С его стороны:
Полтора года назад, в момент нашей с ней первой встречи в поезде, никто и подумать не мог, что все обернется так, что нам невольно придется вступить в военные действия и сражаться за свободу в небе. Мне довелось уйти на фронт первым. Последний день перед моим отъездом мы проводили с ней в молчании, которое хранило во мне надежду на то, что мы еще встретимся. Мы оба знали, что война когда-нибудь закончится. Не могли мы быть уверены только в одном – вернемся ли мы живыми...
В тот день Лилия рассказала мне, что записалась добровольцем в боевую эскадрилью, решив последовать за мной на поле боя. Первоначально мне казалось немыслимым услышать подобное, хотя ничего другого ожидать и не стоило. Я волновался за неё. Однако, несмотря на довольно немалый летный стаж Лилии и успешное прохождение учений, война и настоящие боевые вылеты были далеки от тренировочных полетов. Там, в небе над Британией, всё было взаправду.
Когда дождь закончился, мы вышли на парковую аллею и направились в сторону деревенских домиков, белеющих на горизонте.
– Значит, завтра уезжаешь? – вздохнула Лили.
Я лишь кивнул головой в ответ и после недолгой паузы поинтересовался:
– А ты?
– Через неделю. Но мне пока еще толком и не сказали куда. Знаю только то, что на данный момент приписана к 615 эскадрилье.
Сквозь густые кроны деревьев начали пробиваться косые солнечные лучи. Мы осторожно перешагивали маленькие лужицы и, не спеша, шагали дальше по размокшей от недавнего дождя земле. Её промокшая челка неровными рыжими прядями ниспадала на лоб, ноги путались во влажных складках юбки, а зеленые глаза смотрели куда-то вдаль. Миновав остановку автобуса, мы, наконец, вышли на проселочную дорогу, с обеих сторон которой тянулись огромные поле с деревянными ангарами и ветряными мельницами...
С её стороны:
Знаете, эти ночи перед расставанием..., они как горячий шоколад: такие же сладкие, темные, густые, жгучие, и так же быстро заканчиваются.
Утро в тот день выдалось прекрасное. Небо было чистое-чистое, и птицы насвистывали свои звонкие и манящие трели в кронах ветвистых деревьев. И казалось, что повсюду мир, что нет никакой войны... Мы пили на завтрак черный чай из небольших керамических кружек с цветочными узорами и сонными глазами смотрели в окно, сквозь которое в комнату проникали первые утренние солнечные лучи, косой полосой тянувшиеся от занавесок до кухонного столика. А из открытой форточки доносился аромат свежей выпечки.
Несмотря на упрямство Вильяма, я подбросила его до вокзала, хотя багаж-то был небольшой – всего один чемодан, набитый его скромными пожитками. Но последние минуты мне хотелось провести именно с этим человеком... Уже в тот момент я поймала себя на мысли о том, что даже не знаю, кем он мне теперь приходится: другом, любимым другом..., или же просто любимым? А он просто ответил, что не стоит спешить, что у меня еще будет время поразмыслить над этим.
– А когда я вернусь, ты скажешь мне то, что хотела сказать и то, что мне так хотелось услышать. Я буду ждать этого момента и непременно вернусь живым! – он улыбнулся на прощание, крепко обнял меня и, поцеловав в щеку, запрыгнул в вагон загудевшего поезда.
На вокзале в тот день было очень большое количество женщин, детей, молодых парней в военной форме. Люди уезжали, провожали родных на фронт. Длинные железнодорожные составы издавали звонкие гудки, из вагонных окон выглядывали солдаты, курили и разговаривали с теми, кто оставался стоять на платформе. Сизый дым сигарет поднимался высоко вверх и таял. Носильщики грузили вещи. Тяжелые тележки с жутким металлическим лязгом проносились по перрону, подталкиваемые своими хозяевами. В целом – все как всегда, если не учитывать того факта, что эти поезда уходили на войну...
Мы держали друг друга за руки, как вдруг массивный состав дернулся и, издав протяжное шипение, медленно двинулся вперед, грохоча колесами по рельсам. Еще какое-то время я шла за поездом, не отпуская руку Вильяма, но стальная махина набирала ход, и в ту секунду, когда пальцы наши расцепились, я почувствовала, как во мне будто бы что-то оборвалось, словно в этот миг я теряла часть себя. Он махал мне рукой, свешиваясь из дверного проема тамбура, что-то кричал, но звуки пропадали в дыме и шуме вокзала. Теперь и я улыбалась ему в ответ, не имея возможности расслышать реплики, и утирала ладонью невольно выступившие слезы...
***
Небо огромное..., чистое и бесконечное. И хватит его определенно на всех. Оно благосклонно к нам, в особенности к тем, кто рискнул покорить его ясную синеву под шум пропеллера и свист ветра. Небо всегда будет рядом..., ближе, чем мы думаем..., всегда приберет к себе в конце пути и укутает в перину облаков, поддержит слезами в момент, когда тебе одиноко. Небо – это то, что начинается во мне, в моих и твоих глазах, в каждом из нас. Мы все частички голубой бездны, разлившейся над нашими головами. Небо – это наш шанс расправить крылья и пронестись над миром от горизонта до горизонта, в мирное время или военное. И мы, словно слепленные из тетрадных листов бумажные голуби, спешим как можно скорее встретиться с ним....
