"Не познавший женщину не спасется" (Василид Александрийский)

"А не любяй, не позна Бога, яко Бог любы есть" (1Ин. 4,8)



В современном постхристианском мире институт брака переживает жесточайший кризис. Поистине чудовищна наблюдаемая ныне степень расшатанности вековых устоев ("конечно, не нужно идеализировать вековые устои - в них было много фарисейства - но все-таки они были, выгледяли устоями" (Н.Струве)). И еще известно, как замечает тот же профессор Струве, "достигнут ли предел секуляризации!". Указанный кризис наиболее очевидно проявляется в мирском браке, но и брак церковный, сохранив кое-какие элементы видимости, присущие "вековым устоям", на глубинном уровне подвергся профанации едва ли не большей, нежели брак мирской, из Таинства Любви превратившись то ли в "моральную узду" для Желания, то ли в "первичную ячейку", служебную по отношению к "стабильности общества", то ли попросту в средство для "продолжения рода" (безо всякого, впрочем, попечения о надлежащем качестве сего рода). Некие не вполне банальные суждения о "выбраковке" профанированного брака высказал один слегка доморощенный эзотерик (не лишенный, впрочем, известной глубины и довольно начитанный в традиционалистской литературе).

"Прежде всего наши ценности, это наши оценки. Всего лишь и не более того.

Мы с высокопарным трепетом и напыщенным пафосом разглагольствуем о неизбежности наших ценностей, пытаясь придать им статус священного измерения. Подобная ложь нас утешает, а от собственного цинизма мы приходим в сентиментальное умиление.

Ложь и цинизм проявляются в том, что мы собственноручно, точнее, собственноножно, попираем свои же ценности - на каждом шагу, сочиняя невинный вид, что на самом деле все в порядке и никакого кощунства не происходит.

Например, возьмем такую "ценность", как семья.

Многие семьи давно уже выродились в зловонную помойку, где догнивают останки некогда чистых чувств.

Отупевшие от собственной ненависти, партнеры предпочитают, однако, вместо того, чтобы освободить друг друга от своего порядком надоевшего, удушающего присутствия, кичливо демонстрировать фарисейскую приверженность, видите ли, семейному долгу. Хотя такой брак и не брак, а выбраковка.

Там, где можно спокойно и своевременно разойтись, подобные супруги с одержимостью некросадистов продолжают свои взаимоистязания. Как же, ведь семья это ценность!

Там, где практикуются обманы, подлоги и измены, об истинности и цельности отношений не может идти никакой речи. Там человек скорее всего перестает быть человеком, чем решится выбраться из тлена распада. Как же, ведь семья - это ценность!

В таком случае спид, война, насилие - это тоже ценности?

Наши так называемые ценности - это наша плата за собственное выживание. Это сплошные рационализации и морализации - псевдоинтеллектуальные и моральные оправдания собственной трусости, жадности и агрессивности.

Тот, кто излишне предан ценностям, тот с легкостью предает ради этих ценностей даже самого близкого.

Предают, продают, торгуют - жизнями, душами, совестью, прикрываясь "вечными ценностями" - родиной, государством, семьей, честью...

Слово "ценность" имеет отношение к слову "цена" и в основе своей исходит из индоевропейской праформы koina, которая переводится как - "кара", "пеня" (за убийство). В авестийском языке kaena означает "наказание", а в персидском кин - "злоба", "вражда". По звукописи весьма сочетается с хорошо известным именем Каин.

Теперь более понятной становится истинная цена всем нашим "ценностям нерушимым".

И чем скорее я от них отрекусь, отрину их, тем скорее вернусь к истинности Живой Жизни.

Если любовь ценность, то она продажна. Но тогда это уже не любовь. Любовь потому и любовь, что нет у нее ни цены, ни оценки. И потому Любовь - не ценность. Как только жизнь становится ценностью, она перестает быть жизнью и делается так себе, унылым, худосочным проживанием.

Только внутреннее и решительное освобождение от отягчающего груза ценностей наше пребывание приобщает к бытию" (Эрнест Цветков. Над заботой, или Терапия Сюр (Gramma esotericos). М., 2001).

Возвращаясь к церковному браку, отметим, что те внешние элементы сего "таинства", как-то: обручение, венчание, etc., относятся только лишь к форме совершения таинства (которой может и не быть), но не к существу оного. То, что известно под наименованием "брак" есть лишь внешняя форма, внутренним смыслом коего является ТАИНСТВО ЧЕТЫ. С точки зрения Православной Традиции "женское" не является самостоятельной сущностью, но некоей частью, извлеченной из недр мужского ("ребром", что надобно понимать как символическое указание на происхождения жены изнутри мужа, "ребро" есть кость, максимально приближенная к области сердца, то есть ко внутреннему сосредоточию мужеского естества). "НЕСТЬ БО МУЖ ОТ ЖЕНЫ, НО ЖЕНА ОТ МУЖА; ИБО НЕ СОЗДАН БЫСТЬ МУЖ ЖЕНЫ РАДИ, НО ЖЕНА МУЖА РАДИ" (1Кор.11,8-9). Традиция утверждает взгляд на мужа как на "образ и славу Бога", на жену же как на "славу мужа" (1Кор.11,7). Таким образом, традиция разсматривает женщину как священную энергию, "славу" мужчины, "обредшую видимость самостоятельности".

В священнотаинственном совокуплении-сочетании-"сизигии", в ТАИНСТВЕ ЧЕТЫ сия "энергия возвращается к своему истоку, к архитипическому полюсу мужского начала, преображая огонь страсти в транстендентальный свет реставрированного андрогината". Тайна сия, поистине, якоже речет Апостол, "ВЕЛИКА ЕСТЬ" (Еф.5,32), ибо брачное сочетание Мужа и Жены свершается во образ небесной "сизигии" Христа и Церкви. "ЗАНЕ МУЖ ГЛАВА ЕСТЬ ЖЕНЫ, ЯКОЖЕ И ХРИСТОС ГЛАВА ЦЕРКВЕ (Еф.5,23). Иерархический порядок выстраивается предельно четко: "всякому мужу глава Христос, жене глава муж, а Христу глава Бог". В сей священнобрачной иерархии, как нетрудно заметить, нет места для "попа", коий "венчает" брачующихся. И это воистину так, и здесь весьма важный момент в понимании ТАИНСТВА ЧЕТЫ истинным Православием, ибо ТАЙНОСОВЕРШИТЕЛЯМИ СЕГО ТАИНСТВА ЯВЛЯЮТСЯ САМИ ЛЮБЯЩИЕ (*). Подобно тому, как было бы святотатством пытаться совершить Литургию, не имея благодати священства, столь же нелепо и святотатственно перелагать на "попа" те литургические обязанности, кои возлагаются на мужа, как на главу своей "домашней церкви". Применительно к ней, именно муж является литургом, для коего тело жены это и крест, на коем он распинает свою плоть, и жертвенник и престол, на коем он приносит жертву Богови. Из преждесказанного явствует, что глубинной причиной той величайшей профанации брака, что мы наблюдаем ныне, является свершившийся в исторической Церкви отрыв сакральной формы совершения таинства ("венчания" и проч.) от его мистической сущности, коя есть ТАИНСТВО ЧЕТЫ. Потому-то, в ИНОМ "блудном сожитии", как оно видится с точки зрения фарисейско-законнической, может на самом деле оказаться куда больше ПОДЛИННОЙ СУТИ СУПРУЖЕСТВА, нежели в ином самом наизаконнейшем, по всем правилам совершенном "венчанном браке". Потому-то по слову Спасителя, "блудницы" должны предварить "фарисеев" в Царствии Небесном. Они-то ведь, в отличие от безлюбовных фарисеев, "возлюбили много", а всякий "ПРЕБЫВАЯЙ В ЛЮБВИ, В БОЗЕ ПРЕБЫВАЕТ, И БОГ В НЕМ ПРЕБЫВАЕТ" (1Ин.4,16)

Весьма характерно, многочисленные издающиеся ныне "православные" пособия для брачующихся, "руководства к семейной жизни", составляются и пишутся преимущественно монахами, т.е. теми, кто заведомо отрекся при избрании духовного пути от того опыта, которым пытается "руководить". Как правило, подобное "руководство" сводится к придумыванию всеразличных способов понуждения "православных" супругов к "воздержанию" от собственно супружеских отношений. В изобретении подобных способов современные "духовники", надобно признать, весьма преуспели, демонстрируя при сем поистине садистическую изощренность (что заставляет, кстати, искать за столь повышенным интересом иночествующей братии к сексуальной стороне жизни своих "пасомых" вовсе не "духовный" интерес, а давление каких-то сокрытых комплексов, ежели не "бесовщину", то "фрейдовщину" точно). Нас, впрочем, интересует не столько темноватое душевное подполье"черных попов", не завихрения их непреображенного эроса, сколько первопринципы, полагаемые Православной Традицией во взаимоотношения полов. Для познания сего сохраняет свою ценность замечание В.Соловьева, сделанное им в "Смысле любви", об некой изначальной ОНТОЛОГИЧЕСКОЙ НЕПОЛНОЦЕННОСТИ МОНАШЕСТВА. В самом деле, монах подражает БЕСПЛОТНЫМ и БЕСПОЛЫМ ангелам, он "земной ангел", тогда как СОВЕРШЕННЫЙ ХРИСТИАНИН должен уподобляться отнюдь не ангелу, но Христу-Богочеловеку, в Ком обитала вся полнота Божества ТЕЛЕСНО (Кол.2,9), соединившись с совершенным человеческим естеством. "ИБО БЛАГОУГОДНО БЫЛО ОТЦУ, ЧТОБЫ В НЕМ ОБИТАЛА ВСЯКАЯ ПОЛНОТА" (Кол.1,19). Христос имеет пол, имеет и Возлюбленную - Церковь. И поскольку, Церковь - это многоединство верных, порознь составляющих члены Тела Церкви, то Христос-Спаситель присутствует в качестве Третьего в каждом "земном" браке, сообщая ему "небесное", трансцендентное измерение, претворяя "воду" любовного влечения земнородных в "вино" нетленного сизигического союза в Боге (по подобию свершенного Им на браке в Кане Галилейской (Ин.2,1-11).

Бог есть Любовь, а полнота Любви с очевидностью включает и телесный аспект ея. Древние христиане помнили о сем, утверждая: "не познавший женщину - не спасется"

Р.Бычков