Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?

Выдержки из сочинений ЕГЭ по русскому языку 2009 года. От некоторого я в особом восторге)) Великий французский писатель Антуан Экзюпери в своём бессмертном произведении «Маленький принц» высказал удивительно мудрую мысль: «Мы в ответе за тех, кого придумали»…

Перевод Н. Галь

Питер Хорн вовсе не собирался стать отцом голубой пирамидки. Ничего похожего он не предвидел. Им с женой и не снилось, что с ними может случиться такое. Они спокойно ждали рождения первенца, много о нем говорили, нормально питались, подолгу спали, изредка бывали в театре, а потом пришло время Полли лететь вертолетом в клинику; муж обнял ее и поцеловал.
- Через шесть часов ты уже будешь дома, детка, - сказал он. - Спасибо, эти новые родильные машины хоть отцов не отменили, а так они сделают за тебя все, что надо.
Она вспомнила старую-престарую песенку: "Нет, уж этого вам у меня не отнять" - и тихонько напела ее, и, когда вертолет взмыл над зеленой равниной, направляясь в город, оба они смеялись.
Врач по имени Уолкот был исполнен спокойствия и уверенности. Полли-Энн, будущую мать, приготовили к тому, что ей предстояло, а отца, как полагается, отправили в приемную - здесь можно было курить сигарету за сигаретой или смешивать себе коктейли, для чего под рукой имелся миксер. Питер чувствовал себя недурно. Это их первый ребенок, но волноваться нечего. Полли-Энн в хороших руках.
Читать далее

Сегодня на черчение нам учительница рассказала притчу о царе Соломоне и кольце)


Жил был царь Соломон. Несмотря на то, что он был очень мудрым, его жизнь была очень беспокойной. Однажды решил он обратиться за советом к придворному мудрецу: "Помоги мне - очень многое в этой жизни способно вывести меня из себя. Я подвержен страстям, и это сильно осложняет мою жизнь!" На что Мудрец ответил: "Я знаю, как тебе помочь. Надень это кольцо - на нем высечена фраза: "ЭТО ПРОЙДЕТ!" Когда к тебе придет сильный гнев или сильная радость, просто посмотри на эту надпись, и она отрезвит тебя. В этом ты найдешь спасение от страстей!".

Соломон последовал совету Мудреца и смог обрести спокойствие. Но однажды, во время одного из приступов гнева, он, как обычно, взглянул на кольцо, но это не помогло - наоборот, он еще больше вышел из себя. Он сорвал кольцо с пальца и хотел зашвырнуть его подальше в пруд, но вдруг увидел, что на внутренней стороне кольца тоже есть какая-то надпись. Он присмотрелся и прочитал: "И ЭТО ТОЖЕ ПРОЙДЕТ..."

То вскользь, то исподволь, но не в лоб,
То вскачь, то шагом, но мимоходом -
Живу, играя: легко теряю, легко ищу.
Когда всерьёз - отвечаю: "Стоп!",
Когда не верят - сливаю воду,
Когда прошло, немного, впрочем, о том грущу.
Коль крышу миром к чертям снесло,
А твердь земли из-под ног уходит,
Я эту полосу просто взлетною нареку,
И, пистолетом держа весло,
Скажу "стекло", и ничто в природе
Меня не тронет на покинутом берегу.
На два-три уровня над землей
Подняться можно, не отрывая
Ни глаз, ни стоп от общепризнанных аксиом -
Лишь оттолкнуться слегка метлой,
Отбросить рельсы, сойдя с трамвая,
Да плюс углов иметь не более, чем сторон.
И звёзды слепят твои глаза
И даже, может быть, слепят душу
Из белой пыли магеллановых облаков,
И мир, пронзительный, как слеза,
И столь же чистый, сверкнет снаружи
Веселым Орденом Осознанных Дураков.
И небо выдаст абонемент
На попаданий почти подспудных
Лихую очередь, что подправит тебе маршрут,
Не стоит только ловить момент,
Поскольку взятые в плен секунды
Тебя уже от горизонтали не оторвут.
А так - легко отзеркалишь взгляд,
Проводишь день, а столетье встретишь,
Миры раздвинешь, чтоб не жали, и сможешь там
Быть бесполезным, но быть приятным
Словно теплый весенний ветер,
Что не в лицо, а лишь легонько по волосам.

Александр Филатов

-Что она делает?
-Пишет.
-Но... с этим можно что-то сделать?! (с)

- Что же получается? Мы хотим казаться хуже, чем
мы есть?
- Да нет, пожалуй. Это не совсем точно. Ничего такого мы не "хотим". Просто
стесняемся...
- Стесняемся не показаться хуже, чем мы есть, да?
- Вот. Это уже точная формулировка.
- Еще бы! Мы все как-то вдруг синхронно уяснили, что следует прикидываться
умненькими, ироничными, расчетливыми, хладнокровными тварюшками. Но ведь... Мы не
совсем такие?
- Мы совсем не такие, ясен пень. Мы - нежные, сентиментальные, чувствительные,
недолговечные комочки органики. Мы - страшно сказать! - добрые и хорошие.
Признаваться в этом чрезвычайно, неописуемо стыдно. Поэтому мы стараемся не выдать
себя даже в мелочах. А совершив оплошность, сгораем со стыда, отворачиваемся к стене,
губы - в кровь, зубы - в крошку. Непереносимо! (с) Макс Фрай "Энциклопедия мифов"

вчера я часть этого слушала...
и как псих достигший максимума вставлю сейчас многое...


Мою смерть принесли в конверте

Тридцать девять белых собачек.

Оказалось, это не страшно –

Утыкаться мордой в подушку

В ожиданьи смертного часа.

Оказалось, это забавно –

Так, что хочется рассмеяться.

А нельзя. Потому что мёртвый.


* * *
Всё, что пишется взглядом по небу,

не выстукивается по клавишам, не вычерчивается на бумаге.

Вот и получается «снова-меня-не-поняли».

Я – очень маленький,

но страдаю манией

величия собственных жестов и фраз

(парафраз

трудного детства),

мне некуда деться

от своих рук,

я – кандидат наук

о мёртвых бабочках,

слетающих с языка

(и – прилипших к сухому нёбу),

я боюсь: сквозняка,

превратиться в амёбу,

темноты, воды

и того, что меня – догонят...

P.S. Но то, что пишется взглядом по небу…

* * *


Остываю – ночным шоссе у твоих ног.

Остаюсь – в колыбели памяти: покачай!

Ухожу – полуночной баржей, водой в песок.

Улыбаюсь – коричной родинкой у плеча.



Пахну смертью, землёй, зимой, а ещё – чем? –

Голубым, запредельно-нежным l’eau par Kenzo.

Мои волосы станут белыми перед тем,

Как рассыпаться берёзовой бирюзой.



Успокоится – то, алое, под ребром,

Будет утро – ранним, а день недели – среда.

И, как ржавчиной, покроется серебром

Пьяный маятник – от вечно до никогда.



Этот город

Этот город – с тишины слепок.

Этот город без тебя – слепнет.

Эти улицы больны – летом.

Эта площадь – поцелуй ветра.

В переплётах мостовых – церкви.

Этот город без тебя – меркнет.

Этот город без тебя – глохнет.

Оттого, что нет тебя – и Бога нет.

Лабиринтом голубых кровель

В изголовье твоего неба

Этот город без тебя – блекнет.

На губах твоих закат – кровью.

На руках твоих уснул вечер.

Этот город без тебя – вечен.



ТОЛЬКО ХОРОШЕЕ

Я научилась помнить только хорошее.

Поэтому

Я забываю

разбитые тобою блюдце и сердце:

ослепительно белое, с голубой каёмочкой.

За окном третьи сутки – снег.


***
Может быть

я люблю тебя, как любят чужих нерождённых детей,
и – странно – может быть, я снюсь кому-то ещё,
в то самое время, может быть, когда ты,
когда я, может быть, когда рассвет – леденец без сахара
на языке, когда август гадает на прошлое по линиям возле губ,
когда некуда спрятать руки, начинается дождь,
и, может быть, где-то уже гроза, полночь, осень,

... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ..

я хочу умирать, глядя тебе в глаза,
быть слишком красивой и никогда больше никому не сниться.

***


Вчера,
где-то в девятом часу вечера,
мне было чуть-чуть неожиданно
и необыкновенно приятно
узнать,
что к Вам –
так вот, запросто, и почти серьёзно –
заходит иногда
Белый Кролик
на чашечку тёплого уюта
вприкуску с лёгкой грустью
о том,
что Страна Чудес –
всего лишь добрая сказка,
выдуманная забавником
из Дресбери.

Да.
Это было так неожиданно
и так хорошо,
что было уже три часа ночи,
а я
всё ещё не могла уснуть,
вспоминая
Вашу маленькую светлую кухню,
где я никогда не была,
и немного печального
Белого Кролика
из Страны Чудес,
которая, как известно,
всего лишь добрая сказка
о том,
чего никогда не бывает на свете.

Это, и в самом деле,
было очень, очень хорошо
и – так по-доброму!
И –
очень прошу Вас:
в следующий раз,
когда Белый Кролик
зайдёт к Вам в гости,
передавайте ему от меня привет –
может, он вспомнит Алису
из Страны Чудес
(откуда, по большому счёту,
мы все родом).

Ах!
Это было просто замечательно,
и, право, мне хочется верить,
что однажды
я открою дверь –
и войдёт, наконец, Белый Кролик
(он же вечно опаздывает!),
отряхнёт с ушей снег,
и мы
станем вместе пить чай
вприкуску с лёгкой грустью
о том,
что...
Тсс!..
Звонят в дверь! Бегу – открою.
(с) Алиса Апрелева


я могу ещё долго вставлять тескты, но
легче

Подсмотрено у Крыланутой.
Загружаете в плейлист побольше песен, включаете случайный выбор. И каждая последующая песня ответ на вопрос из приведённых ниже.

1. Что у меня на душе? Ариведерчи *о, конечно, постоянно собираюсь куда-то…))*

2. Каким меня видят мои друзья? Обернись *эм? К кому обернуться?))*

3. Песня о моем лучшем друге? Мечты *о, это видно намёк на мечты о друге?)) или друг мечтательный?))*

4. Мое лучшее качество? На север *к трудностям? О правда-правда…*

5. Что меня ждет завтра? Изгиб гитары жёлтой *правда?! Вы чудо…*

6. Песня о моих родителях? Живая вода *хм, ну да за живой водой, если что сгоняю…*
7. По какому принципу строится моя жизнь? Дар Богов *хм, говорите дар? Ткните меня слепую носом, а?*

8. Что будет играть на моих похоронах? Не стреляйте *хе-хе…да у ж в мёртвую ещё и стрелять, ну это знаете слишком..*

9. Что обо мне думают окружающие? Дракон *ого…интересно с чем это связанно)) огнедышащий, ага))*

10. Как мне сделать себя счастливым? Москва *чёрт! как же вы правы. С ума сойти…*

11. Как мне разрешить свои проблемы? Как быть *как быть….вопрос…весело быть и ярко…*

12. Какие люди в меня влюбляются? 140 *что за цифры? XD надеюсь это не возраст*

13. Как я умру? Снежинки *ну что ж снежинки я всегда любила...*

Эта книга посвящается Ире,
которая придумала дивную телегу про жизнь человечью. Рассказывает она ее так:

Человек учится жить, как девочка учится вышивать.
Делает какие-то стежки неумелые, потом у него начинает что-то получаться. И вот уже вполне бойко вышивает крестиком и гладью, цвета новые добавляет, только не знает, какой узор должен быть. Тычется наугад, цветочек какой-нибудь норовит изобразить. Получается криво. Но что-то все же получается.
Следующий этап: человек вдруг видит, что на его куске ткани вычерчен нужный рисунок. Оказывается, нужно было просто приглядеться как следует. Ему становится совсем легко и просто: былое умение при нем, а проблем никаких — ясно теперь, куда каким цветом тыкаться. И вообще все ясно.
— Потом, - говорит Ира, - с некоторыми людьми случается, что их ткань снова становится чистой. Нет никакого узора больше. Тут впору растеряться, но былая сноровка спасает: осторожно, стежок за стежком, наш герой начинает вышивать новый узор, по собственному эскизу. У него получается. Иногда получается очень круто.
И вот, - заканчивает Ира, - наконец наш вышивальщик предстает перед некой "небесной экзаменационной комиссией".
"Смотрите, - говорит он, - вот мой узор! Правда клевый? Вам нравится?"
"Да, - говорят ему, - конечно. Замечательный у тебя узор. Убиться веником, как круто все у тебя вышито! Никогда еще не видели ничего подобного! Но, видишь ли, дружище, вообще-то, мы тут собрались только для того, чтобы взглянуть на твою изнанку".
А на изнанке понятно как дела обстоят. Узелки, обрывки ниток, путаница сплошная. Рисунок вообще не различить.

Настроение сейчас - заблудилась в стихах

Можешь не поверить в чудо

Можешь не поверить в чудо,
Не поверить - и остаться
В этом опостылом мире,
Где все слишком, слишком ясно.

Можешь не поверить в чудо,
Жить ты можешь настоящим.
Вечер переходит в утро,
Не гонясь за днем вчерашним.

Можешь не поверить в чудо
И сказать: "Все это враки!".
Ты шептал мне "я забуду"
В столь усталом полумраке...

Можешь не поверить в чудо,
На прощанье хлопнув дверью.
Можешь не поверить в чудо.
Только я, наверно, верю.
(с) Verit

улыбнусь прошедшему трамваю –
Бредовый номер из трёхзначных цифр…
Он бы унёс меня, я точно знаю,
В волшебный Мир, в тот самый яркий миф.

Меня бы встретили мосты Кеттари,
И мостовые улочек из снов…
Но там меня не ждут, как и не ждали,
В том самом лёгком из других миров.

И снова хочется, чтобы мечты сбылись,
И снова силы не хватило для побега.
Трамвай мне улыбнулся снопом искр,
Исчезнув там, где рельсы сходят с неба,
(с) DiVert

В жизни каждого бывают моменты, когда следует броситься в пропасть, чтобы наконец убедиться в том, что всегда умел летать.(с) Макс Фрай

никогда я так не хотела в Ехо, как сейчас…
Хотя достаточно было бы что б кто-то..
Макс, Теххи, Меламори, Лонли или, или…
Появились рядом. Я им верю.
В снах да…
Сегодня с Джуффином сбежали от какого-то надоевшего старичка, в некий ресторанчик…
Почему-то, чтоб в него попасть перелезали через забор.
По-моему, мы психи(с)
Это я зашагала в очередной раз по сайтам..
Насмотрелась картинок…
Очень хочу песню про Ехо, которую ещё не слышала, и чтоб в ней всё было, словно прочитали мои мысли…
А ещё не в тему…
Поразилась: я легко могу назвать свою самую-самую любимую тему…
Её просто глупо сравнивать с другими.
В этой теме жизнь(?)
Она сама уже стала живой* да мы безумцы любим оживлять*
и странное название "Фотки! Дача (Куда же без них?)"
65535 ответов...

А как жаль…





Рисунки by Bars

В колонках играет - Ария
Эта книга посвящается Бориске,
чье имя все время напоминает мне, что в годы дошкольного детства был у нас во дворе такой стишок:
Прямо, прямо, прямо,
там большая яма.
В яме той сидит Борис,
повелитель дохлых крыс.
А вслед за стишком я вспоминаю, что однажды мы пошли этого Бориса искать.
Нас было человек пять, отважных. Как и положено в детстве, мы много чего боялись, но ежедневно ходили навстречу своим страхам, как будто ничего особенного в этом нет. Нормальный детский способ существования.
И вот мы вдруг решили, что, если идти все время прямо, мы эту яму с Борисом обязательно найдем.
Решили и пошли сразу же. Прямо.
Шли довольно долго, поскольку двор наш плавно переходил в пустырь вполне, по нашим тогдашним масштабам, бесконечный.
И вдруг откуда ни возьмись нам навстречу выворачивает ВЗРОСЛЫЙ МУЖИК!
Мы, не сговариваясь, развернулись и с визгом убежали.
Особо этот случай мы, кажется, не обсуждали, но всем участникам экспедиции был понятен масштаб катастрофы: Борис выбрался из ямы!
И по сей день, между прочим, бродит среди нас.(с) Макс Фрай "Книга одиночеств"

Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.


Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать.


- Малыш, я хочу еще послушать, как ты смеешься...
Но он сказал:
- Сегодня ночью исполнится год. Моя звезда станет как раз над тем
местом, где я упал год назад...
- Послушай, малыш, ведь все это - и змея, и свиданье со звездой -
просто дурной сон, правда?
Но он не ответил.
- Самое главное - то, чего глазами не увидишь... - сказал он.
- Да, конечно...
- Это как с цветком. Если любишь цветок, что растет где-то на далекой
звезде, хорошо ночью глядеть в небо. Все звезды расцветают.
- Да, конечно...
- Это как с водой. Когда ты дал мне напиться, та вода была как
музыка, а все из-за ворота и веревки... Помнишь? Она была очень хорошая.
- Да, конечно... Маленький принц.
- Ночью ты посмотришь на звезды. Моя звезда очень маленькая, я не
могу ее тебе показать. Так лучше. Она будет для тебя просто - одна из
звезд. И ты полюбишь смотреть на звезды... Все они станут тебе друзьями. И
потом, я тебе кое-что подарю...
И он засмеялся.
- Ах, малыш, малыш, как я люблю, когда ты смеешься!
- Вот это и есть мой подарок... Это будет, как с водой...
- Как так?
- У каждого человека свои звезды. Одним - тем, кто странствует, - они
указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они -
как задача, которую надо решить. Для моего дельца они - золото. Но для
всех этих людей звезды немые. А у тебя будут совсем особенные звезды...
- Как так?
- Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я
живу, где я смеюсь, - и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут
звезды, которые умеют смеяться!
И он сам засмеялся.
- И когда ты утешишься (в конце концов всегда утешаешься), ты будешь
рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется
посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнешь окно, и тебе будет
приятно... И твои друзья станут удивляться, что ты смеешься, глядя на
небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звезды!" И они
подумают, что ты сошел с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю...
И он опять засмеялся.
- Как будто вместо звезд я подарил тебе целую кучу смеющихся
бубенцов...

На окраине мира дует северный ветер. Там стоят два цветущих невысоких, но ветвистых дерева - с розовыми цветками и с белыми. Когда появляются листья и они начинают цвести, кажется, что это одно дерево - с двумя стволами, а в холодное время года, когда воздух прозрачен, как горькая слеза, слетевшая с полукруглой поверхности глаза, а небо высоко и неприступно, голые чёрные ветви деревьев переплетаются, и уже нельзя сказать, где кончается одно и начинается другое. И только цветут они разными цветами. Когда чуть-чуть теплеет (ровно настолько, чтобы перестать кутаться в шерстяную шаль и лишь носить одежду с длинным рукавом, перевязывая голову тёплым платком, чтобы не надуло в уши), хрупкие небольшие лепестки облетают и на тонких, но очень прочных ветках обнаруживаются удивительные плоды: они не имеют определённой формы, очертания их расплываются в пространстве, а сами они переливаются всеми цветами медовой радуги, словно камень янтаря. На ощупь такие плоды тёплые и мягкие; есть их нельзя: их надо развешивать под самой крышей дома, чтобы ночью они светились мягким таинственным светом, привлекая сверчков, мелкую мошкару и прочую насекомочную мелочь. В полночь плоды-фонарики начинают едва слышно гудеть и урчать, убаюкивая тех, кто ещё не сомкнул глаз.
Когда на окраине мира дует северный ветер, можно заметить, что под сплетёнными ветвями двух деревьев стоит стол из тёмного дерева и три стула из того же материала. На столе, как правило, обнаруживаются большой белый заварочный чайник, две изящные кружки, два блюдца и большое блюдо с печеньем и прочей сладкой снедью. Две серебристые ложки опираются о края блюдец, а под ними расстелены две огромные салфетки из грубого белого льна. На одном из стульев лежит клубок небесно-голубых ниток и две длинные серые спицы с расплющенными шариками на концах. Когда солнце переваливается через центр неба и клонится к закату, сюда приходят двое: старик и старуха. На старике бывшая когда-то синей рубашка и серые брюки, волосы его серебрятся, как и короткие кудри его спутницы, чьи руки, унизанные браслетами, а пальцы - тонкими серебряными кольцами, ловко перебирают небесно-голубые нити и позвякивают спицами. Оба сидят на своих стульях и молча улыбаются, глядя, как опадают лепестки цветов с двух деревьев и потихоньку исчезает за горизонтом солнце, а над головами загораются первые яркие звёзды. Здесь, на окраине мира звёзды самые яркие, самые чистые и видно, как кружится потихоньку небосвод над суетным миром. Ветви деревьев уже склоняются под тяжестью плодов-фонариков, и старик через некоторое время после захода солнца встаёт и по одному срывает плоды, складывая их на стол, а затем берёт их в охапку и относит к дому, но один плод обязательно оставляет на столе. Старая женщина изредка отрывается от своего вязания, отщипывает маленькие кусочки-нити от плода и ввязывает их в полотно. Когда старик уходит вешать на дом фонарики, на третий стул запрыгивает большой пушистый серебристый кот, таинственно улыбается, глядя на вязание, мурлычет и смотрит, как восходит луна, чтобы потом забраться на одно из деревьев и утонуть в вечном океане моря. За пять или шесть часов до рассвета, когда нитки почти кончились, а вязаное полотно стало почти невесомым, словно облако и начало приподниматься над землёй, становиться прозрачнее и таинственно мерцать в предрассветной ночной тишине, старик возвращается к столу. В руках у него толстая старая тетрадь, такая старая, что листы уже пожелтели и кончики страниц пообтрепались. Старик записывает туда карандашом стихи - самые лучшие, самые чистые и самые тихие в мире стихи, которые можно написать только в это время. Потом он закрывает тетрадь и идёт в дом, кладёт тетрадку под подушку и ложится спать. Старая женщина заканчивает вязание и делает последние поспешные петли, нитка обрывается в её руках и сама она чуть привстаёт, а небесно-голубое мерцающее холодным воздухом полотно уже воспаряет, мчится навстречу предрассветным облакам, закрывает собой звёздный небосвод и озаряет край горизонта, откуда должно вот-вот выглянуть любопытное солнце. Она откладывает спицы, одним глотком допивает остывший чай, смахивает крошки со стола и идёт в дом. Под подушкой тихо перешёптывается разными голосами тетрадь, рассказывая самые лучшие, самые чистые и самые волшебные истории...

Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и разбежались, вот и разошлись в бессменных судорогах сумерек; вот и разлетелись по разным концам земли, будто птицы - северная да южная, каждая на свой полюс, каждая на свой насест, каждая - к своему гнезду. Каждый - в своё кресло, к своему оконцу, к своим чашкам, кружкам, блюдцам да лампам на подоконниках, поливать цветы, кормить кошку и слушать, как стучат каблуками соседи сверху, как очередные гости, опьянев, вываливаются из чужих квартир, смеются да дышат перегаром, отравляя воздух. Открывать форточки и впускать свежий, тяжёлый, влажный воздух в маленькие полутёмные квартирки, который утром будет стелиться по полу, сгущаясь в кашицу да превращаясь в невесомый, лёгкий сизый туман, а потом в облака, и медленно таять. Тихонько шуршать старыми ветхими портьерами, передвигая древние массивные, но очень уютные и плюшевые кресла поближе к окну, чтобы слушать чьи-то торопливые и одинокие шаги по мокрой вечерней улице. Щёлк-щёлк-щёлк - в каком-то окне справа и сверху щёлкает одинокая машинка, щёлкает медленно и вдумчиво, разнося гулкие литеры букв по улице, будто бы отпечатывая в мокром шелковистом и податливом воздухе свои слова-оттиски, отпечатки, связывая в предложения и листая дальше. Уронить пепел от сигареты на обивку кресла и не заметить этого, задумчиво выдыхая дым в сизый мрак и глядя в заоконную даль, где ничего не видно, кроме тумана, а за углом дома - и вовсе пропасть, край света, куда соваться не след, иначе - сгинешь на-все-гда.
Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и здравствуй, вот и прощай, и так - каждое приветствие, три или четыре раза в неделю, в зависимости от окружавших их хлопот, дел и далёких родственников с гостями и чаем. И гоняются по улицам, будто неведомые горлицы, перелётные птицы, сидят в кафе, молчат, глядят друг на друга да на других, подмечают, запоминают; а в её глазах - бесконечная, бездонная, серая-серая грусть-тоска по тому, чего нет и чего быть не может, а в его чёрных-чёрных холодных озёрах, ничуть не подёрнутых льдом, спокойных, бескровных, бесчувственных глазах, в его ледяных пальцах и сгибах локтей, в его сером костюме и тёмно-сером пальто - во всём у него скользит горделивое спокойное величие, даже пренебрежение, будто бы понимает он, о чём тоскует она, высокая, черноволосая - вьются в сырую пасмурную погоду кудри по плечам - сероокая, с бледным лицом, понимает, чего она хочет и ждёт чего, но точно также понимает, что она - безнадёжна, да и надежда её безнадёжна, и каждое утро, знает, убивает она в себе эту надежду. Убивает на холодной, чистой, белоснежной постели, нагая, разметав волосы, с каждым рассветом вонзает в грудь надежде своей ледяное лезвие, отражающее свинцовый туман, навсегда повисший над этими улицами.
Так и живут. Поцелуй в щёку, поцелуй в руку - вот и здравствуй, вот и прощай; оба мы знаем, что нечего нам друг от друга ждать, оба разбегаемся, оба снова сходимся только ради этого вечера. Поцелуй в лоб, поцелуй в веки, поцелуй в губы, поцелуй в плечи...

Сколько сказок хотеть, а выбирать не те.
Опять шумит балаган, натянут верный лук,
И бьет Вильгельм Телль на слух и в темноте,
И ты встаешь к столбу и ставишь череп под круг.
Народ губами шлеп, народ ушами хлоп,
И ты закроешь глаза, считая до десяти,
И промахнется Телль, и прошибет твой лоб,
И ни один Айболит тебя не сможет спасти.
Припев:
Где ты, Страна Лимонных Корочек,
Ну где ж ты, Страна Коньячных Пробок?
Где ты, Страна Лимонных Корочек,
Ну где ж ты, Страна Коньячных Пробок?

И будет сон устал, и будет верен Фрейд,
И глупый твой телефон забудет все номера,
Забьет тупой металл дыханье слабых флейт,
И ты забудешь сон, что приходил вчера.
И будет счастье - блеф, и будет сказка - муть,
И ты пройдешь босиком, откроешь в ванной кран.
К тебе придет твой эльф и разорвет тебе грудь,
И это будет конец твоих придуманных стран.
Припев.
И будет просто жизнь, и будет гулкий трамвай,
И будет душный дом и овощное рагу,
И будет ночью - ложись, и будет утром - вставай,
И что там будет еще - предположить не могу.
Так не гляди же вниз, тебе без сказок - смерть,
И так едрена мать, как тянет в землю порой,
Так раскрути же диск, заставь его запеть,
Заставь его узнать твой телефонный пароль.
Тебе ответит Страна Лимонных Корочек,
Ответит Страна Коньячных Пробок.
Ответит Страна Лимонных Корочек,
Ответит Страна Коньячных Пробок.

Спешились Карлсоны, их баки пусты,
Прут через периметры в рост.
В морды им впиваются осколки звезды -
Самой развеселой из звезд.
Их огонек мигнул вдали и зачах,
Тропка потерялась в лесу.
Сказку убитую на крепких плечах
Хмурые Карлсоны несут.

Припев:
Выруби свет - в пламени наш Вазастан,
Выруби свет - и мы возвратимся назад,
Выруби свет - хватит глядеть на экран,
Выруби свет - гляди нам в глаза.

Кнопку заело, и пропеллер висит
Как перебитое крыло.
Карлсон садится в самолет без шасси,
Солнце кроваво и светло.
Нет возвращения, как птице без ног -
Это неписаный закон,
Если в кабине самурайский клинок
Как валидол под языком...
Выпили Карлсоны чашку сакэ, словно отраву.
Взлетели Карлсоны, заложили прощальный круг.
Вспомнили Карлсоны дымное небо над Окинавой...
Выруби свет. Выруби звук.

Что б ни менялось на проклятом веку -
Все измененья налицо.
Анна Каренина срывает чеку,
Прежде чем лечь под колесо.
Дремлет малыш, под одеялом темно,
Спит и видит сладкие сны:
В них, как и прежде, вдруг влетает в окно
Карлсон, вернувшийся с войны...
Припев.

35 слушали 2 копий [+ в свой плеер]

Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров, И заключён договор "О неизбежности слов". Они с собою зовут, как будто в плен нас берут... А мы живём - пополам, живём не там - и не тут. А мне - идти по Мирам, Как по колено в траве. А мне идти - по Мирам, Не первый, может быть, век. Пока настала пора, Покуда крылья хранят... А мне идти по Мирам - Они не гонят меня. Строка прочитанных книг переплетает века, Но тяжела эта нить для одного игрока. И нас дороги ведут, и в паутину манят, Вливая в сердце и в кровь парализующий яд. Но мне - идти по Мирам, Как по колено в траве. Но мне идти - по Мирам, Не первый, может быть, век. Пока настала пора, Покуда крылья хранят... Но мне идти по Мирам - Они сильнее меня. Живёт создатель Миров, живёт хранитель Миров, Но им и дня не прожить без нашей веры и снов. Пока страницы - горят, пока дороги - пусты... И только старый мотив соединяет мосты. И мне - идти по Мирам, Как по колено в траве. И мне идти - по Мирам, Не первый, может быть, век. Пока настала пора, Покуда крылья хранят... И мне идти по Мирам - Им не прожить без меня.