![7350033_Na_ostrie_lychanaostrielychaSnimok (544x196, 238Kb)](//img1.liveinternet.ru/images/attach/d/4/161/909/161909299_7350033_Na_ostrie_lychanaostrielychaSnimok.png)
![Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!](https://counter.co.kz/CounterCoKz?page=www.liveinternet.ru_users_shmordaty68_post503772648&style=bfgray&digits=8)
«На острие луча»
Фантастика многолика, многогранна. Автор имеет право ставить своих героев в самые невероятные условия. И я воспользовался этим правом.
Герои повести Фил — человек одаренный сверх всякой меры. Он специалист во всех науках. С какими бы головоломными проблемами Фил ни сталкивался, он их легко решает и осуществляет грандиозные проекты.
Кто не знает барона Мюнхгаузена? Достопочтенный барон вытащил сам себя за волосы из болота. Фил не может этого сделать, но зато он может получить твердый свет и повернуть вспять ход биологических процессов своего организма. Фил имеет смелость оперировать точными цифрами и ссылаться на последние научные достижения. В этом его главное отличие от знаменитого враля. Тем не менее, родство их оспаривать невозможно.
Насколько мне удалось серьезные научные достижения сочетать со сказочными событиями — пусть судит читатель. И если читатель улыбнется, я буду рад. А если у него взыграет воображение и появится интерес к затронутым вопросам буду рад вдвойне.
ВСЕ ГЛАВЫ ![scenic scenic](https://i.li.ru/images/brandnewsmilies/scenic.gif)
* * *
Глава двенадцатая
Упущение. Амяк Сириуса. В гуще насекомых. Под Ригелем. Звери. Добрые великаны. В лагере.
![7350033_12Glava_dvenadcataya_ (544x306, 3223Kb)](//img0.liveinternet.ru/images/attach/d/4/161/909/161909300_7350033_12Glava_dvenadcataya_.gif)
Нуль-пространство вмиг окутало нас. Ни толчка, ни движения мы не почувствовали. А мчались уже со световой скоростью.
Квинт отдернул шторку.
– Темень непроглядная. Солнца нет и звезд не видно. И что-то я не чувствую никакой бесконечности.
– Мы же в мешке из ничто.
– Далеко уже залетели?
– Луна позади. Через четыре минуты будет Марс.
Квинт беспокойно заерзал в кресле:
– Не хочу тебя обижать, а... летим ли мы вообще?
– Сомневаешься? – спросил я.
– Признаться, Фил, нехорошо получается, некрасиво, я не хочу сомневаться, а сомневаюсь. Вот хотя бы одним глазком выглянуть наружу. Убедиться. Вдруг в расчетах, вместо запятой, букашка раздавленная оказалась.
– При нашей скорости выглянуть из кабины невозможно. Она почти невесома и только потому, что занимает большую площадь, луч несет ее. Попробуй-ка высунь волосок. Масса его по сравнению с кабиной так велика, что луч уже не сможет отталкивать нас. Как освободимся от нуль-пространства, сразу убедишься, что не висим над полюсом.
И вдруг я похолодел. Затем меня бросило в жар. Я застонал от бессильной злобы на самого себя. Мне сделалось дурно.
Я допускал много ошибок в работе. Но это было на Земле, где все можно было исправить. И мы исправляли. А здесь, в космосе, такая грубая ошибка равносильна самоубийству.
– У тебя не лихорадка? – забеспокоился Квинт. – Ты совсем желтый.
Я закрыл глаза и покачал головой.
– На сей раз, Квинт, мы дали маху. Мы летим в бесконечность. Нам суждено вечно торчать в этой чертовой кабине, в чертовом мешке из ничто. Мы слепы! Мы не сможем сесть ни на одну планетку. Мы можем лететь только в неизвестность, пока не столкнемся с каким-нибудь небесным телом, которое и станет нашей могилой.
Я с досады ударил по подлокотнику кресла правым, потом левым кулаком. Квинт несколько секунд соображал.
– Не могу поверить. Шутишь.
– Сейчас поверишь. Чтобы сесть на планетку, нужно видеть ее. А нуль-пространство закрывает от нас вселенную. Мы не знаем, куда летим.
– Да-а-а. Скверно. Не обрадовал ты меня. Но и хныкать нечего. Ты, Фил, должен найти выход.
– Выход есть, но... не знаю даже.
– Говори, какой?
– Выключить иразер и выпустить нуль-пространство. Поскольку его не будет, мы станем обыкновенным небесным телом и превратимся в спутник Юпитера или Сатурна. Зайдя в центр кабины – там времени почти нет, – мы будем спокойно ждать, когда человечество начнет штурмовать эти планеты. Пусть пройдет сто лет, пусть двести, нас все равно найдут и отправят, конечно, на Землю.
– Это будет позор, Фил. А что Ужжаз скажет? Нет, нет, только вперед, дальше, хоть в тартарары. А может, не все потеряно? Выкрутимся?
Мне было стыдно смотреть Квинту в глаза. Так расхныкаться, не пытаясь, найти выхода, безвольно покориться своей участи. Как я мог до такого докатиться? Думать, нужно думать. Искать.
Через пять часов двадцать минут со времени старта пересекли орбиту Плутона – крайней планеты солнечной системы – и, выйдя за ее пределы, очутились в межзвездном пространстве. С каждым часом кабина удалялась от Земли на миллиард восемь миллионов километров. А мы все думали. Квинт указательным пальцем что-то вырисовывал в воздухе.
– Нам нужно, – вслух рассуждал он, – чтобы световые лучи пронизывали кабину. Фотоны сквозь черную мягкую бумагу не проходят, а сквозь твердое стекло свободно. Но это не те фотоны. Физика объясняет...
Дальше я Квинта не слушал. Главное он сказал. Я ухватился за его чрезвычайно простую мысль, развил ее, отполировал и довел до совершенства.
Пришлось пожертвовать запасным иразером. Его мы вынуждены были расплавить, чтобы получить тонкие листы из фотонита. Из них мы собрали как бы вторую кабину, одна в другой, с прослойкой между ними в один сантиметр. Работали дружно, напористо, четко. У нас получились два герметически изолированных нуль-пространства, и уж такое их свойство, что разделенные прозрачной перегородкой, они пропускают свет. И что особенно важно – именно безобидный свет и никаких там губительных космических и гамма лучей, ведь кабины-то обе фотонитовые.
– Фотон всегда пропустит фотон, – подвел базу Квинт.
Он заделывал резаком последний шов, последнюю дырочку.
– Готово!
Точно по команде вспыхнули звезды.
– Убедился? – спросил я. – Летим?
– Окончательно. Но... мы уже месяц в полете, забрались в такую даль, а созвездия те же.
– Ничего удивительного. Мы еще, считай, дома. Одно созвездие изменилось. Видишь, во-он объявилась лишняя яркая звезда. Это солнышко наше.
– У-у, далеко.
– Совсем рядом. Чтобы достичь самой ближней звезды – Альфы Центавры, свету требуется четыре года, а если летать к ней на ракете, нужно убить тысячи лет. Так что космическое путешествие, Квинт, это в основном скука. Пойдем коротать время в третий пояс.
Взявшись за руки и глядя на универсальные часы, отсчитывающие земное и наше собственное время, мы попятились к центру и в полутора метрах от него остановились. Стрелок часов видно не стало, они для нас вращались как пропеллер. На табло, показывающем отсчет земных суток, каждые полсекунды показывалась новая цифра, а через шесть минут загорелась большая цифра один. Итак, мы летим уже год, а вид неба по-прежнему не изменился, не считая двух слегка исказившихся созвездий.
Через пятьдесят минут по собственному времени мы вернулись к стенке. Прошло восемь лет и восемь месяцев. Мимо проплывало ослепительно белое пятнышко.
– Что это? – зажмурился Квинт.
– Спутник Сириуса, "белый карлик". Маленькая горячая звезда чрезвычайно высокой плотности. А вон и сам Сириус.
– Тот самый? Священный? По его восходу и заходу жрецы определяли время разлива Нила.
– Интересно, есть ли у него планеты? Давай телескоп, живее!
Обнаружили всего три планеты.
Путешествие наше только началось, и эти звезды были, образно говоря, пригородами, где не стоило останавливаться. Но соблазн посетить планету чужого солнца был очень велик, и поэтому мы решили сделать посадку, выбрав среднюю планету. За секунду из сияющей точки она выросла до размеров луны. Я на мгновенье заглянул в телескоп, и в сознании отпечаталась картина: облачность отсутствует, морей, рек, горных образований нет, растительность не просматривается. Еще через четверть секунды наша планета заняла восьмую часть неба. Тут уж не зевай. Я нажал на микроклапан и стравил часть нуль-пространства. Теперь наша масса стала двести граммов и луч кабину не отталкивал. Мы падали, притягиваемые планетой. Высота восемнадцать километров. Кабина – отличный парашют.
Под нами однообразная красно-бурая пустыня.
Опустились мягко у подошвы пологого холма.
– Открывай люк! Трави нуль-пространство! – взволнованно, с нетерпением, крикнул я.
Ничто бесшумно вырвалось наружу и обволокло красную близлежащую глыбу.
Я взял пробу воздуха. В атмосфере преобладал аммиак с незначительной примесью других ядовитых газов.
Каждому из нас хотелось ступить первому на неведомую планету и все же Квинт предоставил это право мне.
– Хорошо. Тогда ты дай ей название.
– Амяк. Оговорился. Я хотел сказать Аммиак.
– Оригинально. Пусть будет Амяк.
Я ступил с трепетом на твердую почву планеты. Квинт встал рядом. До самого горизонта расстилалась огненная, холмистая пустыня, усеянная красно-бурыми, гладкими, будто отполированными камнями, булыжниками и валунами.
На ярко-желтом небе сверкал золотом Сириус.
– Цвет приятный, но картина мрачная и унылая, – сказал Квинт и пнул небольшой камень. – Ихтиозавра бы сюда для разнообразия.
Не знаю, почему я последовал его примеру. "Мой" камень ударился о массивный булыжник и раскололся надвое, из него с оглушительным треском вылетел целый рой черных насекомоподобных существ.
– Какие прыткие, – удивился Квинт. – Немедленно на экспертизу!
Он бросился в гущу роя и схватил одно насекомое. Трескотня усилилась. Движение в рое ускорилось и он медленно поплыл от нас. Заинтересованные, мы двинулись следом. Рой подлетел к неглубокой ложбинке и зарылся в песок. Песок заколебался, на нем возникли беспорядочные волны, словно кто-то его встряхивал, он утрамбовывался, стелился, и в какой-то миг превратился в красно-бурый камень, похожий на тот, который я пнул.
– Любопытные твари, – заметил Квинт. – Чувствуется организованность. Силенка у них есть. Вон прет как. Трепещет. – Он потряс кулаком. – На экспертизу его, на экспертизу.
Это было забавное насекомое, если можно его так назвать. Ни усиков, ни глаз, ни туловища, а просто два плоских равносторонних треугольника, вставленных один в другой под прямым углом. Где верх, где низ – не разберешь.
– Не пищит, не кусается, – сказал Квинт. – Зверь не зверь, но раз летает, значит, живой.
Он слегка разжал ладонь. Насекомое сразу застрекотало и взмыло в воздух. Квинт подскочил и схватил его, но неудачно. Насекомое попало между прутиками фотонита в местах сгиба пальцев руки и рассыпалось в порошок, который тут же развеял ветер.
Озадаченные, мы не знали, что и подумать. Как бы то ни было, Квинт, сам того не желая, убил живое существо, да еще может быть хозяина планеты. От этой мысли мне стало не по себе. Но я Квинта ни в чем не упрекнул и только сказал:
– Это новая форма жизни, и она не органическая. Действовать нужно осторожно и обдуманно. А вдруг насекомые наделены разумом. Хороши мы будем в их представлении.
– Ну, Фил, что же теперь, с каждой козявкой контакт устанавливать. Букашка всегда останется букашкой. И какой может быть разум без цивилизации? Что-то никаких ее следов не видно.
– Все это так, но повторяю: осторожность нужна, а не безрассудство. Одно насекомое еще можно раздобыть, познакомиться поближе. Как дружно они действовали. Из песка построили что-то вроде скорлупы и замуровали себя в ней. Вот тебе и булыжник получился. Для чего? Вероятно, во всех этих камнях и валунах живут эти странные существа.
– Проверим.
Квинт поднял наугад первый попавшийся булыжник и размахнулся им, целясь в огромную глыбу. Я хотел воспрепятствовать этому и уже открыл рот, чтобы крикнуть "подожди", но вяло махнул рукой:
– Бросай.
Вопреки ожиданию раскололся не булыжник, а глыба. Из нее вылетело целое облако насекомых. У Квинта пропало желание кидаться в него. Он только смущенно проговорил:
– У-у, сколько их. Расплодились. Я читал про тучи саранчи: сожрут, раздавят, если верить книжке – города сметают. Так саранча мягкая, а к таким твердым лучше не соваться.
Облако закружилось над обломками своего убежища, затрещало как десяток пулеметов и поплыло в нашу сторону. Мы отошли. Оно нас не преследовало, очевидно, искало песок. И тут, то ли от резонанса, то ли облако излучило какой сигнал, все камни, булыжники и глыбы стали подряд лопаться и раскалываться. В воздух взвились тучи насекомых. Шло всепланетное пробуждение.
– В кабину! – заорал я.
В кабину влезли не одни: десятков пять насекомых оказались нашими гостями.
далее