

Вложим ей пальцы в рот с расшатанными цингою
клавишами, с воспаленным вольтовою дугою
нЈбом, заплеванным пеплом родственников и пургою.
Задерем ей подол, увидим ее нагою.
Ну, если хочешь, трагедия, -- удиви нас!
Изобрази предательство тела, вынос
тела, евонный минус, оскорбленную невинность.

Прижаться к щеке трагедии! К черным кудрям Горгоны,
к грубой доске с той стороны иконы,
с катящейся по скуле, как на Восток вагоны,
звездою, облюбовавшей околыши и погоны.
Здравствуй, трагедия, одетая не по моде,
с временем, получающим от судьи по морде.
Тебе хорошо на природе, но лучше в морге.

Рухнем в объятья трагедии с готовностью ловеласа!
Погрузимся в ее немолодое мясо.
Прободаем ее насквозь, до пружин матраса.
Авось она вынесет. Так выживает раса.
Что нового в репертуаре, трагедия, в гардеробе?
И -- говоря о товаре в твоей утробе --
чем лучше роль крупной твари роли невзрачной дроби?

Вдохнуть ее смрадный запах! Подмышку и нечистоты
помножить на сумму пятых углов и на их кивоты.
Взвизгнуть в истерике: "За кого ты
меня принимаешь!" Почувствовать приступ рвоты.
Спасибо, трагедия, за то, что непоправима,
что нет аборта без херувима,
что не проходишь мимо, пробуешь пыром вымя.

Лицо ее безобразно! Оно не прикрыто маской,
ряской, замазкой, стыдливой краской,
руками, занятыми развязкой,
бурной овацией, нервной встряской.
Спасибо, трагедия, за то, что ты откровенна,
как колуном по темени, как вскрытая бритвой вена,
за то, что не требуешь времени, что -- мгновенна.

Кто мы такие, не-статуи, не-полотна,
чтоб не дать свою жизнь изуродовать бесповоротно?
Что тоже можно рассматривать как приплод; но
что еще интереснее, ежели вещь бесплотна.
Не брезгуй ею, трагедия, жанр итога.
Как тебе, например, гибель всего святого?
Недаром тебе к лицу и пиджак, и тога.

Смотрите: она улыбается! Она говорит: "Сейчас я
начнусь. В этом деле важней начаться,
чем кончиться. Снимайте часы с запястья.
Дайте мне человека, и я начну с несчастья".
Давай, трагедия, действуй. Из гласных, идущих горлом,
выбери "ы", придуманное монголом.
Сделай его существительным, сделай его глаголом,

наречьем и междометием. "Ы" -- общий вдох и выдох!
"Ы" мы хрипим, блюя от потерь и выгод
либо -- кидаясь к двери с табличкой "выход".
Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат.
Врежь по-свойски, трагедия. Дави нас, меси как тесто.
Мы с тобою повязаны, даром что не невеста.
Плюй нам в душу, пока есть место

и когда его нет! Преврати эту вещь в трясину,
которой Святому Духу, Отцу и Сыну
не разгрести. Загусти в резину,
вкати ей кубик аминазину, воткни там и сям осину:
даешь, трагедия, сходство души с природой!
Гибрид архангелов с золотою ротой!
Давай, как сказал Мичурину фрукт, уродуй.

Раньше, подруга, ты обладала силой.
Ты приходила в полночь, махала ксивой,
цитировала Расина, была красивой.
Теперь лицо твое -- помесь тупика с перспективой.
Так обретает адрес стадо и почву -- древо.
Всюду маячит твой абрис -- направо или налево.
Валяй, отворяй ворота хлева.

(с)Иосиф Бродский

В Городе...(Так начинаются детские сказки).
В городе N...(Все романы с плохой концовкой).
Мой Новый год будет снежным и очень датским,
С морем гирлянд и подарками в упаковках,
Я обещаю...А лето в саморекламе
Вечно себе добавляет достоинств лишних,
Но выдаёт только граммы и мелодрамы.
-
Важно,не то,что снится,а то,что вышло.-

Вышло,что ты живёшь в каждом стихотвореньи,
К каждому,- об одном ,но другими словами.
Вышло,что хочется лжи,почти так,как варенья,
Что я тебя не люблю,а хочу на память,
Что ты меня не любишь,но хочешь встречи,
(Как я варенья,тепла и подарков на Новый...),
Что нам желания эти - оправдывать нечем,----
Что распрощавшись навеки ,- не ищут повод,
И не молчат друг о друге - при третьих лицах,
И не болит,если кто-нибудь бросит камень
В прошлое,ставшее притчею во языцех,-
/И не горит - т а м,где у другого - шрамы/

Жёлтый бульвар,небо жёлтое,жёлтые листья, -
Все остальные цвета - увели распродажи,
Из самодельной тюрьмы выхожу без амнистий,
То есть,- досрочно,но знаю,вернусь - туда же,
Встречусь с знакомым,с любимыми,с чьей - то собакой
На поводке - ракурс выше - увижу - с чьей же,-
Только не важно,мир,в общем - то,весь одинаков
С разницей восприятия больше/ реже;
Режет глаза дождь ,по случаю, сброшенный сверху,
Зонт безнадёждно - давно лежит сломанным в сумке,
Множатся тени в витринах,как в комнате смеха,
Трасса похожа на скатерть,деревья - на рюмки,
Вечер на пряный коктейль из людей,переулков,
Автомобилей,домов и чужих поцелуев;
Частности: я + пакет,где французская булка,
Гулко на шпильках вдоль взглядов - волнуюсь,волную,---
Зябну у лифта,не жду,вверх ступеньки уносят ,
Держатся зрячие окна за тьму невесомо...

В городе - плюс восемнадцать,почти что - осень.
Если захочешь знать правду,- звони,я дома.

Стас Валишин, Тикки Шельен



Послушайте, братья и сестры, историю древних времен
Ее сочинитель бесхитростен и грамоте не умудрен,

Внемлите правдивой песне. Начну я без лишних слов:
влюбился в дельфийскую пифию гаммельнский богослов

Был он почтенным мужем, прозванием Теодор.
Порастерял он в скрипториях юношеский задор.

Думал, что в сети дьявола не попадет никогда,
И тут на него негаданно свалилась такая беда.

Не помогают исповедь, молитвы и строгий пост.
Повсюду ему мерещатся копыта, рога и хвост.

Чует бесовское что-то, не в силах обосновать,
И пишет римскому папе: «гибну, пора спасать!»

Из Фландрии, из Гишпании, из всех христианских стран
В Гаммельн прислал визитаторов встревоженный Ватикан

Седые мужи ученые явились, презрев лета,
И с ними – послушник Хорхе, маленький сирота.

В большой монастырской трапезной объявлен был общий сбор,
И вот что сказал визитаторам измученный Теодор:

«В одном гримуаре старинном нашел я, братья, рассказ,
И как я его увидел, мой разум смутился тотчас.

Рассказ об эллинской деве, что пифией наречена.
Сидеть нагишом на треножнике бедняжка обречена.

И я понимаю, представив прелести девы той,
Что чувствовал прародитель пред Евиной наготой.

Пальцы сбиваются с четок, не варит совсем голова!»
Хмуро слушали братья такие его слова.

И строгий монах Савелий на дверь ему указал:
«Шел бы ты на хуй, братец, как Петр Иуде сказал!»

И старый добрый Кондратий такие сказал слова:
«Иди-ка ты на хуй, брате, но помолись сперва ».

А мудрый монах Иоганнес сердито захлопнул псалтырь
«В общем, иди-ка ты на хуй!» — хором решил монастырь.

А юный послушник Хорхе старцев ученых прервал.
«Слышу шум на дороге, — мальчик убогий сказал.--

Это, наверное, нунций папскую буллу везет!»
На хуй послали нунция от городских ворот.

Папа стерпел обиду, как истый служитель Христа,
Но отлучил весь Гамельн примерно в те же места.

О, христианская школа, суровейшая из школ!
Послали монаха на хуй, собрался он – и пошел.

На хуй дорога долгая. Идет он уже давно
И ест из любимой миски гречневое зерно.

Стоптал по дороге к Греции четырнадцать пар сапог,
Пришел он к желанной цели – и ничего не смог.

И в Дельфах, на каменных плитах, где древле треножник стоял,
«Иди-ка ты, пифия, на хуй!» — в отчаяньи он написал.

А все население Гамельна третии сутки ржет,
Веселыми криками «на хуй!» встречает монахов народ.

Брачующихся венчая и малых крестя ребят,
«На хуй, воистину, на хуй!» — монахи теперь говорят.

Пейзанин сказал пейзанке: «Родная, будет война!
Монахи совсем рехнулись. Свирепствует сатана!

От города отвернулись святые на небесах.
Крики «пошел ты на хуй» навязли у них в ушах».

Vita, известно, brevis – проходит за годом год.
Преставились те монахи, столпились у райских ворот.

И Петр, суровый привратник, дверь закрыл и сказал:
«Идите на хуй, ребята, никто вас сюда не звал».

Юный послушник Хорхе давно уже не юнец,
Он заведует библиотекой, вот какой молодец.

Теперь он почтенный и дряхлый седовласый старик,
Книги весьма уважает, он их беречь привык.

Но чтобы не повторился богопротивный кошмар,
Хорхе измазал в кураре мерзостный гримуар.

Изредка горькая память овладевает им,
И тогда он, тревогой и тайной тоской томим,

Бродит по пыльным залам, плачет о горькой судьбе.
«На хуй такие книжки!» — бормочет под нос себе.

05.05.2001

У д'Артаньяна кончились деньги, улицы, у д'Артаньяна кризис прожитых лет,
На подоконнике комнаты квохчет курица, и не осталось искренних на земле,
От д'Артаньяна снова друзья разъехались, у них опять каникулы, урожай.
Он пьет вино, на небо глядит с прорехами и думает куда-нибудь уезжать.

У Арамиса лысина на макушке вот, у Арамиса белый воротничок,
Стихи не пишутся, он и не пьет, не кушает, он руку тянет - нет, не найти плечо,
От белошвейки письма не доставляются, сирень за окнами кельи цветет пока.
Он всех зовет на ужин и проставляется и думает, что у Бога опять в руках.

А у Портоса осень, охота, общество, ему бы заготовить на зиму все,
Над замком флаг баронский еще полощется, и пастор говорит, что Бог всех спасет,
Портос ночами думает и ворочается, его тревожит печень и суета,
Он написал Атосу глубокой ночью четыре непривычных ему листа.

Атос сидит один и уже не думает - всю жизнь продумал, можно теперь сидеть.
Он пьет, конечно. Ночь непривычно лунная. Таких не бывает в двадцать и в тридцать лет.
Свеча горит, и с улицы веет осенью, Атос читает письма, терзает ус.
Ему здесь все понятно: и волос с проседью, и бес в ребро, и эта живая грусть.

Атос берет перо и выводит весело строку за строчкой, спьяну легко писать.
Наутро д'Артаньян напевает песенку и выезжает в гости на полчаса.
Наутро Арамис, выбриваясь начисто, опять забывает слово из "Отче наш".
Портос же велит седлать и потом дурачится, и требует охоту на кабана.

Атос сидит, вино уж давно закончилось, хорошее - так вообще еще в феврале.
Он ставит точку. "Это не одиночество. Встречаемся послезавтра у д'Эрбле".

(с) Габриэль

Очень душевно



Забери меня к себе,
Я так устал бежать за тобою вслед.
Открой глаза, закрой лицо руками.
Свет, я хочу увидеть свет
Между нами.

Пустота неистова во мне
Понять меня, не переубедить
Прыжок мангуста.. пусто... пусто
Жить... я боюсь так дальше жить
В ультра-люстрах


Отпусти с невыносимою утратой.
Утром пойдём домой.
Отпусти себя в краторы моей души.
Дыши, дыши, дыши, я сам нажму все клапаны.

Забери меня к себе...

Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:
«Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался…»
Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.
Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.

Потом возвращается, смотрит, а постель совершенно пустая,
- Что за чёрт? – думает Юзек. – Куда она могла деться?..
«Магда умерла, Магды давно уже нет», – вдруг вспоминает,
И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем…

Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.
- Юзек, я открою окно, ладно? - шепчет ему на ушко,
Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,
Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.

- Хочешь пить? – а никого уже нет, никто уже не отвечает.
«Он же умер давно!» - Магда на пол садится и воет белугой.
Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.
А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.

(c)

Если ваши мальчики окончательно испортились, сделайте из них компот. Для этого надо как следует обработать порченых мальчиков, предварительно вынув из них душу.

Григорий Остер

С равнодушной улыбкой пожимаешь плечами,
С равнодушной улыбкой говоришь:"До свиданья!"
Ты не знаешь,как жутко мне бывает ночами,
Я боюсь,что однажды ты дышать перестанешь.

Что тебя разглядит с неба враг -полумесяц,
Заберёт твоё сердце,оставив мне раны.
Разобьётся илюзия нашего "вместе",
Уведут тебя призраки фата-морганы...

Только будь,слышишь,будь,да хотя бы и с кем-то,
Я в тоннелях зеркал отыщу тебя снова
Всё равно!Ты ушла.Ты не рядом,но где-то.
Двери заперты прочно.И ты любишь другого.

"Зрелость - это способность человека принять решение даже вопреки тому, что оно совпадает с советами собственных родителей."

Паул Вацлавик
"Как стать несчастным без посторонней помощи"

«По паспорту – девочка,
по жизни – эльфийский князь…»
Кто-то о ком-то…

Огромный вокзал за окнами
И гулкие провода,
Из бисера ночью соткана,
Заденет фонарь звезда.
А в летних московских улочках
Обронят о ней, смеясь:
«По паспорту – просто дурочка,
По квэнте – эльфийский князь».

Усмешка скользнет бесцветная,
И фразы в ответ просты.
Усталость земная, смертная –
«Мы сами сожгли мосты…»
Конспекты, тетради в клеточку
И строчек нездешних вязь…
По паспорту – просто девочка,
По жизни – эльфийский князь.

И на остановках кажется
В смешенье дождливых дней,
Что солнце вот-вот покажется…
Но так же идет за ней
Не конь благородно-огненный,
А рыжий дворовый пес.
И где там на карте Родина –
Давно уже не вопрос.

Качнется над лесом облако,
Редеет дорожка луж.
Клинок, по руке подогнанный,
И друг – все никак не муж.
А матери внуков хочется…
Но рвется осанвэ связь.
По паспорту – одиночество,
А где-то – эльфийский князь.

Соцветьем фонтанов Тирион
Рассыплется, канет в сон.
И трасса, как путь в Оссирианд,
Совьется тугим кольцом.
Насмешка - какие мелочи!
Чуть слышно звучит аккорд…
По паспорту – просто девочка,
По жизни – эльфийский лорд.

Не важно то, что вас нечаянно задели,
Не важно то, что вы совсем не из задир,
А важно то,что в мире есть еще дуэли,
На коих держится непрочный этот мир.

Не важно то, что вы в итоге не убиты,
Не важно то, что ваша злость пропала зря,
А важно то, что в мире есть еще обиды,
Прощать которые обидчику нельзя.

Не важно то, что вас мутит от глупой позы,
Не важно то, что вы стреляться не мастак,
А важно то, что в мире есть еще вопросы,
Решать которые возможно только так.

Не важно то, что для дуэли нет причины,
Не важно то, что ссора вышла из за дам,
А важно то, что в мире есть еще мужчины,
Которым совестно таскаться по судам.

Леонид Филатов

И ты, вероятно, спросишь: какого лешего?
А я отвечу пафосно: было нужно.
Ну, в общем, кажется, звали его Иешуа,
Мы пили красное поздней ночью из чайных кружек.

И он как-то очень свежо рассуждал о политике
И все твердил: мол, нужна любовь и не надо власти.
И вдруг сказал: "Ты уж не сочти меня нытиком,
Но я устал, понимаешь, устал ужасно.

Стигматы ноют от любых перемен погоды,
И эти ветки терновые к черту изгрызли лоб.
Или вот знаешь, летом полезешь в воду,
И по привычке опять по воде - шлеп-шлеп...

Ну что такое. ей-богу. разнылся сдуру.
Что ж я несу какою-то ерунду?!
... Я просто... не понимаю, за что я умер?
За то, чтобы яйца красили раз в году?

О чем я там, на горе, битый день долдонил?
А, что там, без толку, голос вот только сорвал.
Я, знаешь ли, чертов сеятель - вышел в поле,
Да не заметил сослепу - там асфальт.

И видишь ведь, ничего не спас, не исправил,
А просто так, как дурак, повисел на кресте.
Какой, скажи, сумасшедший мне врач поставил
Неизлечимо-смертельный диагноз - любить людей?"

Он сел, обхватив по-детски руками колени,
И я его гладила по спутанным волосам.
Мой сероглазый мальчик, ни первый ты, ни последний,
Кто так вот, на тернии грудью, вдруг понял сам,

Что не спросил, на крест взбираясь, а надо ли?
(У сероглазых мальчиков, видимо, это в крови).
... А город спит, обернувшись ночной прохладою,
И ты один - по колено в своей любви.

Пой же, пой на проклятой гитаре,
Мой последний, единственный друг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Пальцы пляшут твои в полукруг.

Я не знал, что любовь - зараза
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.


Пой, мой друг, напевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другого,
Молодая, красивая дрянь.

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.


Так чего ж мне ее ревновать,
Так чего ж мне болеть такому?
Наша жизнь - простыня да кровать,
Наша жизнь - поцелуй да в омут.

Пой же, пой в роковом размахе,
Этих рук роковая беда
Только знай, пошли они на х...
Не умру я, мой друг, никогда.

Маренго ночи в оконной рамке – берись за кисти! Смелей, не мешкай!
На белом поле рыдает дамка – ей так хотелось обратно в пешки.
Е2-Е8 – как имя бога. Пространство давит до нервной дрожи.
Свободы тоже бывает много, когда игру прекратить не можешь.
Колючий ужас стегает плетью, кураж по венам, как щелочь, едкий:
Упасть с обрыва – почти взлететь, и… вернуться снова на ту же клетку.
Четыре вправо, четыре влево, но выбор, в общем, довольно скуден:
На плечи валится небо-невод, сплетенный богом из серых буден.
Обнимет, спутает лживой лаской, сотрет из памяти боль финала.
Былое горе проворной лаской скользнет внутри от конца к началу.

Е2-Е8. Снаружи вьюга. Опять кухарка печет картофель.
Со скукой глядя в глаза друг другу, играют Фауст и Мефистофель.

Мы вместе пошли в свой последний бой,
И стали - спина к спине.
Hо ты был так грозен, что враг любой
Hевольно рубил по мне...
Ты шёл сквозь заслоны жестоких бурь,
А я - охранял твой сон.
Ты будешь - поднявший кольцо Исилдур,
А я буду - Анарион.

И мне никогда не поставят крест -
Hе станут рыдать взахлёб,
Ты первым получишь и славу, и честь,
А я первым лягу в гроб.
Тебе после смерти насыплют курган,
За мною захлопнут дверь...
Ты будешь - безумный герой Роланд,
А я буду - Оливьер.
Ты нёсся, как вихрь, сквозь заслон врагов -
Я шёл по твоим следам.
Ты в схватке подчас забывал богов,
Я помнил про них всегда.
Ты нежно ласкал свой стальной клинок -
А мне был милее щит...
Ты будешь - Мэйланьский Единорог,
А я буду - Заррахид.

Для нас не помеха ни рай, ни ад,
Hам братья - огонь и лёд.
И ты мчался к цели сквозь сто преград,
А я просто шёл вперёд.
Hо мы вновь пойдём в свой последний бой -
И снова замкнётся Круг!
Ты будешь - достойный любви Герой,
А я буду - просто Друг...

болею, плачу, пытаюсь закрыть гештальты
бюсь как смерти, так впрочем и жизни тоже
меня швыряет от нежности к злому 'шваль ты'
я чувствую тебя даже в душе водой по коже

прощаю, мысленно тоже прошу прощенья
прошу - отпусти меня, мне иначе не выжить
вокруг - заборы, потоки и наводненья
все, что могло бы разделить нас и ближе

не подпустить тебя. слышишь, хватит
мне без тебя лучше, мне только надо
удержаться в этом. не выскользнуть как из платья
хожу на бесчисленные променады

учу бесчисленные стихи - чтоб заполнить разум,
мучаю память иероглифами - авось затихнет
ты, если можешь, уйди пожалуйства сразу
мне очень больно и бесконечно дико

что мы могли быть вместе.

Тебя будут звать - Икар,
А лучше - Карл-
Вильгельм-Отто Лиллиенталь.
Давай, взлетай!

Тебя будут звать - смотри -
Антуан де Сент-Экзюпери,
а лучше - Сен-Жермен де Пари.
Давай, пари!
Ты сможешь вернуться назад, если я смогу
Выложить слово "вечность"льдинками на снегу.
Но у меня изрезаны пальцы в кровь -
Как ни стараюсь, выходит "любовь, любовь".
Тает, капает, букву к букве не донести,
Как ни крути, выходит "прости, прости".

Воск растекается, айсберг, заплыв в Гольфстрим,
Тает, пока мы тут о вечности говорим.
Думаешь, вечность? Точно удар поддых,
Сверху отлично видно: "Ich liebe dich" -
Как ни прикладывай - лёд - погоди - не тай -
Падает Карл-Вильгельм-Отто Лиллиенталь.


Даже из космоса, из нежилых систем
Звездных - отлично видно: "Je t'aime, Je t'aime" -
Лётчик мой растворяется в утреннем молоке
С огненной Розой в юношеской руке.
Ах, недолет, воздушный звенит поток.
Каждый земной сверчок должен знать шесток.
Глупая Эльза, не прогадай, смотри!
Глупая нежность, глупая Роз-Мари...
Стеклышко продыши, сказочку расскажи,
Смирительную рубашку ему свяжи.

...Марта, терзая пальцами флердоранж,
Крикнет - и он услышит, мин херц, мон анж, -
Не про люблю-люблю, не про жду назад, -
Он услышит, как льдинки ломаются и скользят:

- Карл!.. Они положили в пушку сырой порох!..

Привет тебе, лирический герой,
увитый новогодней мишурой!
Куранты бьют. Шампанское шипит.
У оливье гостеприимный вид.
Твоя жена намазала икру
и счастлив ты, что завтра поутру
проснёшься не с будильником, а сам.
На блюде карбонат и колбаса.
Вокруг тебя счастливая семья.
Как хорошо, что ты - совсем не я.
а попросту лирический герой,
придуманный меж первой и второй
попытками заснуть.
Глядишь, твою
историю я дальше разовью.
Ты скажешь тост. Ты выпьешь коньяка,
Посмотришь, что по телеку (тоска).
Твой мальчик (не забыть придумать имя!)
полезет за подарками своими
под ёлку - и в восторге крикнет: "Круто!"
А может, всё закончится салютом,
огнём бенгальским у тебя в руке.
Но ты оделся и выходишь вон.
Наверно, покурить собрался. С кем?
один? И это выдумать сумею.
А ты уже бредёшь под грай ворон
в заснеженную сонную аллею.
Здесь так темно. И привыкаешь ты
помалу к полумраку и покою.
А я уже испытываю стыд
за то, что напридумывал - с тобою
счастливую картинку: колбаса...
И огоньки на новогодней ели...
Ведь ты уже поверил в это сам -
А ничего и нет на самом деле.
А только ночь и вечность впереди,
и ветер гасит бусинку окурка.
Зачем ты там стоишь - в снегу, один?
Не знаю.
Извини меня, придурка.

ужасно хочется красных туфель и похудеть килограммов на пять,
( в холодильнике же оставался трюфель... нету. теперь могу и поплакать)
ужасно хочется сарафанчик - такой с бретельками и короткий
и чтобы с боку такой карманчик... ( в который ныкать бутылку водки)

ужасно хочется чтоб красиво и чтобы всем непременно видно
а получается как-то псиво, грустно, пасмурно и обидно
ужасно хочется на свободу (дом сорок два, или что там было?)
и пляжик с галькой, и ноги в воду, и босиком походить по илу

ужасно хочется писем стопку, и чтобы в каждом слова теплели
и чтоб назло жизнелюбам стойким я круглый год бы жила в отеле
таком - с бассейнами и халатом, и теплым завтраком на веранде
и даже утром смотреться фатом в косынке, тапочках и помаде

ужасно хочется не работать, не знать о правилах энэлпишных
и ежемесячно за заботу не выдавать всем ловцам гаишным
и позабыть о столичных пробках, о беге, сутолоке и смоге
лежать на лугу себе, как коровка, думать о времени и о б-ге

ужасно хочется не проснуться однажды утром в своей постели
а оказаться в чужом как будто и ранее не знакомом теле
ужасно хочется новой стрижки и новых туфель... (уже писала?)
и чтоб ты жила там в своем Париже и больше, пожалуйста, не воскресала.

(с)

Чтобы любить людей, нужно делать им добро; но чтобы их уважать, нужно их избегать.
/Сафир, Мориц-Готлиб/

Moritz Gottlieb Saphir((1795—1858 гг.)
немецкий писатель и критик, юморист и журналист. По происхождению — венгерский еврей.Успехом пользовались его Словарь остроумия и юмора, Юмористические вечера, Глупые письма и др.
Писал и шутил на темы жизни и смерти, ума и глупости
Известен в переводах Саши Черного

Мы смеёмся над смертью, но покупаем килограммы таблеток в аптеке;
Мы говорим, что жизнь прекрасна и идём в магазин за ещё одной бутылкой водки;
Нам насрать на общественное мнение, но мы постоянно спрашиваем: "как я выгляжу?";
Мы любим одиночество, но крепко сжимаем в руке мобильник;
Мы считаем, что наш дом - наша крепость, но по ночам мы боимся, что его взорвут вместе с нами;
Мы уверены, что абсолютно спокойны, но тянемся рукой к очередной сигарете;
Мы шокируем людей, но боимся сказать "люблю";
Мы не доверяем людям но, как минимум, раз в неделю плачемся кому-нибудь в жилетку; мы не верим в любовь и по ночам плачем в подушку;
Мы живём сегодняшним днём, но строим планы на завтрашний;
Мы из принципа не смотрим новости по телевизору, но читаем их в интернете
Мы очень самокритичны, но любим только себя;
Мы ненавидим наше правительство, но с удовольствием отмечаем день независимости;
Мы прощаем себе все ошибки и косо смотрим на тех, кто их совершает;
Мы не верим в идеальных людей, но каждый день в толпе высматриваем свой идеал;
Нас тошнит от толпы в метро по утрам, но мы каждый день терпеливо стоим на платформе в ожидании поезда;
Мы выбираем, что нам слушать, но невольно подпеваем "фабрике" где-нибудь на улице;
Мы всегда говорим то, что думаем, но почти разучились искренне улыбаться;
Мы хотим, чтобы люди принимали нас такими, какие мы есть, но часами торчим перед зеркалом;
Мы любим умные фразы, но не понимаем сами себя;
У нас куча нераскрытых талантов, но мы ничего не делаем для того, чтобы они раскрылись;
Мы ненавидим дни рождения, но всегда их отмечаем;
Мы обожаем спать до полудня, но ставим будильник на 6 утра;
Мы всегда добиваемся того, что хотим и боимся быть никому не нужными;
Мы пишем свои личные дневники и хотим, чтобы их читали.
Можно расправить крылья и улететь от всего этого навстречу ветру. Но у нас нет крыльев. Потому что мы их недостойны.