В вагоне метро, как всегда, тишина.
И в тесной толпе в унисон люди дышат.
Ребенок-оборвыш стоял у окна –
такой, как и сотни бездомных мальчишек.
Потертая куртка с чужого плеча,
висят рукавицы на старых резинках…
Он взглядом старался меня повстречать
и ерзал ногами в промокших ботинках.
Народ сторонился и тихо вздыхал:
особенно кратко, как будто невольно.
Уставший вагон в темноте затихал.
А мне было страшно,
и горько,
и больно…
Лет восемь скрывала дырявая шапка
кудрявых волос и неряшливой стрижки.
Веснушек подарена солнцем охапка –
такой, как и сотни бездомных мальчишек…
Не пел и не плакал. Не лазил в карманы.
Чертил на окне непонятные знаки.
Герой недописанных детских романов:
ненужный ребенок с судьбой наизнанку.
Не знающий книжек, родительских ласок;
сжимающий пальцы бескровных ручонок.
Боящийся взглядов, пинков и огласок…
Бездомный
ненужный
голодный волчонок…
В толпе незаметным становится горе…
Чужая беда – не подносит счета.
Такие мальчишки наплакали море:
краев не видать…
тишина…
темнота…
- Он нас обворует !– вдруг пискнула дама.
- Он болен, наверно… – кивнула старушка.
Смутилась какая-то юная мама,
девчушке волосики пряча за ушко…
- Вот это комфорт! – возмущался мужчина,
к себе прижимая засаленный ранец.
Им рядом бы лучше – бездомную псину,
чем этот курносый малыш-голодранец…
Толпа, как змея, поднатужила жала.
Мальчишка на станции вышел во тьму.
И я бы рванулась! И я бы бежала!
А что удержало – сама не пойму…
В ночи завывали бездомные псы:
потертые шкуры чужими следами.
Мальчишку-оборвыша мне не спросить,
как трудно жить в мире без дома и мамы…
Вот только сдавило у горла, как ком…
А что уже плакать?
А что уже толку?...
В толпе безразличной, в вагоне пустом
волчонок когда-нибудь вырастет волком.
Следы оставляя на светлом сукне,
я жалась к окну в теплом платье в горошек:
корявая буковка “А” на окне…
мальчишку, наверное, звали – Алеша…

Алена Васильченко