Уже не раз демонстрировавшийся ролик "Песня о буревестнике" - широко известного произведения Максима Горького.

Текст этой песни знаком каждому, но мало кто знает, что написана она автором в ответ на кровавый (это - не преувеличение) разгон царским правительством студенческой демонстрации у Казанского собора в Петербурге 4 марта 1901 года и, соответственно, к орнитологии имеет лишь косвенное отношение.

Ирония судьбы состоит в том, что песня была напечатана легально - в четвёртом номере журнала "Жизнь" (апрель 1901 г.).

Песня не задумывалась как самостоятельное произведение, а входила в сатирический рассказ "Весенние мелодии", где разные слои общества изображались в виде птиц. Эту песню пел чижик (видимо, студент). Цензура запретила печатать рассказ полностью, но песню чижика непредусмотрительно разрешила (целиком "Весенние мелодии" были напечатаны нелегально на гектографе в Нижнем Новгороде). Перед отправкой в печать Горький изменил финальную фразу. Вместо "Ждите! Скоро грянет буря!" поставил "Пусть сильнее грянет буря!".

В результате, 17 апреля Горького и его друга - поэта Скитальца - арестовали, а затем выслали из Нижнего Новгорода. Проводы ссыльных поэтов вылились в массовую демонстрацию. В мае журнал "Жизнь" был закрыт властями.

Не забывайте об этом, смотря "смешной" мультфильм.

Пишет Березин (berezin)
@ 2009-12-19 02:25:00

История из старых запасов:  

"СЛОВО О ДАНТЕСЕ"

Я, как часто это со мной бывает, сидел на чужой даче. Приближался день рождения Пушкина, что в моей стране отмечают с некоторой долей чиновничьего безумства, которое говорит о желании молитвенно разбить лоб об пол.
И вот в разговоре, что жужжал под абажуром, всплыла старая история про русскую литературу. А русская литература довольно долго, как известно, замещала у нас русскую философию, русское обществоведение и уж наверняка - русскую историю.
Один человек тогда на дачной веранде снова рассказал известную байку про Горького и Дантеса. Эту историю рассказывают разные люди, например, покойный Григорий Горин. Горин говорил о странной истории, что поведал как-то Виктор Шкловский на своём семинаре.
Речь шла о путешествии Горького в Европу.
И вот в Париже его представили какому-то господину, оказавшемуся Дантесом. Дантес мирно старился, прежде чем умереть в 1895 году. Горький нагрубил, руку пожимать отказался - Дантес тоже кричал, что защищал свою честь, их разняли. Дошло до дуэли - Горький получил короткий вызов, иль картель. Хоть будущий пролетарский, а тогда только народный писатель почитал дуэли барской забавой, но драться согласился.
Однако тут же получил и второе письмо от Дантеса - где тот писал, что драться по-прежнему готов, но, прочитав сочинения господина Горького, и особенно его стихи, не может поднять руку ещё на одного русского поэта. Примите и проч., остаюсь искренне ваш - Дантес.
Горький плюнул и уехал - правда, бросил после этого писать стихи.
Всё дело в том, что эту историю мне рассказывают примерно раз в год. В ней всё хорошо, но только одно скверно - Дантес умер в 1895. А Горький в те времена приехал в Самару-городок и тихо писал там про старуху Изергиль. Был он тогда, впрочем, не настоящим Горьким, а Иегудиилом Хламидой - так он подписывал свои фельетоны и обзоры в приволжских газетах.
Но текст этот уже упущен, попал в Сеть - и из года в год перепечатывается в провинциальных газетах. Может быть, это придумал сам Шкловский, о котором Евтушенко вспоминал: "Так, на семинаре молодых писателей, где был и я, он долго ловил мысль-невидимку, даже несколько пугая страдальчески искаженным родовыми судорогами лицом, а когда все-таки конвульсивно ухватил искомое, то гордо и яростно швырнул нам, как будто действительно родил его:
- Вот вы, молодые люди, спрашиваете меня о правилах создания шедевров. Шедевры потому и шедевры, что у них нет правил. Томас Карлейль говорил так: "Большой художник, как Самсон, уносит на своих плечах ворота, которыми его хотят запереть".
Я был юноша впечатлительный и запомнил это навсегда…
Лет через тридцать, незадолго до смерти Шкловского, я фотографировал его в Переделкине. Он никогда не отличался ростом, а тут еще осел: тяжелая дубленка на плечах и высокая боярская шапка вдавливали его в землю. Но глаза по-прежнему искрили чем-то неисправимо опоязовским, формалистским, футуристическим. Мы разговорились. Я спросил у него с непозволительной бестактностью:
- Неужели вы прочли все 90 томов Толстого, когда писали его биографию?
Шкловский лукаво улыбнулся:
- За сорок томов ручаюсь…
Я не отставал:
- А в какой книге вы нашли у Томаса Карлейля эту цитату: "Большой художник, как Самсон…"?
- А что там дальше? - неожиданно заинтересовался он.
Я продолжил.
- Ну что же, может, это Карлейль, а может, кто-то другой, а может, я сам, - невозмутимо сказал он".
Однако ж году в 1974 сам Шкловский говорил: "Не верьте Евтушенко. Ему не верит  даже его беленькая трехногая собачка..."
Есть совершенно иная история, но на ту же тему.
Питерский человек Кобринский приводит пример исчерпывающего комментария к "Соло на ундервуде" Сергея Довлатова. Довлатов, в частности там пишет: "Умер Алексей Толстой. Коллеги собрались на похороны. Моя тетка спросила писателя Чумандрина:
- Миша, вы идете на похороны Толстого?
Чумандрин ответил:
 - Я так прикинул. Допустим, умер не Толстой, а я, Чумандрин. Явился бы Толстой на мои похороны? Вряд ли. Вот и я не пойду".
А Кобринский добавляет: "Чумандрин погиб в 1940 году на финской войне. Алексей Толстой умер в 1945 году".
Но городские легенды неистребимы, как истории о зелёных человечках. Потому что все прогрессивные люди знают, что человечки до сих пор томятся на секретной базе в Неваде, Есенина убили, а негодяи-переписчики добавили нашим учебникам лишних семь веков.
И хоть ты тряси обывателя как грушу, он, лязгая зубами, тебе скажет: "Да, поехал в Париж, стрелял в этого белогвардейца. Они не только за Пушкина дрались, а ещё за Черубину де Габриак".

лучший подарок автору - замеченные ошибки и опечатки
Извините, если кого обидел.