ах, пощечина жарче жести.
от пощечины плавится жесть.
ну, ударь меня, в каждом жесте
кастаньет повторяя жест.

ну, ударь меня, каждым пальцем,
в пять багровых полос у рта.
это ты называешь танцем?
эту ты называешь та?

ну, ударь, рассекая губы,
в кровь, о кровь эндалузских жил...
помню, как эти пальцы любят, -
так, как бьют, - из последних сил.

Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, -

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.


И.А.Бродский
1959

снежная мгла взвилась.
легли сугробы кругом.

да. я с тобой незнаком.
ты - снегов моих снежная вязь.

и, тайно сплетая вязь,
нити снежные тку и плету.

ты не первая мне предалась
на темном мосту.

здесь - электрический свет.
там - пустота морей,
и скована льдами злая вода.

я не открою тебе дверей.
нет.
никогда.

и снежные брызги влача за собой,
мы летим в миллионы бездн...
ты смотришь все той же пленной душой
в купол все тот же - звездный...

и смотришь в печали,
и снег синей...

темные дали,
и блистательный бег саней...

и когда со мной встречаются
неизбежые глаза, -

глуби снежные вскрываются,
приближаются уста...

вышина. глубина. снеговая тишь.
и ты молчишь.

и в душе твоей безнадежной
та же легкая, пленная грусть.

о, стихи зимы среброснежной!
я читаю вас наизусть.


А.А.Блок

3 января 1907