С одной стороны, Болонская система - "за все хорошее"

согласно декларации 19 июня 1999 г., болонская система предусматривает:

- одинаковую для всех стран систему ученых степеней, которая состоит из двух уровней – бакалавра (3 года) и магистра (2 года). Первый уровень ориентирован на удовлетворение рынка труда, второй – на научные исследования;

- зачетную систему, согласно которой для успешного окончания курса необходимо накопить определенное количество учебных часов (т.н. кредитов). Кредиты можно получать порциями в разных вузах стран-участниц;

- учебу на протяжении всей жизни, т.е. повышение квалификации или переквалификацию согласно спросу на рынке труда;

- автономность вузов, т.е их независимость от государства как в финансовом плане, так и в плане образовательных решений.

То есть хорошо - единство образовательного простаранства, мобильность, вероятно - перенос опыта


А  с другой   - это система такой стандартизации образования, что побеждает то, что ниже среднего.

В мае Национальный союз студентов Европы (ESIB) представил исследование, названное авторами «Черной Книгой Болонского процесса» (The black book of the Bologna Process). Книга создана на основании материалов, предоставленных студентами из 31 страны-участницы процесса, включая Италию, Францию, Великобританию. Книга перечисляет многочисленные провалы реформы. Здесь речь идет о неэффективности кредитной системы, о проблемах со структурой бакалаврата-магистратуры, о недостижимости мобильности. Почти все новое и привлекательное в Болонской системе, во-первых, на практике оказалось абсолютно недееспособным, во-вторых, успело «заразить» этой недееспособностью традиционно сильные стороны высшего образования.

Норвежская студенческая  группа Norsk Studentunion (NSU),  называет главными чертами Болонского процесса:
коммерциализацию высшего образования, его ориентацию сугубо на потребности рынка, глобального капитала, сознательное снижение уровня массового образования (магистратура рассчитана на очень небольшой процент учащихся, большинство же ограничивается 3 годами учебы), фрагментацию знаний, дающую в результате отсутствие критического мышления и безусловное навязывание мировоззрения, основанного на рыночной экономике. 

Я бы добавил, что и школа, готорая создает "заготовки" для такого образования - тоже деградирует.

Причем, как водится, в России такая деградация может оказаться круче крутой.


Приведу несколько высказываний:

Анатолий Вассерман:

"Единственное, что немного утешает, так это то, что на пагубном пути мы не одиноки. Система образования разрушается не только у нас, но и в большей части стран, когда-то считавшихся цивилизованными. Причина очевидна. Я уже не раз говорил: сложившаяся на Западе социально-экономическая система не умеет зарабатывать на умных, а политика не умеет умными руководить. Потому и рынок, и политика всею своею мощью работают на оглупление народа. Жаль, что мы пошли тем же путём...

К Болонской системе я отношусь как к преступлению против человечества. Как известно, нет ничего практичнее хорошей теории. Исходя из этой очевидной истины, в высших учебных заведениях с незапамятных времён начинали с преподавания теоретических основ, а потом, опершись на них, сообщали некоторые конкретные сведения, важные для освоения избранной специальности.

Болонская система переворачивает образование с ног на голову. Для получения титула бакалавра приходится четыре года заучивать практические профессиональные рецепты, не зная стоящей за ними теории. Магистром можно стать после двух лет углублённого изучения теории, когда немалая доля практических рецептов уже полузабыта из-за неупотребления. Таким образом, за шесть лет усваивается меньше, чем при классической системе за пять.

Болонизация нашей страны вдвойне преступна. Она ведётся под лозунгом признания на Западе наших дипломов. Но может ли нынешняя Россия тратить силы и средства на то, чтобы её лучшие умы сразу после обучения покидали страну, не сделав для неё ничего полезного? Я уж и не говорю о том, что наши специалисты востребованы на Западе именно потому, что там уже вкусили многие– хотя пока далеко не все– горькие плоды болонизации. Как только мы ухудшим своё образование до европейского уровня, окажемся там никому не нужны.

 

Разумеется, по инерции остались ещё отдельно стоящие хорошие школы — покуда их даже и немало, — ну так какие-то островки жизни уцелели бы и после ядерной зимы. Школы как института формирования нации — нет, и осколки его рассыпаются на глазах прямо сейчас. Совсем скоро явное большинство школ в стране будет конторами по дневной передержке детей: чтобы по подвалам клей не нюхали; типовой выпускник будет неучем, не умеющим учиться, — то есть неучем пожизненным. Глупо говорить, что время для решения проблем школы упущено (хотя оно, конечно же, упущено): никто не проиграл, пока никто не выиграл. Наша страна не может существовать без сильной системы образования; на глобусе мы есть; стало быть, захотим жить — волей-неволей создадим школу заново. Но процесс этот не сможет и начаться, пока не признана открыто трагичность положения, не названы вслух причины случившейся со школой и с нацией беды.
...
Исток главной беды в том, что школу лишили самостоятельного значения. Она перестала быть самодостаточным и самоценным периодом в жизни взрослеющего человека; весь смысл её свёлся к тому, чтобы подготовить ученика к поступлению в вуз. Внешне это выразилось в воцарении ЕГЭ; недаром реформаторы образования видят своё главное свершение именно в едином экзамене — он и впрямь оказался фатальным. Имеющая собственный смысл школа оценивала своего выпускника на собственных выпускных экзаменах — выпускника «школы — ступеньки в вуз» проверяют на ЕГЭ, экзаменах одновременно выпускных и вступительных. Как эта новация сказалась на вузах, вопрос отдельный, но школу она просто убила.
...
Принято говорить о егэизации школы — о том, как гиперзначимость ЕГЭ (от его результатов и только от них зависит и судьба ученика — и доход и репутация учителя) неостановимо уплощает обучение, превращая его в натаскивание. Это чистая правда, но не в том «таилась погибель» школы. И не в том, что логика такого натаскивания львиную долю усилий многих учителей и большинства мотивированных учеников неизбежно уводит из школы в репетиторство. Со всеми этими радостями школа могла бы уцелеть — стать хуже, но уцелеть. Погибель таилась в полной отмене выпускных экзаменов. То есть поначалу-то могло показаться, что они отменены частично: как же! ведь ЕГЭ по русскому языку и математике обязательны, и ещё что-то надо выбрать — и это тоже обязательно. Но очень скоро стало понятно, что это отговорки — во всяком случае, для всех предметов, кроме двух. Их все: что физику, что английский, что историю — если не хочешь, можно и не учить, и ничего тебе за это не будет. То есть ничего — если ты лодырь; если же ты собрался поступать, скажем, на экономический, то тебя за то, что ты забил на физику1 да химию, будут даже хвалить: ах, какой целеустремлённый. Тройку и в том и в другом случае как-нибудь натянут. Тут и учителя смекнули, что они, со своей стороны, могут не учить этим дисциплинам. Во всяком случае, не учить большинство учеников — всех, кто сам не выбрал этот предмет. И им тоже ничего за это не будет: ведь их зарплату определяет средний балл по ЕГЭ, а те, на кого они махнут рукой, его сдавать не пойдут и на средний балл не повлияют. Исключения, конечно, возможны — и наблюдаются; но как правило, где можно невозбранно не учить1 и не учиться — там и учить, и учиться постепенно перестают. И не надо себя утешать тем, что хоть по двум-то стержневым предметам итоговое испытание осталось обязательным. Увы, с русским языком и с математикой происходит практически то же, что с какой-нибудь химией, — только выяснилось это чуть позже.
....
Почему отчаянность ситуации до сих пор так мало осознана в обществе? Да потому, что кто хочет учиться, тот — во всяком случае, в крупных городах — учиться пока может. Ключевое слово тут, к сожалению, «пока». Если оставить в стороне репетиторство всех родов, к обсуждаемой теме почти не имеющее отношения, то число школ, пригодных для получения настоящего образования, с неизбежностью будет сокращаться. Потому, например, что проводимая в последние годы политика прямо враждебна к сколько-нибудь выдающимся школам. Подушевое финансирование и так бы их погубило, но на помощь ему поспело и бредовое убеждение многих начальников, будто само существование элитных школ противоречит священному (и неисполнимому) принципу равнодоступности качественного образования. Пришибить хорошую школу не проблема, а создать новую труднее с каждым годом — прежде всего потому, что беда с учителями. В любой сколько-нибудь серьёзной дискуссии о проблемах школы можно услышать, что учителя (не все, конечно, — многие) плохо знают предмет, плохо и невнятно говорят, не владеют базовыми методическими навыками и так далее. Система педагогического образования в стране практически разрушена. Многие десятки педвузов чуть не во всех регионах страны за последние годы просто закрыты, выжившие либо ждут своей очереди, либо странным образом переформатируются. Теперь они будут готовить не специалистов, как прежде, а бакалавров; иными словами, из педвузов превращаются в педтехникумы — прекрасная основа для школы XXI века, что и толковать.

http://expert.ru/expert/2015/17/o-tom-chto-stalos-so-shkoloj/?44