***

Не будет нам ни рая, ни покоя,
ни ада кругового… что с того?
Нам суждено ромашковое поле
за то, что мы придумали его.

Как будто бы из пены возрождаясь,
мы вынырнем из белых лепестков,
как солнца луч, как золотая завязь,
как долгий взгляд ромашковых глазков.

И всё, что было сорвано и смято, –
нетронутым потянется к весне,
и все, кого любили мы когда-то,
цветущими
увидят нас во сне.


***

Тополь, тополь…
Недавно ты был не толще запястья
и заглядывал в окна
третьего этажа.
Потом возмужал.
И, если бы это было в твоей, тополиной, власти –
дальше дома бросал бы тень...
Но кому-то на пятом
ты укорачивал
день.

Тополь, тополь!
А я потом
подбирала ветви, упавшие веером.
Долго не верила,
что отрубленного – не срастить.
Они, как живые,
пружинили в жаркой горсти,
они умоляли
спасти.

Тополь, тополь,
всех нас когда-нибудь режут
до середины,
до сердцевины,
и только в бессилии
ближние наши повинны.

Вот и я
покаянною головой
упала на твой
пахнущий плахой срез…
Тополь, тополь!
Чуть дальше небес
будет ещё земля,
где не мешают друг другу
люди и тополя.



***

Будет
и на моей улице
Питер.
Зря ли ветер
слёзы мои
вытер?
Только не знаю, что
озябшему сердцу милей:
пой, ласточка, пой
или пей, ласточка, пей?

Холодно.
Звонко и холодно.
Это сквозят поезда,
поезда уходят.
А значит,
нужно менять
имена, города, времена.
И всё же в последний момент
выскочить на
станции без названия.
И никому никуда
не названивать.

Пить
безымянный простор голубой,
жить –
пой, ласточка, пой.



* * *


Дождь
хлещет в синюю куртку.
Дождь
не даёт догореть окурку.
Вниз
по бежевому этюднику
бежит вода.
Даль
сияет сильнее льда.

Берёза
молниеносно
в землю вошла
и замерла,
раскалена добела.

И я замираю, забросив этюды,
просто смотрю,
удивляюсь:
откуда
льется вода,
такая знакомая глазу,
как слеза,
соединившая душу и небеса...

Боже...
сколько тебя
сразу -
Там,
где просвета синяя полоса.




***

Цветущие яблони,
белые-белые
цветущие бантики.
Выпускники девяносто девятого,
не облетайте!
Но – улетайте,
но, улетая,
всё же постойте!
Лёгкое кружево вальса примерить позвольте.

Яблони, яблони
сыплют мерцающим светом.
Воздух под ними сгущается…
Воздух ли это?
Это же я
в беспокойное платье одета…
Не замечаю, не вижу,
не знаю себя.


***

Какой сумбур! На взлёте ноября
дождь падал золотистыми рывками,
и продлевая солнце в каждой капле,
и под землёю, кажется, горя

играл-играл, как музыкант слепой…
Как будто через музыку и только
он видел, задыхаясь от восторга,
он видел мир – глубокий и цветной.


***

Когда я уеду –
влюбляйтесь, мои провожающие.
Махните в сердцах: ну куда, ну какого рожна ещё ей!

От дома и лада…
И дышит кассирша на ладан,
не зная, что напоминает качнувшийся ландыш.

Вокзалы…
Речные, обычные… Рельсы и реи,
и этот билет – полужёсткий плацкарт лотерейный.

Когда я уеду –
целуйтесь, как будто бы нет меня.
Мне выпало солнце,
вращеньем планеты обветренное…

Когда я уеду…