Всё дело не в снайпере: это его работа,
он просто считает погрешность и дарит свет,
прицел, запах пота, и выстрел – восьмая нота,
и нет ничего романтичного в этом, нет.
Ни капли романтики в складках небритой кожи,
в измученном взгляде – страшнее всех параной,
он так – на винтовку, на спуск, на прицел похожий –
чудовищно сер, что сливается со стеной.
Поправка на ветер, ввиду горизонта – тучи,
движение пальца, родная, давай, лети,
он чует людей, как по подиуму, идущих,
и смотрит на них в длиннофокусный объектив.
Ребёнок ли, женщина, это не так уж важно,
холодные пальцы, холодная голова,
бумажный солдат не виновен, что он бумажный,
хорват же виновен, к примеру, что он хорват.
Все лягут в могилу, всех скосит одна перчатка,
по полю пройдётся прицельный железный серп,
бредущие вниз постепенно уйдут из чата:
серб тоже виновен, постольку поскольку серб.
Мы вместе на крыше. Мой палец дрожит на кнопке.
Я весь на пределе, поскольку ловлю момент,
когда же он выстрелит, жмётся в бутылке пробка,
он – главный на крыше, я – просто дивертисмент.
Снимаю глаза, чуть прищуренные, так надо,
снимаю движение взгляда, изгиб плеча,
ты здесь, в объективе, небритый хозяин ада,
сейчас заменяющий главного палача.
Ты Бог мой, мишень, ты мой хоспис, моя отрава,
моё хладнокровие, снайпер, готово сдать,
а я всё снимаю твоё – эксклюзивно – право
прощать и наказывать, путать и расплетать.
Ты в фокусе, снайпер, ты – фокусник под прицелом –
с прицелом в руках, с перекрестием на зрачке,
в момент фотоснимка ты перестаёшь быть телом,
карающий идол на крошечном пятачке.
Лишь десять секунд ты их гонишь, как мячик в лунку,
по пыльной дороге в колёсных стальных гробах;
модели твои – точно лица с полотен Мунка,
не знают о том, кем решается их судьба.
А он говорит мне с улыбкой, снимай, фотограф,
я знаю твой стиль, я журналы твои листал,
я тоже умею быть умным, красивым, добрым,
таким же, как все, без вживлённого в глаз креста.
Но помнишь, вчера на пригорке, вон там снимал ты
каких-то вояк, поедающих сыр с ножа?
Я палец на кнопке держал полминуты с малым.
Но я милосердней тебя. И я не нажал.