Я киваю: вы правы, ребенок
С слишком глупой и нежной душой,
Но в руках держи крылья, и мысли
Не способны спокойно бежать.
Люди все как игрушки с витрины.
Только страшно играть – разобьют,
Только жалко играть – разобьешь.
Да, когда-то родные портреты
За порог не ступали из сна.
А сейчас я вас всех подзабыла,
Мы давно не писали «дела?».
Я была вся увешена в лентах.
Привяжи и сбеги – я кричу.
Больно, горько, а ты и не думай,
Все равно затащу в свои сны.
А теперь чьи-то ловкие руки
Наплели мне из лент ободки,
Называются весело – феньки
И искрятся как лета деньки.
Мне не страшно вступить в дверь, где осень,
Без оружия. Смех защитит.
Меня спросят: ты с домом готова
Попрощаться на столько-то дней?
И так странно… Мне кажется дом мой
Далеко-далеко позади.
Вы смеетесь, а я без багажа
Уж шагаю туда, где мечты.
Обещают прогулки и сласти,
А я верю. Вы чудные - з н а ю!-,
Не из тех кто, кто с иголкой в руках.
И пусть линия на ладони
Означает все будет как в снах.

Кособокие, спешные строчки,
Напечатаю и удалю.
Вдруг хоть кто-то воспримет серьезно
Бред ребенка. Я так тут гоню
И всё так же спешу оправдаться:
Я стихов
никогда
не пишу.

Я сегодня во сне изрезала алые паруса своего корабля. Чувствуется в каком-то приступе безумия *скуки, скуки...*. Меня утешали, буквально завалили конфетами. Но бесполезно, я все вспоминала: он был таким... а я сама же...
Ну да, всего лишь сон. Если бы.
Я тем же самым занимаюсь в этой жизни. Но больше не буду. Даже если станет совсем скучно. Найду какое-нибудь другое сумасшедшее, но не такое разрушительное дело. А теперь надо восстановить паруса... Если бы я потрясающе рисовала...
Какой должно быть бред со стороны, но мне все равно.
Это дневник давно уже стал для меня кем-то живым и всегда обнимет рыдающую Скарлетт, даже если ей всего лишь приснился дурацкий сон.

У каждого своя планета. А звонки могут быть незваными нло.
Мне планета не нужна, у меня плащ есть, синий с желтыми звездами. Плащ-невидимка, чтобы незаметно бродить по чужим планетам, лишь изредка оставляя комментарии.
Чаще я качаю головой: "как далека от меня эта планета"; или улыбаюсь: " она могла бы быть похожа на мою".

Едешь в электричке, умираешь от жары. Стадия, когда уже пишешь «строчками», но ещё не завещание.
И вдруг видишь за окном людей. Не просто людей, а купающихся людей.
И превращаешься в корову:
- Мммм… уууууууу…

Настроение сейчас - вернулся

Настроение чужое в самую глубину, туда где говорят прячется душа, с жадностью вгрызается… брызги на щеке. Пробуешь… гранатовая. Будет бить хрусталь и хлестать стены, что б рыдали. И не как младенцы, а как недоотчаевшиеся до конца, в то самое мгновение, когда понимают, что чашка чая уже остыла и заново чайник никто не поставит, потому что это был последний раз.
Ветер словно обеспокоенный родственник отстучит пощечины, как будто ему важно, чтобы взгляд спокойный, а беспокойство уже потоплено и дышать порывисто не будет, поэтому маски, вывешенные на веревке не порвутся и не потеряют блеск.
Но ветер не последний гость. Последняя - волна, солью на гранатовую и всё уже не важно. Дно.

а смена ника влияет на судьбу человека?

Настроение сейчас - всё. кажется мне пора на балкон 0о

кончается на "О" и именно поэтом все катится легко,
всё катится в траву, поближе к ручейку, подальше от лучей, в царство теней.
туда где облака спускаются с небес лишь для того чтоб было вам, где сесть,
туда где трубачи, флейтисты, пианисты, другие музыки великие творцы приносятся
на крыльях ушедшей, но оставившей наследство, весны.
кем быть, с кем пить, чьи речи слушать, над чем смеяться до утра.
вы выберите сами, но главное – послушайте Чеширского Кота.
он знает тайну попаданья в те миры, где снег – туман,
а небо зеркало, и потому тот край обходит стороной обман.
осколки слов поранить вас не смогут, там все слова как пух
легки и беззаботны, там все слова уносит ветер в горы, и нет прекрасней зрелища,
чем воды, в которых искупались те слова.
но я боюсь, что отыскать там человека не хватит даже века:
в нас мало слов о нежности и счастье, мы зачастую тот мешок, куда бросают все отходы,
что бы никто взлететь не смог.

Копилка настроений. Когда-нибудь я возможно решу её разбить и разбегутся по миру тарака… не, пожалуй, это все же будут не только тараканы, а ещё и что-нибудь вполне себе милое и чудесное. (ну там говорящие хрустальные туфельки Золушки, и всё в таком духе). А тараканов и другое из разряда «брр» я направлю прямехонько ко всем кто заставляет меня ждать. Если бы не вы, у меня был бы такой милый живой уголок.
Так что, бойтесь неизвестные мне дяденьки и тетеньки, задерживающие результаты математики.
*вот если и это не подействует…*

Закрыт всем. Закрыт всем и можно писать что угодно. Можно даже с закрытыми глазами или забыть переключить клавиатуру на русский. И будет темная сторона слов, бессмысленный набор букв. Нет, можно, конечно, заняться увлекательнейшем занятием -переводом, каждую букву переворачивать, ставить на ноги. Вот так, дружище, ты выглядишь роднее. О, какая же ерунда. Я вообще хотела не о том.
А о чем… Наверное я хотела похвастаться. Я это дело люблю. Так вот, у нас за окном летают пушистые самолеты. Такие никогда не взорвутся. Правда, летает он сам по себе. Но это, в общем-то, правильно: само-лет же. Но куда они скрываются по ночам мне неведомо. Вместо них город предлагает мне очередную забаву. Он подговаривает небо, и оно вешает на себя огромный фонарь. Он качается с грохотом на ветру, то вспыхивая, то затухая. Но на балконе у нас временно проживает огромная простыня. Днем она, судя по всему, загорает, а вот что она делает там по ночам? Чувствуется, оберегает мой сон от этого сумасшедшего фонаря. Впрочем, безрезультатно. Он же грохочет. У него внутри громыхают товарные поезда, груженные бутылками с джиннами. Куда? Кому? Эй, вы стойте! У меня есть парочку или больше пожеланий!
Тыты-ды, тыты-ды, ты в дыре, ты в дыре…
Нормально, да? Допустим, когда-то тут и была дыра, но сейчас это тогда уж океан – последствие бесшумных дождей, в плащах невидимках. Обрушились как саранча и получайте город, заселенный от дна до пятого этажа. Получается из неба можно выплыть на некую поверхность. И подглядеть чем там занимается луна, пока солнце в поте лица трудится. О-о…
Всё-таки меня сильно заносит.
Уносит, как лист. Пишите. Строчите, мне в тему всё. Могу побыть сегодня вами, даже не обязательно приписывать «пожалуйста». Всё равно завтра я буду другой, другим и бред мой будет с почерком иным, Но с таким же ужасным. Хых)
*и меняет настройки, потому что обожает издеваться над всеми близ находящимися ,а если получается и далеко сидящими*
Ах, да, ещё кое что.
В фразе «всё будет хорошо» орфографическая ошибка. Следует писать «будИт». Понимаете? Всё будит Хорошо. А кто такой этот Хорошо разбирайтесь сами. Он для каждого в его собственных экземплярах. ( Где-то над бровью или может быть на затылке должно быть подписано. Вы там чужого Хорошо себе не присвойте) .
Но если Всё будит не особенно активно будить, присоединяйтесь. Получите море удовольствия. Могу даже пообещать. Ага.

В колонках играет - Город 312
какая же я все-таки счастливая.
непозволительно, до удурения.
всё п р а в и л ь н о.
девочка, которая хотела счастья...
)))
не забывайте меня, совпадения, не забывайте.

Она где-то совсем рядом: в сквозняке, в городе, который я уже прозвала и Королем и Маленьким Принцем и зеленоволосой русалкой, брезгливо морщащейся от асфальта. Она отстукивает по листве тонкими пальцами, словно пародируя дождь, а я раскрываю зонтик, ловя ветер перемен и уносясь на чужие крыши. Я ж никому не помешаю, обещаю. Посижу тихонечко, чуть щекоча нервы и выпуская кольца смеха. Такой заразительный. Что ж ты не смеешься?. А понимаю, у тебя иначе. Тогда слушай, слушай музыку Города.
И тогда ты, быть может, поймешь, почему под этим ярким солнцем кружатся темно-синие облака звезд, почему в моих волосах тополиный пух и как легко мыть окна (услышь: души), когда музыка льется, светлее утра.

Вчера обнаружила, что чем больше пишу, тем становится спокойней. Так что на границе вечера и ночи я себя не сдерживала. Конечно, все это неважно и можно было бы оставить на каких-то обрывках бумаги. Но на самом деле мне может напомнить потом о важном.

Наверное, скоро скажут:
Кончай валять каля-маля,
Берись за ум, не ври, что «нету»,
Учи, зубри до давящего «стоп!».
И лишь тогда ты станешь человеком,
Сверчок из битого оконца чердака.
---
Мне встречались странные люди,
Им казалось, что я молчун.
А по правде болтун я страшный,
Просто голос летает не тут.
Представляешь, какой-то романтик,
Ища звезды во мраке колодца,
Вдруг услышит слова безумца,
Говорящего в никуда.
Он их может принять на веру
И решить «такова судьба…».
Вот теперь ты, конечно, видишь
Как опасны мои слова.
---
Здравствуй,…
Ты часто мне снилась.
В этих снах об грусть ранились пальцы.
Я играть на ней хотела,
Получилось совсем иначе.
Грусть вселилась в твою квартиру,
А меня не пускают двери,
Скалясь прочными замками.
Я б хотела её разбавить,
Чем-то легким, что б жизнь теплее.

Хоть давно ты уже не снишься,
Но я помню тебя и долго
Ещё будут взрываться о двери
Самолеты бумажности слов.

Во мне как будто пружинки, спирали,
Сама натянута как стрела
А взгляд натянут совсем не метко
Его опутывает жара.
Налей мне полную чашу мая,
Я им залью пружинки, спираль.
Пусть не ржавеют и пусть играют
Мелодию безумных идей.
А ветер как покрывало уносит
Оцепенение прожитых дней.
Видишь уже по краям я плавлюсь
И роняю смешинки в траву,
Все смелей к тебе в глаза окунаюсь
Со своим «да.. всё неспроста»
Ты не случайно явился под вечер
пятницы майского городка.
Ты случился в моем «сил нет держаться»,
Чтобы за руку вытащить в лес.
Мне теперь все легко и чудно
Голова совсем не болит.
Не стрела, не стрела я больше.
На коленях твоих дитя.
8/05

Кто-то складывает карточную крышу у меня над головой. На пороге сижу привычно, ставлю театр теней на боковой стороне стола, совсем рядом поет «Пикник». А улыбка взаправду чеширская, не понять почему и как можно было раньше без неё. Недочищенный апельсин докатил до «мы совершенно-совершенно сумасшедшие», самые качественные сумасшедшие.» Ко мне лезла целоваться смешная собачка, обошлась почти украденным плеером. На самом деле её понравился проводок. И, конечно, наш смех. Она хотела взять у нас урок. А хозяйка у неё из сказки. Пока не знаю из какой. Но она чудно каталась на качелях. А в фонтане бегали дети. Оказывается там очень удобно играть в футбол: мячик не улетает. А потом на одного малыша села муха, почему-то он испугался, но для меня эта была передозировка смеха. Видели Мальвину и Артемона с прошлого гуляния. Они всё ещё таскают свой дом на помойку. Кажется, пошли уже стены. И с ними ещё один. Но он не Буратино. Был велосипедист, промотанный назад – иначе не сказать. Было что-то ещё. Например, улыбка женщины, которая когда-то меня назвала Снегурочкой. Но может это была не она… Постоянно что-то додумываю, такая компенсация испорченного зрения. Нет, это была она. Незнакомые люди смотрят с удивлением, а не с теплотой.
Быстро проношусь, быстро проносятся фотокарточки
И если задыхаешься открыть форточки пару движений.
Но они не помогут – без ваших приветов.
Погулять со мной. Погулять со мной
Наверно ужасно скучно, а ещё есть противное слово- заборчик невозможно.
Носить с собой бензопилу подмышкой,
Прорезать дверь в стене любой так просто,
Когда в глазах летают бабочки «все можно».
Ведь жизнь считает кто-то быстрым темпом, не заткнется.
Четыре, пять и пли, красный у двери стоит.
Я видела сегодня, хотела вырезать.
Кто-то закинул случайно,
под этим голубым и зеленым такое не может.
Пронеслась уже, пронеслась.
Здравствуйте, здравствуйте.
Кто они без понятия. Зато рисунок у подъезда нравится.
Солнце, дом и цветок выше всех.
Наверно его считают самым сильным, он тянется к солнцу всю жизнь.
Дождь жадными глотками, ветру и холоду смиренный поклон головкой.
Ну, вот из цветков делаю героев.
Что делаю, что делаю..
А уезжаю я.
Мне сегодня предложили
Отказаться не имею права.
А не то маленькая девочка фантастка расплачется.
Она мечтает о поляне с одуванчиками
И густой траве, гладить и ждать
Вот сейчас. Сейчас.
С гудком поезда голоса, голоса
Лес-телефон передаст
Голоса
И закрыв глаза она прошепчет:
Я же знала.
Я же знала.
Я же…

Почти нечем дышать, зато наконец-то дождь. Мне нравится чай, политый с небес водой. Немного ветра летает из окон и через порог, листая гору тетрадей, каких-то печатных листов. Сегодня мне невозможно живее быть, чем вчера. Вчера я в лесу кричала б, сегодня смогла б лишь лежать. Все просто: меня заразила своим «не могу-не могу…» толпа полумертвых людей. Это что-то переворачивает вниз головой и отключает. Какая глупость. Какая глупость
Но мне срочно нужно чтобы кто-то сильно.
И быстрее уехать, уехать, уехать.
Недееспособна называется.

Вставай, вставай. Придумай, себя другой, придумай себя роботом, придумай счетной машинкой, который наплевать сколько сосчитать и зачем, зачем это нужно. И которая не совершает такую бессмыслицу как полоумные посты.
Но учти: она не будет помнить руку в руке, серебристую дорожку, двух сумасшедших, майскую грозу и что-то еле уловимое, может сирень, махнувшую в окно, может…Может тебя.

Настроение сейчас - почему-то решила, что сегодняшние последствия физики имеют право быть напечатанными

Я смотрю на нитку-месяц,
В комнате светлей, светлей…
Что ж поделать.
Так случилось, что не здесь душе теплей.
Собирать свои пожитки?
Право, это ерунда.
Я б пешком дошла до Рима –
Со свободою беда.
Понимаешь, мои крылья
Миру этому - фольга.
При любом порыве ветра
Рассыпается она.
Мир железа, мир бетона,
Кирпича. И чуть картона
Вместо сердца иногда.
Я могу доплыть до дна
Музыкально бокала,
Долететь в любую даль
Сказко-выдумко накала,
Пробежать все мостовые
Города из снов.
Но не проси прилететь к тебе
В Ковров.
__________

Да, летать сейчас не просто
В дымке ненависти, злобы.
Но когда заходит солнце,
Вдруг зависнув в проводах,
Я себя беру за плечи.
Там за ними бьются крылья
Фиолетового цвета.
И как будто крепче стали.
Я вдыхаю полной грудью
И спешу уже на солнце,
Что, затихнув чистой нотой,
Исчезает в океане.
В небо входит строгий месяц-
Серп, звенящий в тишине.
И я слышу голос близкий:
«Не взлететь тебе, не мне…»
Серп блеснет так близко-близко
Свист
И два крыла
На полу лежат
Ты зря.

Есть на асфальте такая игра: прыгают по пронумерованным клеткам. Одна, две ноги, одна, две…
Я восьмиклассница, а улицы снова с музыкой.
Раз!
Этой весне подходят любые песни. А кривые клетки поют:
«На краю мы качаемся.
Ты и я, ты и я
На краю ноги свесили
И плюемся мы в никуда
Как смешно сердцу весело
Чудеса, чудеса…»
Два!
Мне звонят нелюбимые, просят продиктовать примеры. Как вежливый человек отвечаю: это долго. И лишь потом вешаю трубку. Внимательней надо было инструкцию по применению читать. Пункта «прочитает цифровой текст любой длинны, если свой ты забыла дома, а надо чтоб решил репетитор» не было.
Три!
Из моего дома все пропадает. Выпадает. Мой дом – дыра.
Четыре!
На кухне, на табуретке голос: - бедняжка ты моя…
Голос, давай руку. Пишу: «Ника не бедняжка». Такие вот дела, голос. А ты родной. Кровать за меня заправляешь, а я лишь к вечеру замечаю. Милый голос, когда-то за твою жизнь пол тряпкой чуть до дыр не промыла. А сейчас как будто совсем не волнуюсь за тебя. Мы поменялись ролями(?). И не звоню. Глупая девочка. Прости.
Пять!
В моих снах происходят потрясающе важные вещи. Настолько сверхсекретные, что давно их не рассказываю. Но кое-что скажу. Решила после осознания посмотреть там на ладони, не вышло: из них полился такой свет, что заполнил всю комнату, и я, обнаружив себя в кровати, благополучно провалилась в очередной сон. А сегодня надо мной очень жестоко издевалась весна, в детском обличие. Чуть на неё не обиделась.
Шесть!
Уже больше недели назад из её фонарика светящейся кошкой сбежал луч. А другая почти сутки стоит, прислонившись к косяку. И не хочет плыть. «На фига?». Когда-нибудь. Честно.
Семь!
Ненавижу себя перечитывать. Иногда. Кажется мне отчего-то противно. Может, потому что не переношу пьяных?
Восемь!
Я умею пускать запястьем солнечных зайчиков. Хотите, покажу? А нет, не получится. Я ж ещё не канатоходец солнечных лучей. Летом.
Девять!
Если вам не улыбнулся дракон, не сердитесь. Понимаете, из-за огня запекаются губы, поэтому улыбаться трудно. Но я улыбаюсь. Хэй-ао.
Десять!
Высота поднимает настроение. В отсутствие деревьев и крыш – подоконник. Планирую выселить с него горшки с цветами и кухонных жильцов (у них пока ремонт).

И «ОГОНЬ».
За огнем я совсем дракон. За огнем я болею и поэтому забываю, что ненавижу себя читать.
За огнем у меня особенная температура, которую не меряет ни один градусник. Зато я могу прожигать ладонями листы бумаги. Удобно кстати. Только иногда случайно получается.

-Ника, ужинать!
А я наврала. По правде мне 10 лет.
Взбегаю по ступенькам. Соседская не просто дверь.
«Тук-тук.»
- У тебя дверь совсем облезла.
-Зайдешь?
-Нее, я спешу. Но как буду назад сбегать, зайду.
-А когда?
-Когда снова прыгну с десятки на огонь. Но ты к этому времени дверь все же покрась, хорошо? В зеленый.
Ещё два этажа. На стенах следы солнца. Сквозь них падаю спиной.
Дневник.
Дневник, слушай, если я завтра припрусь опьяненная словами и с блестящими глазами буду протягивать тебе мятые строчки, ты, пожалуйста, выкинь меня за дверь.

Запусти в меня солнечных зайчиков.
Посиди со мной на балконе,
Напиши мне письма с рисунками,
Подхвати, когда сил нет бежать.
Прочитаю мою сказку последнюю,
Я хотела, хочу до сих пор.
Но, наверное, цепь очень крепкую
Я сплела за пролившийся год.

Говорят, нам осталось так мало,
Меньше месяцев двух и пойму
Будет в тему ли песня "Скандал",
И на кухне что папа сказал.

А пока очень яркое солнце,
И зеленая ручка, тетрадь...
Только город пока не зеленый,
Но нам можно уже ожидать.

Но я снова свернула с пути.
И учебники нудно бормочут,
На диване лежа, как цари.
А я прячусь на спинке кровати
И пишу, хоть решила: напрасно.
Но, наверное, крепка рука дня.
Вот видишь, как калейдоскоп
Встряхнула и меня.

Тэли, как тебе в Праге живется,
Какой вид вырывает с губ краткое "ах!"
Когда утро в твой дом светом льется?
Скольким улицам кланялся робко,
В чьих глаза читал ворох историй,
И какие картины рисует
Карандаш в твоей твердой руке?
Ты наверно нашел уж подругу
И не помнишь, что значит грустить.
Вы играет музыку жизни
И бросаете мост за мостом...
Милый Тэли, меня
На ближайшей стене
Нарисуй с синеглазым вальтом.