Чужая душа - потёмки, в моей душе - факела.
В моей душе, броненосец Потёмкин, какая-то куча мала.
В моей душе бог и дьявол похватали ножи,
И если они покалечат друг друга, что будет со мною, скажи?

Они постоянно чего-то от меня хотят.

Не язви, не пили, не смейся, не выпендривайся, не еби нам мозг, не цитируй.

А я что? Все птицы - дрозды. Все цветы - хохлатки Геллера. Все деревья - пни на пасеках. Все животные - бурундучки в дуплах пней.

Я молчу и не выёживаюсь.

Я молчу и вижу сны про Северный ледовитый океан, заполненный золотыми рыбками, дохнущими от голода.

Я молчу, вытравливая в мозгу узоры ангельских мемуаров и очертания жбанов с самогоном. Одно другому не мешает.

Проклинаю вас молча. Гордитесь. Хотя, в принципе, нечем.




Усталость вековая ветра, спеленатого травой.

Он горько плакал, заблудившись в конопле и не найдя дороги домой. Он спросил прекрасную бабочку, но бабочка - дура - вывела его через чудо-кусты в чудо-чащу. Плутая среди могучих стволов престарелых великанов, он чувствовал себя не ураганом, рождённым в дикой прерии океана, а едва шелестящей, сухой позёмкой пустыни. Птицы пили его из воздуха. Звери ели его с сочными плодами, многие из которых расцвели, принесённые ветром в эту чащу ещё семенами. Он стеная рвался в намертво сплетённые ветки к возлюбленному небу.

И небо ответило ему грозой, которая сломала ветки, вырвав его из объятий вероломной чащи.