В ПАРИЖЕ

Дома до звезд, а небо ниже,
    Земля в чаду ему близка.
    В большом и радостном Париже
    Все та же тайная тоска.

    Шумны вечерние бульвары,
    Последний луч зари угас,
    Везде, везде всe пары, пары,
    Дрожанье губ и дерзость глаз.

    Я здесь одна. К стволу каштана
    Прильнуть так сладко голове!
    И в сердце плачет стих Ростана
    Как там, в покинутой Москве.

    Париж в ночи мне чужд и жалок,
    Дороже сердцу прежний бред!
    Иду домой, там грусть фиалок
    И чей-то ласковый портрет.

    Там чей-то взор печально-братский.
    Там нежный профиль на стене.
    Rostand и мученик Рейхштадтский
    И Сара - все придут во сне!

    В большом и радостном Париже
    Мне снятся травы, облака,
    И дальше смех, и тени ближе,
    И боль как прежде глубока.

            Париж, июнь 1909

М.Цветаева

***************************

************

Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.

Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде всe пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.

Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.

Там чей-то взор печально-братский.
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара - все придут во сне!

В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль как прежде глубока.

Париж, июнь 1909

М.Цветаева

*********************

Ни слезы, ни слова за душой,
Ни улыбочки на черный день.
Этот город вовсе не большой,
Как перчатку ты его надень.

Нежным всхлипом ты его вдохни,
Невеселым странником побудь,
Сеющим бульварные огни
В Сены обмирающую ртуть.

Помни, этот город не про нас.
Хоть любезен, да неумолим.
То, что он подарит и продаст
Все равно останется за ним.

Бытие по-своему решай,
Только задержи в нем до поры
Ресторанчик Саши Финкельштайн,
Стариков, играющих в шары.

Пламя молодого божоле
Выпей с тем, кем ты не дорожишь,
И попросит шепотом: «Налей…»,
Кубок ночи протянув, Париж.

Хельга Харен

*******************************

Париж ночью

Три спички, зажженные ночью одна за другой:
Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,
Вторая - чтобы твои увидеть глаза,
Последняя - чтобы увидеть губы твои.
И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,
Непроглядная темень кругом.

Превер Жак

Сиреневый цвет,
И цвет бледно-рыжий,
И небо Парижа,
И запах Парижа,
Минувшего голос,
Метро, как прибой,
Толпа, что страдает
От боли зубной,
Охотничий рог
И клаксонов напевы,
Дворец из стекла
Близ святой Женевьевы,
Библиотека
Вблизи Сен-Виктор,
Где крокодил
Распростёрся устало
Близ лабиринта,
Кедра,
Вокзала
Лионского,
Близ Риволи
И Конкорд,
Рядом с мостом
И другими мостами,
Мостами весь день
И всю ночь напролёт,
И грех, и крушенье,
И кошки больные,
Которых бросают
В свинцовую воду,
И парк Бют Шомон,
И каналы весною,
И столько часов,
И столько невзгод,
И столько светил,
И столько сиянья
Над старым Парижем,
И вздох мой невольный,
И в сердце усталость,
А сердце осталось
По-прежнему там,
Где воздух сиренев
И где бледно-рыжи
Мосты Парижа
Под небом Парижа.

(Пер. Михаила Кудинова)

******************************************************************************

Я городом рождественским пишу,
лампадами, цветными фонарями,
где  моряки менялись  якорями
и  покупали  тёплую   ганджу, -
здесь юношей прекрасным бродит смерть,
здесь продают вино и поцелуи,
тяжелые серебряные пули,
горящий синим пламанем десерт;

я так влюблён в зелёные глаза
под тусклою аптечною луною...
Пустынен город, точно дно морское,
приглушены огни и голоса.
Я небо пью в бутылке золотой
и детский смех, и ангельское пенье -
за все твои молитвы и кажденья
я награждён был сказкою морской,

где кофе и восточные дела,
в горячих чанах черепашье мясо,
театр и пип-шоу Карабаса,
нугат и золотистая халва,
где бульканье кальянов и ковры
верблюжей шерсти под навесом ветхим,
и Вавилона пальмовые ветки,
и шёлковые белые шатры, -
здесь насаждён ветхозаветный рай
на сочных поймах Тигра и Ефрата -
эдемская,в цветных разводах, карта!
Разбитый мой решетчатый фонарь.

Я городом рождественским бродил
среди витрин и чёрных манекенов
(плющём увиты стены сновиденно,
и на моих ботинках -  свежий ил),
за мною шёл оркестрик духовой,
все музыканты вымокли до нитки,
еврейский мальчик раздавал бутылки
с аптечною подкрашенной водой
(прислушайтесь - и пенье райских птиц
откроется в шипенье граммофона,
я ночь зажёг... И капли метадона -
на лучиках подкрашенных ресниц).

Огни отелей призрачны сейчас.
В них места нет Иосифу с Марией,
идут звездоблюстители к Мессии
на всяком месте и на всякий час.

И может быть, в двенадцатом часу,
в скончании времен и злого века
скромнейший, но достойный человека,
и я свой дар Младенцу принесу.