Обрубилась мне свеча: Я на дачу ехал плача, а возвращаюсь хохоча…
Бабушка пакеты дует — продавец воздушных шаров — проверяет на дырявость. Срубил я трюфель украинский и щелкнул “белочкой” в догонку. А ни хрена их украинские конфеты супротив наших московских не тянут. Хоть трюфеля последнее время и признаны единогласно “испортившимися”. А пакеты бабушке я уже больше месяца обещаю. Новые. Да все чего-то как-то не складается…
Мои родные милые места… Нечасто я сюда последние годы забредаю… То ли дело… Олимпиада-80. Мы сидим у Сашки Поленова на даче — показывают закрытие — невероятный эффект изменения макрорисунка трибуны. Под музыку. Головы советских подданных. В кепках. Единодушный порыв смены кепок — рисунок то просто анимируется, то сменяется совершенно. И главный вопрос, беспокоящий ребенка: Ну как вот они знают, когда, да еще какую кепку одеть. Ведь оттенков, черно-белых, явно несколько? Это прямо супер-люди какие-то! Бабушка с дедушкой — покойники — тогда ходили на репетицию открытия — дождь, говорят, был. А отец где-то дежурил — у него кроссовки и олимпийка белая с голубым — мама ее потом привтизировала и довольно долго носила… Да и кроссовки тоже, как я теперь понимаю, пожили… Два самых волнующих дачных момента: приезд родителей ночью в пятницу вечером. ВНИМАНИЕ: ПАКЕТЫ — со стороны бабушки, моющей пакеты, раздался вопль возмущения — ведь обещал же, болтун дескать — и правда обещал — еще она навязчиво советует отцу — лук-то свой, полил? Ведь посадил же! Отец оправдывается — вчера поливал. Еще он говорит, что вот сюда он положил хорошие пакеты — под эту штуку. Он их тоже дул. Штуки три хороших было. Вот под этой штукой были хорошие — Три штуки — А бабушка ему — Дескать, один вот хороший, и все. И опять дует. Надулась. Устала — говорит — грудь болит. Чес-слово, привезу пакеты. Отбой ВНИМАНИЯ. Приезжали они в 11-12 часов ночи. Но это было столь ожидаемое, и волнующе-теплое… Сравнимо лишь с тем, как когда я лежал в больнице с желудком — “встречать” родителей, несущих передачу. В отделение не пускали. Поясняю, что означает “встречать”. Отделение на 3-м этаже, на дворе май наверное, окно открыто. И вот, ты видишь, что по тротуару топают твои дорогие. Мама в синем в черную крапинку костюме — это я вижу как сейчас. Бабушка его сейчас носит. Вернее не так. Донашивает. Носят, чтобы выглядеть. Бабушка же носит, чтобы холодно не было… То есть, облачается, а не носит. Так вот, в синем. То есть такой цвет, когда грозовая туча ушла, и солнце ее освещает. Только чуть васильковее… А окно не прямо на улицу, а дом стоит боком, да чуть в глубине от улицы. Но я увидел! А решеток тогда еще на этих окнах не было (позже поставили). И я начинаю орать, что есть силы ма-ма! ма-ма! ма-ма! Сначала они двигаются как ни в чем не бывало. Но вот что-то происходит. Ага! Мать услышала голос своего ребенка (6-летнего). И родители начинают дергаться. Не понятно, откуда голос. Да не стряслось ли чего? Но вот пеленгация завершена. Я вижу их, а они видят, что это я кричу. Радостно машут рукой. Я в ответ. То есть машу я и кричу с самого начала. Ребята возбуждены чужой удачей. Но увидеться нам пока не суждено. Будет передача. А еще раньше, до больницы, когда я обследовался амбулаторно, и списка на 8 листов из запрещенных продуктов и блюд не существовало, мы с мамой заходили после очередного обследования в кулинарию. А большинство обследований желудка, как известно, натощак как минимум, а то еще и клизма накануне… Так вот, кулебяка! На-на-на! (Хазановское) На-на-на-на! Кулебяка! (Согласитесь, стремное сочетание звуков) В натуре. Из кулинарии. Вот счас пишу, и слюна все равно пошла.
Свет. Моего окна
Был он или нет?
Тот волшебный свет…
После посещения дачных удобств в темноте, находящихся в другом конце участка, и в которых света нет вообще. Тем более милым сердцу кажется горящее окно родной террасы.
За время моей разлуки с этим листком замочил 6 шершней и одну муху вместо трех. Недобор. У нас с угла дома сто пудов гнездо шершней. А тут сижу, а в окно скребется. И кто бы вы думали? Шершень. На свет попёр. А они что, ночные хищники? Вот не знал. Не спит, сука. Все порядочные мухи-пчелы давным-давно десятый сон видят. Мне говорят — оставь. Я подумал-подумал, и плюнул — фиг с ним. ПЕРЕРЫВ на седьмого. Осечка. Я вышел — а он по дальнему стеклу шмазал — пока я думал, не сойти ли на землю, чтобы замочить с земли — как шестого — тот вообще с другого угла полез — этот ретировался. СТОП Лезет с того же угла. Идить. Я вышел, а он опять в траву. Так все тепло выстудишь. ОТБОЙ. А муху я все-таки замочил — навозная с глянцевым черным брюшком. А первая была тоже навозная, с глянцевым зеленым брюшком. А в темноте так обманчивы оценки расстояний… Я руки пошел мыть, после мухи, ну и чаю напившись… А клозет у нас так сказать новый. Точнее, его в конце восьмидесятых поставили. И он уже без ямы, с ведром просто. А старый был с ямой, и было видно в дырку, как там червячки копошатся… А еще он был типа и сараем сразу — лопаты там, рубероид, стопки газет ТАМ-ДА-ДАМ-ДА-ДАМ-ДА-ДАМ! 3 из 3-х. Хотя вижу четвертую. Последняя была сверхзвуковой формы рыжая такая. С рыжей мордой и лапками бестия. Замочил на завинченной пробке горлышка Кагора-32. Бабушка уважает. А то я последнее время все поводы полусладким отмачивал, а бабушка в вине сладость ценит. Вообще я люблю, когда мухи сидят на своем законном месте — на тюле, например, или на потолке, и не рыпаются. Тогда могу и пощадить. Или днем, например. Могу даже летающих пощадить (Это на даче. Дома у себя я такого не потерплю. Там только моль может остаться безнаказанной — у нас ее стаями летает). Но в темное время суток — извините. Всем стоять. А чтоб мне на Кагор садиться — это уж вообще! Так вот, о глубине. Я еще раз проверил — действительно, барахлит. Глубинометр. Я когда вхожу, надо дойти до деревянной стенки уступа с дыркой. Вот и кажется, что уже пора, и нагибаешься снять крышку, ан нет, рано. Или мимо. Есть в этом процессе что-то от ловли бабочек… Ап, еще раз, опять мимо. Ап, еще раз… До тех пор, пока, наконец, не упираешься носком в уступ. А четвертая муха оказалась не та, что я видел сидящей на тюле — та до сих пор сидит — а какая-то мелкая, типа с порченых очисток, но не настолько мелкая, а раза в два-три крупнее, и черная.
Про ежиков. Одно из ярких впечатлений детства на даче — ежики. То есть Ирина Александровна — покойница (у нас тут теперь 20 лет спустя кругом почитай, одни покойники), у нее участок с краю — носом в лес (точнее, боком) — зовет нас (с братом, может, может с соседкой Аленкой еще) смотреть ежиков. Они у нее молоко пьют. Вечер. Еще не совсем стемнело. Вечерняя мозглость. По канаве дождевой возле забора топают два больших, и не помню то ли два, то ли три маленьких ежика. Ляпота… На сам деле, детство на даче состоит из одних сплошных ярких впечатлений… Не повторяется такое никогда… См.ниже. Когда мысли освобождают голову — верный признак того, что пора спать 26.08.2002 2405
Йок-ток! С Добрым утром 1245 27.08 .2002, папа с бабушкой пошли грибами пробавляться, если повезет, мы позавтракали, мух и ос я перебил вроде, только все равно какая-то жужжит — ну да фиг с ней. У меня проблема — как удержаться от конфет. Проблеме этой впрочем отроду столько же, сколько и мне. Срослись мы с ней настолько, что большую часть времени я о ней не помню. Вспоминаю только изредка и с отрицательным, как правило, результатом. Она же бдит неусыпно, результатом и доказательством чему является мое внушительное довольно-таки для моей комплекции пузечко. А конфеты — это я сейчас ее так обозвал, потому что купил вчера в садовоучастковском магазине бабушке конфет. И вчера же нормально довольно-таки к ним приложился. Когда бабушка с папой разошлись спать. А сегодня вот они ушли, а я остался. И конфеты остались.
Муха трудолюбиво-методично обползает изнутри чашку, не брезгуя и ложкой. Чашки стоят две одна в другой, так что верхняя наклонена ко мне как спутниковая антенна, угол только меньше. Закончила, выползла на обод и взлетела — не ее место тут же села другая такая же, как будто синхронистки сработали, но та лишь проползла несколько сантиметров по ободу, как эта вернулась с ручки термоса назад, рокирнувшись с временщицей, и рьяно углубилась внутрь — истинная патриотка этой чашки. Передвигается по миллиметру, обследуя хоботком каждую пядь, ушла на обратную сторону луны — скрылась за ребром видимости внутренностей чашки, и опять появилась в зоне видимости… и жили они с чашкой долго и счастливо… Добить, или не добить смертельно раненую мной осу? Все то время, что я наблюдал за мухой, она дергала на подоконнике лапками и шевелила усиками, временами пытаясь повернуться со спины. Но это ей плохо удавалось. А я вот ничо по этому поводу не испытываю. Но сейчас добью. Раненых лошадей пристреливают. Даже ос. Чем меня восхищает эта муха — тем, что ей совершенно наплевать на лежащие рядом горы нарезанного черного и белого хлеба — она всецело поглощена своей чашкой — выпорхнула на несколько секунд на клеенку — и обратно в чашку.
Так вот, эти извращенцы духа — мои друзья — в субботу сожрали дочиста селедку и картошку с солеными (бабушкиного посола) огурцами, не притронувшись к ракушкам. (Ну и салатика там из помидоров, огурцов, перца и репчатого лука с подсолнечным маслом, и из капусты с морковкой с майонезом с черным перцем зачуток. Но салатики не добили). Сославшись на проблему с лишним весом. Самураи духа. Удоды. Я ведь ракушки сам лабал. Из двухнедельного творога. У нас один охранник из-под Дмитрова. Регулярно приносит творог и сметану. Но творог — килограммами. Если меньше — надо разбивать с кем-то из своих. А сметана у него стоячая. Не то чтобы с нее стояло, но в ней — стоит все что угодно. Хоть чайная ложка, хоть столовая, хоть вилка — я думаю, даже нож стоять будет. Так вот, сметаной один из них в прошлый раз не побрезговал. Видимо, проблемы не было. Она ж масляной консистенции почти. А с ракушками — проблема. Ну да я не в накладе — сам все и съел. Правда, я после такого уничижения Катьке с Васькой совсем мало захватил — думал по инерции, что им тоже не понравится, а им понравилось. Ну да я сам справился. Треугольнички мои сладкие. А вот попробуй удержаться от хлеба с чесноком, когда кусок уже отрезан и пялится на тебя своей корочкой ноздреватой, а зубчик чеснока надчищен с одной стороны и этой стороной на тебя и лыбится…
Сальвадор Дали считал, что первое дело вовсе даже не поесть, а совсем даже наоборот. А я его точку зрения не разделяю. А Машку мы тогда раскололи. На демонстрацию Прет-без-порте. У колодца возле правления амбарчик с песком был с дверцей от пояса — песка там было столько, что пацанам малолетним было только согнувшись, а то и вовсе на корточках только впору. А Машка была не толстая, но пухлая девчонка с кудреватыми каштановыми волосами. Сексуально не мой тип. Не помню сколько нас было, 4-5 человек? Но верховодили двое — Сашка, у которого сестра Лизка — вылитая мать — которую мы так и не раскололи, и самый главный — Лешка. Мы там запирались лясы точить. Ну и сер да бор, речь зашла о том, чтобы показать. Джентльмены — вперед. У Лехи было самое большое достоинство, но он и на год а то и на два старше был. На колени, сэр! Но у всех болталось. Дети, увы… А потом Машка на корточках трусики спустила, т.е. наоборот, приподняла на колени. Ну что я скажу, красиво было. Несмотря на ажеланный сексуальный тип. Пухлая такая булочка, ровная полоска. Без волоска без задоринки. А Лизка на все это смотрела, а сама ни в какую. Нет, и все. Уж Сашка ей говорил, что маме ни за что не скажет. Уж Лешка предлагал спустить на секундочку, и одеть обратно. Бесполезно. Уважаю силу воли.
Вот. Вторым самым ярким регулярным событием дачной жизни было прибытие бабушки с дедушкой. Прибытие ожидалось в субботу с 12-ти часов дня. У бабушки с дедушкой было по дачной тележке — садовой сумке. С никелированными ручками. Одна тележка бежево-кремовая в краснокоричневую с желтой каемкой клетку, повернутую ромбиком. А вторая красная клетчатая с черными каемками. Иногда у дедушки в руках была еще и сумка — черная нейлоновая авоська. И с рюкзаком в придачу он иногда ходил — бежево-выцветшим, обшитым коричневой тесьмой. Шли они медленно, отягченные грузом. По главной улице с оркестром. (Каюсь — последний раз показывали — не посмотрел, не до того было. Борисов слишком серьезный актер, чтобы его в качестве развлекалки употреблять). И хотя мы живем на Центральной, и правление на ней, но главной в детском сознании все равно была Газетная. Может быть потому, что это был главный отрезок пути к нашему участку по поселку для бабушки с дедушкой. Мы обычно проходили от пруда узким проулком, спускавшегося к нему между двумя заборами участков, где с трудом можно было проехать на Орленке — на пути там возникало солидное дерево да и в конце проулок упирался в водопроводную трубу, преодолеть которую на коне можно было только въезжая в проулок, но никак не наоборот. А там еще прямой кусок улицы буквой “П”, и еще свернуть, и только там два пути соединялись. А бабушка с дедушкой всегда ходили по Газетной. А теперь этого проулка нет — участки срослись. А при выходе к пруду там была такая крапива. И лопухи тоже монстровые.
Сегодня перед обедом так хотелось дернуть домой… Удержался. Когда ощущаешь что отцу с бабушкой твое присутствие вселяет уверенность в собственной важности и нужности… Хоть кому-то выясняется, твоя жизнь нужна не потому, что ты хороший или плохой, полезный в решении какой-то сраной проблемы или способный обеспечить условия функционирования. Просто нужен. Они тут две недели вдвоем просидели. И отчасти я их понимаю. Но когда понимаешь, что это все, для чего твоя жизнь нужна по большому счету… Погано становится, надо сказать, очень погано. Сраное это понятие, жизнь, непродуманное. И на мой взгляд, абсолютно бесполезное. Материальному миру с его галактиками и водородом на жизнь углеродную абсолютно точно насрать. Ни горячо, ни холодно.
А еще там неподалеку трубы бетонные лежали — метрового, наверное, диаметра. На них пацаны грелись после купания. И плавки сохли быстро. А к одному из пацанов приезжал брат х-юродный, с Владивостока. Вся тусовка собиралась его послушать. Баил он про своего друга Витальку — сына проститутки. И про то, что во Владивостоке на пляже, зайдя в кабинку, можно совершенно спокойно обнаружить отъебанную голую женщину. Про то, как Виталька снимает на фото и видео групповухи, что без него не начинают, пока он не готов. Про то, как женщина с мужчиной ложатся колесом. Не помню, что еще, но селлер этот был бест. Порнографии я до тех пор не видел, да и вообще видел только один раз классе в 6-м несколько фотографий голых женщин и одну женщина верхом на мужике затылком — откинувшись спиной назад. А в то время я еще был младшим школьником, и впечатление было колоссальное и по качеству, и по количеству. Гомосек же было просто ругательное слово без всякой конкретики. Те, которые на лесной засеке трудились. Вот и все. Помню, гуляли мы как то раз вдоль очередной помойки, и там прозвучало слово “мулафья”. В брезгливом варианте. До этого Лешка мне с таинственным видом сообщил мне это слово как самое страшное ругательство мата, долго-долго перед этим гадая, позволяет мой возраст знать такое, или не позволяет. И вот тебе городская помойка. Парень постарше нашел что-то вроде литровой аптекарской бутыли с мутной жидкостью. Понюхал, и брезгливо отбросил — фу! Мулафья! Так я услышал это слово во второй раз. Вообще помойки — замечательное место в детской иерархии. К помойкам меня приобщал Вовик. Одноклассник. Как-то он зашел за мной гулять, мы вышли из подъезда и пошли переходить через трамвайную линию — в его квартал. Но внезапно веко его хищно округлилось, нос повернул в сторону, и Вовик возмутился: как, говорит, у вас тут помойка, а я ее еще не проверял?! Я смутился. Как мальчик из семьи, претендующей на интеллигентность, я был наслышан о помойках того мнения, что это, дескать, грязь и вообще Фу! Но Вовик не смущался нисколько. Он деловито перегнулся через край и начал тасовать содержимое. Брезгливо отбрасывая очередной вещ со словами “это нам не надо…”. Через некоторое время раздался его удовлетворенный возглас: О! Это я беру! И вынул раздолбанный игрушечный автомат. То есть чисто внешне у него не хватало каких-то пимпочек, но корпус поврежден серьезно не был. Еще из него торчали провода. Вовик сказал — так починим! Мы пошли обратно домой. Вовик потребовал батарейку, батарейка нашлась. Он поковырялся в проводах, подсоединил и нажал на курок. Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та! И в такт звуковому сигналу не на конце дула, а пока сбитая куда то внутрь недр, замигала лампочка. Я был в полном шоке. Прикиньте — лет нам было по 8, что ли… В еще больший восторг я пришел, когда он протянул мне плод своего труда — Дарю! У него что-то подобное то ли было, то ли восторга данное изделие не вызывало. Дело в том, что у меня то такого не было, и в самых наглых мечтах я не мог предположить, что обзаведусь подобным когда-либо, дело в том, что у моих родителей данное изделие восторга тоже не вызывало, а в магазине мой взор к ним весьма тянулся. Только стандарт был красные или зеленые, а этот был белый. Грязноватый слегка только. Но только слегка. В общем, чудо произошло. Зайдя на собственную помойку я стал обладателем автомата, который дарить мне не собирались… На сам деле Вовик этот вундеркинд был. Троечник по всем предметам кроме труда. А на день рождения он ждал от отца большой набор инструментов в ящике-чемодане. Настолько ждал, что говорил об этом много раз. И он его получил. И был счастлив. Так вот, о шоке. Был в те времена детский пластмассовый конструктор Юность что ли — желтый с красным. Из него можно было собирать недурственные автомобили. На винтах и гайках, тоже пластмассовых. Гайки желтые, а винты черные. Ну и оси пластмассовые с колесами на резине там тоже были. В инструкции кроме общего вида приводилась последовательность сборки. Там по моему, да и общему мнению, были такие навороты, что без схемы только по общему виду — голову сломаешь. Где какая деталь. Лично я результата достигал с трудом за весь урок. Отличником ведь тогда был. Круглым. А этот почти круглый троечник делал это за 15 минут не глядя в схему (уроки тогда по 45 минут были) — только по общему виду. Учительница очень удивлялась и смущалась. Еще один полный шок мне запомнился. Полезли мы с Вовиковой кампанией на крышу. Современную, плоскую, с будками лифтооборудования над подъездами. В этом доме будка шла от края и до края дома. Оставался только 20-сантиметровый бордюр между стеной будки и ничем. И вот эти пацаны глазом не моргнув ставят ногу на этот парапет, и вперед, к следующему пролету. Дом 10-этажный…
У меня растут года, будет и 16… Секите корку. Лежу, дремлю после завтрака. Врывается мамина подруга. Я ж на даче блин лежу. 60 км от Москвы. Тепло, светло и мухи в общем-то не кусают, шершни правда у нас под террасой живут — ну да уж, что ж. Вот папин возглас раздался — она ж даже не поздоровалась — это она уже ушла. Ну да уж, что ж. Рвем через полтора часа в аэропорт. Мама прилетает. Т.е. пехаем пол часа до станции, полтора на электричке, час в метро и полчаса маршрутка — плюсуем — три с полтиной. Здравствуй мама, новый год. Два дня в квартире никто трубку не берет. Перенесла рейс с воскресенья на среду. А я то думал, что еще пару дней поживу дома императором всея квартира. Сегодня думал ехать. Вот и поеду. А подруга на машине с мужем прикатила. (Это мы с папой думали, что с мужем, а потом оказалось, что с сыном, просто мы не видели машины.) Единственный вариант с ее стороны был — мы вообще не едем, едет она встречать свою любимую подругу. Нормально. Т.е., с нами она ничего общего желать не имеет. Вот она, жизнь безлошадная… Т.е. с легкой подачи подруги, если у нас с отцом муссоны временами дуют, то уж к бабушке внук ну никак приехать не может. Бабушка дала два яблока — чтоб маму угостить. А три, говорит, клала сюда — показывает на свою постель, — да видно, папа взял. Дур-с-дом-с for eve. Так и живем! P.S. Да и смога пожарного на нашем направлении нет — ляпота! Не то что в Москве — через три дня провожу рукой по девственным местам обеденного стола — рука черная. В саже. “… после этого шампуня волосы у вас становятся шелковистые, блестящие и волнящие…” — живая реклама в электричке.
Обрубилась мне свеча: Я на дачу ехал плача, а возвращаюсь хохоча…
Печенье к чаю 21? 23? 06.2002 (Конфетки-бараночки?)
25.07.2002 25-40
Ночь на пороге лесов. Штуттгардский драматический театр
