Есть люди, для которых время подобно воде; в зависимости от темперамента и личных обстоятельств они представляют его себе в виде бурного потока, всё разрушающего на своём пути, или ласкового ручейка, стремительного и прохладного. Это они изобрели клепсидру — водяные часы, похожие на капельницу; в каком-то смысле каждый из них — камень, который точит вода; поэтому живут они долго, а стареют незаметно, но необратимо.

Есть те, для кого время подобно земле, вернее, песку или пыли: оно кажется им одновременно текучим и неизменным. Им принадлежит честь изобретения песочных часов; на их совести тысячи поэтических опытов, авторы которых пытаются сравнить ход времени с неслышным уху шорохом песчаных дюн. Среди них много таких, кто в юности выглядит старше своих лет, а в старости — моложе; часто они умирают с выражением наивного удивления на лице, поскольку им с детства казалось, будто в последний момент часы можно будет перевернуть.

Есть и такие, для кого время — огонь, беспощадная стихия, которая сжигает всё живое, чтобы прокормить себя. Никто из них не станет утруждать себя изобретением часов, зато именно среди них вербуются мистики, алхимики, чародеи и прочие охотники за бессмертием. Поскольку время для таких людей — убийца, чей танец завораживает, а прикосновение — отрезвляет, продолжительность жизни каждого из них зависит от его воинственности и сопротивляемости.

И, наконец, для многих время сродни воздуху: абстрактная, невидимая стихия. Лишённые фантазии относятся к нему снисходительно; тем же, кто отягощён избытком воображения, время внушает ужас. Первые изобрели механические, а затем и электронные часы; им кажется, что обладание часами, принцип работы которых почти столь же абстрактен, как сам ход времени, позволяет взять время в плен и распоряжаться им по своему усмотрению. Вторые же с ужасом понимают, что прибор, измеряющий время, делает своего обладателя его рабом. Им же принадлежит утверждение, будто лишь тот, кому удаётся отождествить время с какой-то иной, незнакомой человеку стихией, имеет шанс получить вольную…

Осталось понять, к какой группе принадлежишь ты.

(с) Макс Фрай

Я — каждая встреченная тобой собака на дороге, и птица, которая заглядывает тебе в окна. Так что если я умру первая, ты всё равно мной будешь окружен. Сквозь все песни ты будешь слышать мой голос. Особенно сквозь свои самые любимые. Но я не буду тебе мешать, если ты будешь вдруг счастлив. Я буду просто летать воздухом, чтобы ты дышал. Я постараюсь быть сильней своей любви, если это возможно.
©


 

Вам хорошо, вы одиноки. Все это, конечно, так — одинокий человек не может быть покинут. Но иногда по вечерам эти искусственные построения разлетались в прах, а жизнь превращалась в какую-то всхлипывающую, мечущуюся мелодию, в водоворот дикого томления, желания, тоски и надежды все-таки вырваться из бессмысленного самоодурманивания, из бессмысленных в своей монотонности звуков этой вечной шарманки. Неважно куда, но лишь бы вырваться. О, эта жалкая потребность человека в крупице тепла. И разве этим теплом не могут быть пара рук и склоненное над тобой лицо? Или и это было бы самообманом, покорностью судьбе, бегством? Да и разве вообще существует что-то, кроме одиночества?

И хорошо, что у людей еще остается много важных мелочей, которые приковывают их к жизни, защищают от нее. А вот одиночество — настоящее одиночество, без всяких иллюзий — наступает перед безумием или самоубийством.

Только тот, кто не раз оставался один, знает счастье встреч с любимой. Все остальное лишь ослабляет напряжение и тайну любви. И что же может резче прорвать магическую сферу одиночества, если не взрыв чувств, их сокрушительная сила, если не стихия, буря, ночь, музыка?… И любовь…

Источник - http://selfire.com/2009/04/2521/
 

Фильма "Русалка"

***

— Я — балерина!
— А по-моему ты — дура!

***
А мне не нужно никуда бежать, мне и здесь хреново.

***
— Мне пожалуйста пачку презервативов, бутылку водки и… чупа-чупс.
— А чупа-чупс зачем?
— Для удовольствия.

***
Плохо выглядите… Рожа совсем бледная… Наверно умрёте скоро…

***
…А вы замечали, что когда люди спотыкаются или падают, у них на миг такие детские лица… Наверное потому, что перестают врать…

*****
— Думаешь, мы все живем несколько раз?
— Конечно.
— Хреново…

***
— Бабушка, так он же умер!
— Ну да, так может еще вернется…

******

— А я умею исполнять желания. Хочешь, я исполню для тебя какое-нибудь? Я умею. Вот загадай, чего тебе хочется.
— Пива бы.
— Ну а если серьёзно?
— Виски. Чивас. 30-летней выдержки.

Я счастлива, — повторила она. Он помолчал с минуту.
— А ты понимаешь, что говоришь? — спросил он наконец.
— Да. Тусклый свет, проникавший с улицы, отражался в ее глазах.
— Такими словами не бросаются, Жоан.
— Я и не бросаюсь.
— Счастье, — сказал Равик. — Где оно начинается и где кончается? Он тронул ногою хризантемы. Счастье, подумал он. Голубые горизонты юности. Золотая гармония жизни. Счастье! Боже мой, куда все это ушло?
— Счастье начинается тобой и тобой же кончится, — сказала Жоан. — Это же так просто. Равик ничего не ответил. Что она такое говорит? — подумал он.
— Чего доброго, ты еще скажешь, что любишь меня.
— Я тебя люблю. Он сделал неопределенный жест.
— Ты же почти не знаешь меня.
— А какое это имеет отношение к любви?
— Очень большое. Любить — это когда хочешь с кем-то состариться.

— Об этом я ничего не знаю. А вот когда без человека нельзя жить — это я знаю.

— Знаю, ты меня не любишь, — сказала она.

"...Жоан взяла у него рюмку и выпила. Она была очень хороша, и он знал, что любит ее. Она не -была прекрасна, как статуя или картина; она была прекрасна, как луг, овеваемый ветром. В ней билась жизнь, та самая жизнь, которая, случайно столкнув две клетки в лоне матери, создала ее именно такой. Все та же непостижимая тайна: в крохотном семени заключено все дерево, еще неподвижное, микроскопическое, но оно есть, оно заранее предопределено: здесь и крона, и плоды, и ливень цветов апрельского утра; из одной ночи любви возникло лицо, плечи, глаза — именно эти глаза и эти плечи, они уже существовали, затерявшись где-то на земле, среди миллионов людей, а потом, в ноябрьскую ночь, в Париже, на мосту Альма, вдруг подошли к тебе...
— Почему ночью?.. — спросила Жоан.
— Потому что... — сказал Равик. — Прижмись ко мне теснее, любимая, вновь возвращенная из бездны сна, вернувшаяся с лунных лугов... потому что ночь и сон — предатели. Помнишь, как мы заснули сегодня ночью друг возле друга — мы были так близки, как только могут быть близки люди... Мы слились воедино лицом, телом, мыслями, дыханьем... И вдруг нас разлучил сон. Он медленно просачивался, серый, бесцветный, — сначала пятно, потом еще и еще... Как проказа, он оседал на наших мыслях, проникал в кровь из мрака бессознательного, капля за каплей в нас вливалась слепота, и вдруг каждый остался один, и в полном одиночестве мы поплыли куда-то по темным каналам, отданные во власть неведомых сил и безликой угрозы. Проснувшись, я увидел тебя. Ты спала. Ты все еще была далеко-далеко. Ты совсем ускользнула от меня. Ты ничего больше обо мне не знала. Ты оказалась там, куда я не мог последовать за тобой. — Он поцеловал ее руку. — Разве может быть любовь совершенной, если каждую ночь, едва уснув, я теряю тебя?
— Я лежала, прижавшись к тебе. Рядом с тобой. В твоих объятиях.
— Ты была в какой-то неведомой стране — рядом со мной, но дальше, чем если бы очутилась на Сириусе... Когда тебя нет днем, это не страшно. Днем мне все понятно. Но кому дано понять ночь?..
— Я была с тобой.
— Нет, тебя не было со мной. Ты только лежала рядом. Откуда человеку знать, каким он вернется из загадочной страны, где сознание бесконтрольно. Вернется другим и сам того не заметит.
— И ты тоже?
— Да, и я тоже, — сказал Равик. — А теперь отдай рюмку. Я несу тут всякую чепуху, а ты пьешь. Она протянула ему рюмку..."

(с) Э.М.Ремарк. Триумфальная арка.

***«Я должна идти той дорогой, которой должна идти». Она дожила почти до двадцати пяти и могла бы придумать что-нибудь получше.

***Я беру жизнь такой, какая она есть, и никогда не забываю о канаве.

***Всё, что я делаю, должно радовать меня самого, иначе я заболеваю.

***…Человек творческий просто не в состоянии не делать то, что он делает: либо писать картины, либо выступать по городам и весям как клоун, либо петь, либо высекать из мрамора и гранита «непреходящие ценности». Художник похож на женщину, которая не в силах отказаться от любви и становится добычей первой встречной обезьяны мужского пола. Художники и женщины — самые подходящие объекты для эксплуатации, и в каждом импресарио есть что-то сутенёрское — от одного до девяноста девяти процентов.

***Моя вегетативная нервная система не переносит некоторых форм извращённости. Мне становится страшно, когда я слышу такие выражения: «Так пусть же всё сущее существует, а всё парящее воспаряет…»

***Убивать эстетов, понятно, лучше всего дорогими предметами искусства, чтобы, испуская дух, они возмущались таким святотатством.

***Слушая их проповеди, можно подумать, что у них душа широкая, как парус, ну а потом они начинают строить козни и шушукаться по углам.

***Руки каждой женщины могут так много сказать — и правду, и неправду; по сравнению с ними мужские руки представляются мне просто кое-как приклеенными чурками. Мужские руки годны для рукопожатии и для рукоприкладства, ну и, конечно, они умеют спускать курок и подписывать чеки. Рукопожатия, рукоприкладство, стрельба и подписи на чеках — вот всё, на что способны мужские руки, если не считать работы. Зато женские руки, пожалуй, уже нечто большее, чем просто руки, даже тогда, когда они мажут масло на хлеб или убирают со лба прядь волос.

***Каждый раз я становлюсь жертвой собственной фантазии. …Всё, что другие люди считают чистой правдой, кажется мне чистыми выдумками. …Иногда я сам не знаю, что пережил в действительности: то ли, что вообразил себе так ясно, так осязаемо, или то, что со мной случилось на самом деле. Правда, я отчётливо помню мельчайшие подробности…

***Я мерзавец, но у меня есть оправдание — мне ужасно плохо, так плохо, что и не передашь.

***Существует хорошее словцо — «ничто». Не думай ни о чём — ни о канцлере, ни о «католоне». Думай о клоуне: он плачет в ванной и проливает кофе себе на шлёпанцы.

• Одиноким бываешь только тогда, когда на это есть время.
  

• Не может быть для женщины большей муки, чем мужчина, который так добр, так верен, так любит, такой неповторимый и который не ждет никаких клятв.
  

• Женщины живут воспоминаниями. Мужчины тем, что они забыли.
  

• В Интернете все «на расстоянии вытянутой руки». Надо только знать, как вытянуть руку.
  

• В Интернете все одинаково далеко или одинаково близко, что, в сущности, одно и то же.
  

• Из всего вечного самый краткий срок у любви.
  

• <…> переживания – это самое важное. Только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы потом можно было о них кому то рассказать.

Януш Вишневский. Одиночество в Сети

• Моя жена не желает взрослеть. Я принимаю ванну, а она топит мои кораблики                                                    
• Не старость является самым верным признаком зрелости, а умение не растеряться, проснувшись на оживленной улице в центре города в нижнем белье
• Что, если всё — иллюзия, и ничего на самом деле не существуетω В таком случае, я однозначно переплатил за мой ковер.
• Люди делятся на плохих и хороших. Хорошие спят лучше, зато плохие, похоже, получают больше удовольствия в часы, свободные ото сна.
• Если вы хотите, чтобы Бог рассмеялся, расскажите ему о своих планах
• В том, что мы развелись, есть и моя вина: я пытался поставить свою жену под пьедестал
• Мы раздумывали, что делать: поехать на Багамские острова или развестись. Но в конце концов решили, что Багамы - удовольствие только на две недели, а хороший развод остается на всю жизнь
•  Единственный способ быть счастливым - это любить страдания.
  
•  Меня считают интеллектуалом, потому что я ношу очки, и художником, потому что мои фильмы не приносят дохода. И то и другое неверно.
•  Сам я практикующий гетеросексуал, но бисексуальность вдвое увеличивает ваши шансы на знакомство в субботу вечером.
• Я не боюсь умереть. Я просто не хочу при этом присутствовать.