В Краснодаре прошла презентация книги нашего прекрасного автора Натальи Тованчевой. Подробности можете посмотреть на ее страничке в фб.

Книга получилась хорошая, я ей горжусь. Прекрасно, на мой взгляд, в книгу вписались атмосферные фотографии фантастического фотохудожника Нины Ай-Артян. Барышни, прекрасным получился наш союз.

Книга уже начала свой путь по магазинам страны, выставил я ее на продажу и на наш издательский сайт, где она традиционно будет иметь самую низкую цену.
Планируется презентация в Москве, в Библиоглобусе на Мясницкой (когда все будет ясно - я позову вас туда).
А пока, сделайте милость - сходите по ссылкам, я постарался максимально дать возможность составить представление о книге и произведении.
Кто захочет купить там - не стесняйтесь, если в примечании к заказу напишите фразу "я вас читаю" - попрошу дать вас скидку в 10%.
Перепост для своих читателей приветствуется.
Такие дела. Искренне ваш и все такое.

Тованчева Н. Очень всякая жизнь ISBN: 978-5-00025-067-9 Издательство: Скифия Город, год: Санкт-Петербург, 2015 Формат: Стандартный книжный (А5) Тип переплета: Твердый переплет Количество страниц: 272 стр. Тираж: 1000 экз.

Прекрасные иллюстрации фотографа Нины Ай-Артян и печать на мелованной бумаге делают книгу настоящим подарком для всех ценителей настоящей книги. Текст книги выполнен в сепии.

Мужчины и женщины, счастливые и не очень, похожие на нас и непохожие — герои рассказов Натальи Тованчевой. Эта книга о любви, жизни и судьбе.

Простые истории с непредсказуемыми финалами будут интересны всем, кому интересна сама жизнь.

Об авторе:

Наталья Григорьевна Тованчева — академик Международной академии телевидения и радио, заслуженный журналист Кубани, директор ГТРК «Кубань», обладатель орденов «Звезда мецената» и «Слава нации».

Из интервью:

Вы пишете рассказы. Как в жизни появилось литературное творчество?

— Это почти мистическая история. На художественные тексты никогда не находилось время, да и вдохновение, наверное, ждало своего часа. Была работа, журналистика, потом управленческая деятельность, а тексты просто снились по ночам. Я всегда интересовалась психологией, много читала и несколько лет назад решила пройти несколько тренингов по личностному росту. Уже четвертый год я летаю на эти тренинги в Москву, и результат выше всех ожиданий.

читать дальше о книге и заказать ее (при желании)

Из рецензий на книгу:

Юрий Гречко-ст.: «Одиночество на рандеву» (отрывок)

<...> Итак, не будучи женоненавистником, но в некотором роде даже напротив, то есть, читателем непредвзятым, я открываю первую книгу «прозы, написанной женщиной» - нашей землячкой Натальей Тованчёвой. Она только что — и без преувеличения прекрасно - издана санкт-петербургским издательством «Скифия» и называется «Очень всякая жизнь». Её составляют около четырёх десятков небольших по размеру рассказов, что сразу же способно расположить нас к автору, явно осознающему тонкий нюанс первого впечатления при знакомстве: не быть навязчивым.

Можете счесть последнее замечание шуткой, но как квалифицированный читатель, имевший дело с множеством литературных дебютов, я втайне и всерьёз полагаюсь на подобные флюиды восприятия, влияющие на качество контакта с открывающимся тебе виртуальным пространством чужой жизни.

А то, что это жизнь, сомнению не подлежит. С первых строчек, с первых абзацев первого же рассказа «Как в сказке» вы глубоко набираете в грудь воздух, как делаете это каждое утро, выныривая из подъезда многоэтажки — и вперёд: «Автоматом: дверь — лифт — подъезд — ворота — такси. Можно перевести дух, кинуть ключи в сумку, накрасить губы...» И далее: «...сдать багаж — контроль — выход — автобус — трап... Часы — ремень — обувь — ноутбук... «Что желаете попить?»... Желаете... Что может желать робот, подумала Светка...»

► читать рецензию полностью

Рассказы Натальи Тованчевой в библиотеке нашего сайта:

БЕРЛУСКОНИ

В утренних новостях показали Берлускони. Ольга в очередной раз восхитилась тем, как он выглядит — подтянутый, загорелый, улыбчивый. Господи, семьдесят семь лет, — вздохнула она. — Наши все уже в могиле были в этом возрасте — и Ленин, и Сталин, и Брежнев... Вот что значит уйти вовремя... Ольга веселела, когда видела немолодых людей в такой отличной форме. Для нее это значило только одно — впереди еще есть время. Старость ее дома не застанет! Шестьдесят — не возраст в наше время. Тем более есть все, чтобы хорошо выглядеть, — деньги, время, желание.

— Леля, кофе готов? — в кухню заглянул муж. — Я спешу.

Он спешит. Мог бы и не говорить. Он всегда спешит. У него постоянно какие-то встречи-переговоры-заседания. Мало ему его мусорного бизнеса, еще и в депутаты полез. Говорит, как раз депутатство бизнесу в помощь.

► читать дальше...

БЕСКРЫЛЫЙ АНГЕЛ

Утро явно не задалось. Сначала этот сон. Проснувшись, Марина попыталась собрать кусочки ускользающих образов. Она вышла из поезда, оставив там вещи. Состав тронулся, Марина не успела заскочить обратно в вагон. Остаток сна прошел в попытках перехватить поезд на других станциях, но он шел каким-то замысловатым маршрутом, и Марина во сне уже не очень понимала, так ли нужны ей эти вещи...

Полусонная полезла в сонник. Толкований было море — от "твой шанс упущен" до "к ответственной работе". Никакого проку от этих сонников, подумала Марина и пошла варить кофе. По пути в кухню неловко задела маленького гипсового ангела, висящего на большой вазе из тонкого стекла. Ангел спикировал на пол и развалился ровно на две части: крылья отдельно, пухленькое тельце отдельно. Выбрасывать было жалко, хотя разбитое, говорят, нельзя держать в доме. Марина аккуратно положила останки ангела на полку рядом с вазой и еще больше расстроилась. Что происходит? Сначала поезд, теперь вот ангел...

Она привыкла думать, что в жизни все не просто так, что случайностей не бывает, что все происходящее — это какой-то знак. Сегодняшние знаки она не понимала, на душе было тревожно. А ведь предстоит важный день, серьезные переговоры, от которых зависит бюджет компании. Надо быть собранной и сосредоточенной.

Она привыкла думать, что в жизни все не просто так, что случайностей не бывает, что все происходящее — это какой-то знак. Сегодняшние знаки она не понимала, на душе было тревожно. А ведь предстоит важный день, серьезные переговоры, от которых зависит бюджет компании. Надо быть собранной и сосредоточенной. Надела новый брючный нежно-салатный костюм, топ, как сейчас модно говорить, пудрового цвета. В тон сумочку и туфли. Деловой вариант с оттенком секси — то, что надо для текущего момента.

► читать дальше...

коллектив авторов Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы ISBN: 978-5-00025-028-0 Издательство: Скифия Город, год: Санкт-Петербург, 2014 Формат: 60*90/16 :: 145х215 мм. Тип переплета: Твердый переплет Количество страниц: 512 стр. Тираж: 1000 экз. Возрастная категория: 12+ .

«Настоящая поэзия способна изменить бессмыслицу реальности, показать ищущим и страждущим выход из лабиринта мельтешения и суеты. Я давно мечтала собрать в одном месте и в одно время (под одной обложкой!) сок и цвет сегодняшнего слова — носителей живительной инфекции, авторов ярких и горячих...»

Из предисловия к книге:

(Анастасия Мурзич)

Это у меня с детства — тяга к коллекционированию. Точно, я коллекционер по натуре. Все, как положено: календарики, фантики, открытки, плакаты с героями рок-н-ролла, театра и кино. «Слишком много друзей когда-то улыбалось мне молча с плакатов» — что-то в этом роде. Мои детские стихи... Детство — детством, но страсть к коллекционированию осталась. И распространилась она, эта страсть, на жутко талантливых и ужасно прекрасных... живых людей.

Собственно, сейчас вы держите в руках мою новую грандиозную коллекцию! «СОБОРИЩЕ. Авангард и Андеграунд новой литературы». Я давно мечтала собрать в одном месте и в одно время (под одной обложкой!) сок и цвет сегодняшнего Слова — носителей живительной инфекции, авторов ярких и горячих... Я расскажу вам о них, о моих Настоящих Поэтах... Вот — вам!

Авангард и андеграунд? Это как-то с музыкой связано? Так и есть! Давайте я начну с музыкантов. Принято думать, что музыка помогает слышать и чувствовать, адаптирует сложное поэтическое послание, не всегда ясное даже тому, кто его зафиксировал. Выходит, музыка — помощница Поэзии? Представляю, как Василий К. сейчас хмурит брови, как скептическая улыбка кривит его красивое лицо. «Какие стихи? Какая Поэзия? Это только тексты песен». Так нет же, нет! В моем понимании, Настоящая Поэзия — это судорога
Слов, это спазм, передающийся читателю (слушателю), это ответственность за каждое междометие, это способность ответить — за свои слова — потом и кровью. Настоящая Поэзия — это красота верно выбранного пути.

Слова Василия К. много больше, чем тексты песен, я вас уверяю.

Откуда приходят красивые люди?
Мы знаем, что там не осталось живых.
Но они среди нас, и они нас разбудят,
А то мы подохнем от страха,
Увидев во сне нас самих —
Таких безобразных и злых.

Другой музыкант, Дмитрий Панов, запросто заклеймен Андреем Бурлакой,как лучший рок-поэт современности. Трудно не согласиться с мэтром музыкальной журналистики! Но... Есть ли смысл в пресловутом плюсе «Рок»? Стихи Дмитрия Панова слишком сложные для рок-музыки, слишком интеллектуальные, слишком многоярусные? Товарищи, так это же достоинство, а не недостаток!

читать дальше, если зацепило...

24 декабря 1996 года.
Принес ему альбом Малевича. Подарок на Рождество. Он небрит, на голове бело-красная шапка петушком. Листает альбом:
— Иллюстрации дерьмо. Все наоборот. Ты же видел Малевича на выставке. У него главное — цвет. Фигуры — ничто. — Показывает на изображение крестьянина, — тут густо написано. Не кистью, а шпателем. Московское издательство. Тогда понятно!
Я спокоен. Шестьдесят лет, вполне достаточно. Если Тот следит, все будет в порядке. Если перестал — ничего уже не поможет. Фью. Страха смерти у меня нет. С детства я попадал в опасные положения и никогда не пытался уклониться. В разведку ходил к немцам — семилетним ребенком. И всю войну с отцовской дивизией. Служба в армии, разгрузка снарядов. Взрывались каждый день. Можно было отказаться. Не отказывался. Зачем?
Алкоголь — то же самое. Самоуничтожение. А удовольствия никакого. Никогда. Какое там! Ничего, кроме ужасов. У меня есть только страх людей. В том смысле, что — гнетут. Мне никогда ничего не было интересно, кроме этого, — показывает на пишущую машинку с листом. — Ни женщины, ни путешествия, ни алкоголь. Женщины сами шли на меня сомкнутыми рядами.
Только литература. Это для меня необходимость. Как воздух. И дается мне это совершенно легко.
Вот как Кришнамурти. Сверхчеловеческие способности, второе воплощение Христа. Он думал, что и все могут быть такие и делать так же: чистая голова и прочие чудеса. Грандиозный
чудак. Он забыл: то, что легко ему, другим — немыслимо.
Вот смотри: рукопись в триста страниц. А осталось — тридцать. Десятая часть. «Книга простых чисел». Есть девять человеческих полов. Определение человека в идеальном, космическом смысле неизвестно. Кто, что, откуда? Простые числа. Они даны — кем-то, когда-то. И все тут. Гадай как хочешь. Есть только их свойства. А что они такое сами по себе? И какое число было первым? Это не определение. Чисто интуитивно пытаюсь понять. Напрягаюсь сверх меры. Отпадают число за числом. Остается единственная — девятка. Из сложных чисел, из формул создали все это чудовищное оружие, арсенал жуткого всеистребления. И всю эту отвратительно бюрократическую, крайне запутанную, витиеватую, иерархическую цивилизацию. Машину убийств и неслыханного гнета. Слежка за каждым движением каждого человека. Чем сложнее формулы, тем чудовищнее порабощение. Уничтожение всего и вся. Из простых чисел можно создать только меч. Это нормально и необходимо.
Он смотрит в окно. Снег вьется. Кошка на ковре играет с катушкой ниток.
— Ну, перечитал «Тимея»? — спрашивает он. — Разве там есть хоть что-то реальное? Все выдумал, все сотворил сам. Грандиознейший поэт! Космическая поэма! И никто его не превзошел. В восемьдесят лет! До этого — так, диалоги, человеческое, блистательно, свободно, но и не больше. А тут он перешел к космосу и стал крутить этим шариком, как ему вздумается. Гигант!
______________________
Сама бумажная книга по цене издательства: http://skifiabook.ru/store/hudozhestvennaya-literatura/klassicheskaya/item_237.html

Овсянников В. Прогулки с Соснорой
	Цена: 480 руб.   Книга В. Овсянникова «Прогулки с Соснорой» — литературное произведение в форме дневника, который автор вел на протяжении тридцати лет. Тема дневника — записи бесед с выдающимся русским поэтом и прозаиком Виктором Александровичем Соснорой. Подробнее

8 января 1997 года.
Прихожу к нему в час дня. Он перед Новым годом постригся наголо, это его старит.
— Я тебя замордовал книгами? — спрашивает он меня. — Если я напишу эту мою книгу, я отмечу в предисловии, что ты способствовал в написании великого произведения. Оно перевернет все представления.
Все понятия чисел искажены. Или сознательно, или нафантазировали. И на искаженных числах построили цивилизацию насилия и эксплуатации, цивилизацию уничтожения всего живого, цивилизацию наживы и гнета, цивилизацию, убивающую все гениальное, интуитивное.
Интуиция — это не что иное, как память истоков. Память высшего — того, что когда-то было дано из первых рук. Пока я не нахожу этих истоков ни в одной книге. Только отблески истоков. Все искажено. И у Платона. Как философ он в моих глазах сильно уменьшился. Но как поэт сильно возрос. Использовать его было бы нелепо. Реального в нем нет. Мне тоже придется волей-неволей фантазировать, вернее — искать истоки в себе, через свою интуицию-память. Может быть, истина была у орфиков. У самого Орфея. Но ничего же не дошло.
Пифагор, видимо, уже искажение. Вначале были написаны чистые поэмы о числах, то есть — истинные. Затем эти истины стали эксплуатировать, использовать для низких целей, для угнетения, для наживы и так далее. Истину исказили, и чем дальше во времени, тем больше.
Техническая цивилизация окончательно уничтожит интуицию истоков — истину. То есть — уничтожит свободу ума. Уже повсюду компьютеры, контроль над каждым движением мысли. Это конец. Истина только в искусстве. Потому что только искусство свободно.
Посмотри на эти картины на стенах вокруг тебя. Для чего они нарисованы? Ни для чего. Они абсолютно условны. Раскрашенный картон и ничего более. Хочешь — смотри, хочешь — нет. Искусство не преследует никакой цели. Бесцельно и условно. Реализм — это не искусство. Это уже цель, некий заказ, установка, несвобода. Искусство, то есть — условность, бесцельность, то есть — свобода.
Так всегда было: чистые вещи, искусство, использовались подонками и проходимцами для своих грязных целей. Самое чистое эксплуатируют и используют для грязи. Что построили на чистейшем Достоевском? Что на Ницше, больном человеке и чистом поэте? Самое ужасное — фашизм.
Кем написаны все священные книги? Поэтами. Все эти книги высокохудожественные. Нехудожественные, плохо написанные отбрасывались. А как это использовали? Что сделали из Христа? Из Будды? На их чистых идеях кормятся миллионы толстопузых священников.  Не говорю о войнах. Войны для того и устраивались — чтобы уничтожить возросшее количество гениальных и талантливых людей. В 1914 году явилось слишком много гениев — вот и войну! Уничтожить их. И уничтожили. Для этого и революция у нас. Всех скосили, у кого мало-мальски были какие-то способности, неординарность.
Китайцы правы по крайней мере насчет тройки. Видимо, это число в космосе главное, первое. Любая композиция начинается с трех фигур. Хотя те же китайцы делали и единичную композицию. Думает и думает, сосредоточивается, ходит около листа чистой бумаги месяц, два, год. Потом подскакивает и молниеносно наносит точку. Абсолютно точно. Картина готова. То есть так ставит точку, что сочетание чистого белого листа и точки создает картину.
Но это чрезвычайная редкость. На Западе это вообще ни разу не получилось. А как правило, картины строятся на трех фигурах. Две или четыре глядятся жутко. Понаблюдай: два самолета, два корабля, два человека в поле — ужас! Вот, посмотрим на картинах, — мы стали ходить по комнате от картины к картине, и он показывал трехфигурность композиций. — На иконах — и говорить нечего.
Бесцельность искусства. Да, это ведь как повезет. Приглянется кому-то твое искусство или нет. И сможешь ли так, что-бы его оценили. Рафаэли далеко не все. Многие по характеру невезучи, неловки, неприспособлены, непригодны для жизни. Вернее, это как правило. Значит — нищета, непризнание, безвестность.
Эта книга о числах мне осточертела. Вся эта философия. Каждый вечер решаю ее бросить и каждое утро продолжаю. Такой характер: во что бы то ни стало довести до конца, что начал. У меня уже вот-вот мозг вывихнется. Или я эту книгу доконаю, или она — меня. Много идей, одна другую цепляет. Пока только наращивание информации. Еще неизвестно, как я буду писать, не найдена форма. Какими-то высшими метафорами. Из чего соткется.
Достань книгу Джона Кейси. «Медиум». И Гиппократа. Ты способствуешь написанию самой дьявольской из книг. Нет, великих я много написал. Самой дьявольской, переворачивает все их представления. Время вертикально, как песочные часы. Они же представляют горизонтально. Все равно как если бы я тебя заставил лежать, в то время как твое нормальное состояние вертикальное. Ты бы умер через несколько месяцев. Древние и сочиняли, и мыслили, и писали — стоя. Восьмичасовые прогулки перипатетиков.
Самая дьявольская книга, потому что против шерсти. У них все дьявольское, что их не лижет. Ты понял свою задачу? Какие книги доставать?
______________________

Овсянников В. Прогулки с Соснорой
	Книга В. Овсянникова «Прогулки с Соснорой» — литературное произведение в форме дневника, который автор вел на протяжении тридцати лет. Тема дневника — записи бесед с выдающимся русским поэтом и прозаиком Виктором Александровичем Соснорой. Подробнее

Уже лет 30 славяне свирепствовали в Европе, когда новый азиатский народ победами и завоеваниями открыл себе путь к Черному морю. Весь известный мир был тогда театром чудесного волнения народов и непостоянства в их величии. Авары славились могуществом в степях Татарии, но в VI веке, побежденные турками, ушли из земли своей.
Сии турки, по свидетельству историков китайских, были остатками гуннов, древних полунощных соседей Китайской империи; в течение времени соединились с другими Ордами единоплеменными и завоевали всю южную Сибирь. Хан их, называемый в византийских летописях Дизавулом, как новый Аттила покорив многие народы, жил среди гор Алтайских в шатре, украшенном коврами шелковыми и многими золотыми сосудами; сидя на богатом троне, принимал византийских послов и дары от Юстиниана; заключал с ним союзы и счастливо воевал с персами.
Известно, что россияне, овладев в новейшие времена полуденною частию Сибири, находили в тамошних могилах великое количество вещей драгоценных: вероятно, что они принадлежали сим алтайским туркам, уже не дикому, но отчасти образованному народу, торговавшему с Китаем, Персиею и греками.

иллюстрация: конные авары со вспомогательной славянской пехотой (художественная реконструкция)

Вместе с другими ордами зависели от Дизавула киргизы и гунны-Огоры. Быв прежде данниками аваров и тогда угнетаемые турками, огоры перешли на западные берега Волги, назвались славным именем аваров, некогда могущественных, и предложили союз императору византийскому.
Народ греческий с любопытством и с ужасом смотрел на их послов: одежда сих людей напоминала ему страшных гуннов Аттилы, от коих мнимые авары отличались единственно тем, что не брили головы и заплетали волосы в длинные косы, украшенные лентами. Главный посол сказал Юстиниану, что авары, мужественные и непобедимые, хотят его дружбы, требуя даров, жалованья и выгодных мест для поселения. Император не дерзнул ни в чем отказать сему народу, который, бежав из Азии, со вступлением в Европу приобрел силу и храбрость.
Угры, болгары признали власть его. Анты не могли ему противиться. Хан аварский, свирепый Баян, разбил их войско, умертвил посла, знаменитого князя Мезамира; ограбил землю, пленил жителей; скоро завоевал Моравию, Богемию, где обитали чехи и другие славяне; победил Сигеберта, короля франков, и возвратился на Дунай, где Лонгобарды вели кровопролитную войну с гепидами. Баян соединился с первыми, разрушил державу гепидов, овладел большею частию Дакии, а скоро и Паннониею, или Венгриею, которую лонгобарды уступили ему добровольно, желая искать завоеваний в Италии.
Область аваров в 568 году простиралась от Волги до Эльбы. В начале седьмого века завладели они и Далмациею, кроме приморских городов ее. Хотя турки, господствуя на берегах Иртыша, Урала, – тревожа набегами Китай и Персию – около 580 года распространили было свои завоевания до самой Тавриды – взяли Воспор, осаждали Херсон; но скоро исчезли в Европе, оставив земли черноморские в подданстве аваров.

Из книги:

30 ноября 1996 года.
Принес ему книжку «Карты Таро». Он надел синюю американскую куртку, черную шапку с наушниками. Пошли в мебельный магазин. Промозгло, грязь, лужи. Долго выбирал тахту, вертел и щупал стулья, проверяя на крепость. Наконец купил табуретку. Несем домой.

— Деньги на голову свалились, — говорит он. — Аванс за «Книгу пустот». Издает разбогатевший казах, поклонник моего творчества. «Книгу простых чисел» я написал уже 130 страниц. Хорошо, если останется 13. Древние не пользовались четными числами, квадратом, кругом. Мертвые числа и мертвые фигуры — нет движения. Совершенство, значит — смерть. Пользовались только остроугольными треугольниками и нечетными числами до десяти — в них жизнь.

Христос несовершенен — поэтому живой. Жизнь — это простое, способное быть отдельным, далеко отстоящим друг от друга, свободным. Сложное — это смерть, распад, деградация. Образование групп, систем, закабаление, иерархия, многоярусность, запутанное управление, политика, войны империй. Немцы — самый бюрократический народ, ничего человеческого. Об этом Кафка и писал.

Что такое Наполеон, как ты думаешь? Это первый и единственный за всю историю человек из низов, который сам сделал себя императором, сам, только своими силами поднялся на вершину власти. Этим-то он и потряс весь мир. Люди увидели, что царская власть, передаваемая из рода в род, богоданная — совершеннейшая чепуха. Зачем мне об этом писать? Я интересуюсь только тем, что ничем никогда не подтверждается. Только уникальным, единственном в своем роде.

Перечитай Платона «Тимей». Как он строит космос. Огонь — из треугольников. Что ж, весьма изящно. А человека? Берет кости. В космосе! Откуда они там взялись — ничего не объясняет. Берет голову, жилы. Они откуда — тоже не объясняет. И привязывает каким-то образом голову к позвоночнику. Как тебе такое понравится? Фантазер жуткий. Поэт из поэтов. Что хотел, то и делал. Построил космос — как ему заблагорассудилось. Собственно говоря — первый научно-фантастический роман, и самый сильный, яркий и непревзойденный. Гениальный. Конечно, он шокировал всю Грецию. Буквально потряс. Недаром они и назвали его божественным. Ну а кто же он, как не бог? Делал, что хотел, сам строил миры. Со здравым умом у него было абсолютно покончено. Фантазер непревзойденный, поэт высший. Не зря же его запрещали во многих странах, столетиями и тысячелетиями. Еще бы — опрокидывает все системы, всю логику, все построения. Ни крупицы рационального в нем нет.

сама книга: http://skifiabook.ru/store/hudozhestvennaya-literatura/klassicheskaya/item_237.html

Овсянников В. Прогулки с Соснорой
	Книга В. Овсянникова «Прогулки с Соснорой» — литературное произведение в форме дневника, который автор вел на протяжении тридцати лет. Тема дневника — записи бесед с выдающимся русским поэтом и прозаиком Виктором Александровичем Соснорой. Подробнее

вспомнился мой любимый писатель Момо Капор. Уже пожилым человеком он пошел на войну между двумя нациями, которые - по сути - один народ. На войну между сербами и хорватами. Ходил в каске и с блокнотом, записывал то, что видел, из этого потом создал пронзительную книгу "Смерть - это не больно".
Не знаю - почему вспомнил, мир же за последние десятилетия очень изменился... Или нет?
Вот одна маленькая зарисовочка:
***
По пыльной проселочной дороге шагает старик с ружьем на плече. Он несет с собой на плече аккуратно свернутую брезентовую палатку, сельскую сумку и топорик, чтобы рубить ветви для палатки и дрова для костра. Возвращается на передовую, потому что уже скосил траву со своего бедняцкого поля.

- Помоги вам Господи! Как дела, люди?

Это «как дела» не только простая вежливость. Его действительно интересует, как живут люди, которых он встречает в своем небольшом мире, ограниченном горами и враждебностью. Он развязывает кисет и предлагает нам угоститься домашним зеленоватым табаком. Я чувствую себя виноватым, имея пачку «Кента» в кармане.

— А как у вас дела? – спрашиваем его, а он сворачивает сигарету и отвечает:

- Потихоньку…

Это «потихоньку» содержит в себе какую-то тихую скромность живого существа, брошенного в вихрь истории, в нем скрывается и боязнь сглаза, зазнайства, хвастовства, которые могли бы привлечь зло. «Потихоньку».

- Как дела? – спрашивает двенадцатилетний босоногий мальчишка в порванных штанах. Он самый старший из девятерых детей одинокой вдовы, живущей в деревянной постройке над Двором на реке Уне. Он серьезен и вежлив, потому что заменяет мертвого отца, торжественно пожимает руку каждого из нас в пустом, с выжженной травой, заброшенном поле.

- Как дела? – спрашивает потрепанный жизнью солдат и протягивает руку полковнику Войничу. Они земляки, родом из одного села. Здесь вообще никто никому не отдает честь. За два года войны я ни разу не видел построения. «В колонну по два, шагом марш!» — здесь никому не известная команда. Впрочем, как же построить в одну шеренгу стариков, которые пришли заменить погибших сыновей, и безбородых юношей? Эта армия с самого своего создания истинно народная: немного гайдуков, немного родственников. Той формальной армейской дисциплины, без которой, как думается, армия не может состоять, здесь не существует. Но как только неожиданно прогремит выстрел, все на месте как один.

И одеты они по-разному: кто-то военных рубашках старой армии, кто-то в трофейных комбинезонах от Кикаша, кто-то в маскировочной форме. На головах можно увидеть какие угодно головные уборы: от сербских шайкач и беретов до кепок, ушанок и пилоток… Обувь тоже разнообразна: у кого сапоги, у кого опанки, можно увидеть и американские ботинки со шнуровкой, и, конечно же, кроссовки всех видов от простых бедняцких до фирменных спортивных «Рибок» для теннисистов и бегунов. «Когда наталкиваюсь на группу одинаково одетых солдат, тут же открываю огонь», — рассказывает офицер в черной майке. – «Это точно не наши»…

— Как дела? – спрашивает баба Даница Обрадович на самой высокой высоте западного православного мира в селе Дивосело недалеко от Госпича . Она сидит за замаскированным листьями тяжелым пулеметом «Браунинг» и беспомощно разводит руками, извиняясь, что кроме воды нечем угостить. Баба Даница – вышедшая на пенсию повариха семидесяти лет, в пенсне, какое обычно носят бабушки, в форменной военной рубашке, но в тапочках, которые называют домашними туфлями. Именно она обучила своих односельчан стрельбе из миномета и пулемета. Старушка расположилась на вершине, с которой далеко просматриваются позиции неприятеля и опасно открытые фланги позиций обороняющихся сербов, куда часто проникают диверсионные группы, прячась за густым кустарником. Почти каждую неделю она теряет двоих-троих товарищей по борьбе. Этот красивый зеленый край пахнет смертью. У человека возникает ощущение, что на него со всех сторон смотрят глаза убийц и что он совсем не может защитить себя. Мужчины из отряда бабы Даницы заросли двухнедельной бородой, они разговаривают, держа палец на курке автомата. Я был много где, видел многое, но мне кажется, что никогда в своей жизни я не был так близок к смерти, как на этой высотной позиции в Дивоселе, а ведь эта местность (какая ирония!) называется Великий край!

- Пришлите хоть какую-то помощь, кого найдете! – постоянно просит нас старушка, которую намного легче представить себе рядом с плитой, чем с «браунингом».

- Пришлите добровольцев, армию, хоть кого-то! Мы здесь не протянем…

Перебежав простреливаемое пространство, спрашиваю у одного из ее людей, что он думает о неприятелях, которые находятся с другой стороны луга и рощи:

- Эх… какие они могут быть?... Такие же несчастные, как и мы здесь… Бедняки, брат, но, как и мы, здесь родились и знают каждый камень…

Прошло 20 дней после этой встречи. Дивосело сравняли с землей, всех оборонителей села убили. После продолжительной артиллерийской подготовки, длившейся 16 часов, хорватская армия под предводительством международных псов войны и наемников вошла в Дивосело и уничтожила все живое. Пришедшие позже военные ООН не могли найти ничего живого – ни кота, ни собаку, ни даже овцу!

Баба Даница была зарезана прямо за своим пулеметом, из которого выпустила все пули. Я могу себе представить, как из кустов на маленькую полную старушку добродушного вида выскакивают легионеры в черном с ножами в руках. Эта сцена преследует меня. Может, я сделал не все, что мог? Может, надо было стать посреди белградских площадей и кричать изо всей силы, просить помощи для бабы Даницы и ее людей. На белградских рынках я вижу женщин ее возраста, которые жалуются на цены при покупке перца на зиму: у них та же самая походка, те же вены выступают на ногах, такие же веснушки на руках, тонкая оправа очков… У бабы Даницы не было привилегии заготовить что-то на зиму – сидя за пулеметом, иногда за минометом, она защищала урожайное обилие золотой осени на белградских рынках и покупателей, которые думают, что пришел конец света из-за высоких цен на перец.

Хорватия отпраздновала великую победу своих воинов в Дивоселу над бандитами, бунтовщиками и сербскими террористами, участники битвы получили награды. Оркестры исполняли марши. Красавицы телеведущие с улыбкой на губах рассказывали о последнем хорватском подвиге. В село Медак возвращены обнаженные тела людей: горла перерезаны, головы разбиты пополам… Многие тела сожжены. Хорватской общественности никто не объяснил, что главой «бандитов, бунтовщиков и террористов» была одна добродушная старушка, которая защищала свой дом, кошку и курицу. Одежда оборонявшихся была сожжена, она была настолько бедной, что никто на нее не позарился. Военные ООН не нашли ни единого личного предмета. Плохо смотрели. В тени дерева, под которым когда-то стоял «браунинг», в увядшей траве остались очки бабы Даницы (плюс три с половиной), левое стекло было разбито. В этих разбитых очках, в маленьких кусочках стекла умножается небо, которое все видит и все помнит.

(Перевод Марии Патрашко)

Текст из книги:

Капор М., Лукин Е., Всеволодов Р. Три слова о войне

Повесть «Немецкая девушка» показывает тихий ужас опустошенных территорий. Состояние войны не только снаружи, но и в душе каждого человека. Маленькие рассказы, из которых состоит произведение, написаны современным языком, позволяющим почувствовать реальный запах войны. Повесть «Танки на Москву» отображает чеченскую кампанию без громких слов и морализаторства. Столкновение со смертью — как проверка человечности... Сборник рассказов выдающегося сербского писателя Момо Капора — о боевых действиях в Боснии и Герцеговине. Автор, не расставляя акцентов, просто фиксирует события и истории; получается пронзительная картина жизни современного человека в абсурдной нелогичной атмосфере войны. Подробнее

Бизнес в дизайне интерьеров: Сказки о сарафанном радио и личном сайте

Отрывок из книги “Бизнес в дизайне интерьера”

Сказка о сарафанном радио

Вот еще одно языческое верование дизайнеров: вера в сарафанное радио (на дизайнерском жаргоне — «сарафан»). Мечта о том, чтобы клиент рассказал о выполненной вами работе своим друзьям, те — своим. И в итоге у вас много заказчиков (или хотя бы каждый новый приходит от предыдущих).

Это — такая же заветная мечта среди образованных, ездящих на кредитных иномарках дизайнеров, как мечта русского крестьянина о Жар-Птице или Коньке-Горбунке. Чтобы ведра сами по воду ходили. И, конечно же, одна из наиболее частых тем обсуждения  — как организовать себе «сарафан». При всем обилии разговоров на эту тему (а они ведутся постоянно) я не видел ни разу внятного объяснения, как же сделать так, чтобы клиенты действительно приходили таким способом. То есть мечты есть, разговоры есть, а как сделать — никто не знает.

Тут вот что может сбивать с толку новичка. В интернет-дискуссиях есть некоторое количество объективно вполне успешных дизайнеров, которые на вопрос «откуда берутся клиенты» не говорят, что они пришли «по рекламе», «из журналов» или по каким-то другим каналам, а уверенно отвечают: «Да по “сарафану”». А на вопрос (согласитесь, естественный): «Как был “сшит” этот “сарафан”?», следует уже куда менее уверенный ответ: «Да как-то так. Наверное, хорошо дизайн делаем...».

читать дальше, если интересно

перепост со страницы книги в фб (там много интересного): Овсянников В. Прогулки с Соснорой

Монументальное семьсот(!)страничное литературное произведение, созданное на основе монологов-лекций-бесед с выдающимся русским поэтом и прозаиком Виктором Соснорой. Книга основана записях, которые велись на протяжении тридцати лет и представляет собой уникальный памятник Русской Культуры конца 20 века.

Отрывок из книги:

8 февраля 1996 года.
Прогулка в лесу, яркое солнце, мороз, пушистый снег скрипит под ногами. Он говорит:
— Мало писателей, кого я мог бы перечитывать. С возрастом, чем больше читаю, тем меньше остается писателей, у которых есть что-то для меня интересное. В основном тексты однозначны, у них только один смысл.
Вот великий сверхзнаменитый писатель Хемингуэй. Перечитывать невозможно. Так же — Толстой. Так же — многие и многие, подавляющее большинство. Эдгар По — совсем другое дело. К нему можно постоянно возвращаться. У него полно изгибов, ходов,
поворотов. При каждом перечитывании он открывается под новым углом. Потому что он многозначен, неоднопланов, у него внутренняя игра с самим собой. И у Гоголя этого полно, и у Достоевского. Этим богаты некоторые детективы.
То, что когда-то читал с трепетом, теперь открываю и не могу читать. <...> Я уже избавился от всех поэтов — от Пастернака, Цветаевой и прочих. Зачем мне их держать? Я из них взял все, что мне нужно. Все они здесь, в голове — если понадобится процитировать. А что-то позабуду — позвоню тебе. Хлебникова, да, оставил. У него много справочного материала. По той же причине — записные книжки и дневники Блока. У него много подробностей, деталей. Он очень точно вел записи. <...>
Меня здесь не будут печатать и после смерти. Я для них неприемлем. Не пишу для народа, ни для какой-нибудь партии, ни для читателей, ни для кого. Я сложен для них, видите ли, недоступен. Они думают: вот его почему-то называют — великий писатель. Дай-ка посмотрим. Открывают книгу и ничего не понимают. А зачем вам и понимать. Занимайтесь своим делом, а я буду своим. Так что это естественно, что меня не печатают. Та же история была с Хлебниковым. Всех печатали, но ни его. <...> Самые плохие книги, это книги обычные, нормальные, то есть — никакие. <...>
Дома он говорил о живописи:
— Пуссен — ложно-классическое. Он мне неинтересен. Рисунки у него — другое дело. Видишь, какие свободные. Вот здесь — какой смешной ангел. А в картинах все сковано, догма. Видишь — разница. В этом ангеле что уж смешного. Нет жизни.
В рисунках своих я еще не достиг истинного своеобразия. Но открылся. Тут нужен долгий, постоянный, напряженный труд. Надо, чтобы собралась такая книга графики, где каждый рисунок — высшего уровня, открытие.
Когда я за машинкой — кошка мне не мешает. Я позволяю ей гулять по столу. Но рисую — дело другое. Разложил шестьдесят листов, тушечница, перья. Она решила — это ей играть и стала все скидывать на пол. Пришлось ее убрать из комнаты за дверь. И что ты думаешь — прекрасно все поняла. На следующий день терпеливо сидела на кухне, пока я не закончил рисовать. Что, мол, поделаешь. Не стоит мешать — пусть занимается своей дурью. Умнейшая кошка.
Терпеть не могу поэтические натуры. Поэтическая натура — так пиши стихи.