ЗАПРЕТНЫЙ ХРИСТОС



                  1.

               СТРАДЫ

В граде сумрачном, в Московии;
Мне попы помост построили.

Сказы знать хотели тайные,
Эти каты окаянные.

Жгли огнём, на дыбе мучили,
Истерзали тело крючьями.

Да предали на Распятие,
Между страждущими татями.

Ликовала знать кремлёвская,
Чернь вся, да мразь поповская.

Зачитали всем веление,
Чтоб мне быть без погребения.

По совету Ваньки-каина
В ров свалили, на окраине.

Только чудо: Девы странные
Излечили ночью раны мне.

Да попрали, по Преданиям,
Смертью смерть, святым лобзанием.

И кружась в радельном круге,
Пели: Он воскресе, други!

Приступая к повествованию о деятельности сего незаурядного религиозного деятеля, а также освещению его прелюбопытного учения, мы невольно вступаем в зону риска и безусловного непонимания со стороны некоторых наших читателей. С одной стороны обвинения в «жидовствующей ереси» просто неизбежны, с другой — неминуем упрёк в профанизации каббалистической доктрины. Сие хорошо. Значит, мы затронули весьма чувствительную струну.

Якова Франка ненавидели его соплеменники. Да и ныне при одном упоминании о нём как-то поёживаются даже такие продвинутые в области иудейской мистики, как Гершом Шолем. «Яков Франк, — пишет Г. Шолем, — это мессия алчущий власти; ибо властолюбие воистину владело им в такой мере, что исключало какой-либо иной мотив его действий. Именно это и делает его личность столь привлекательной и вместе с тем столь низменной».

Христианский же лагерь, несмотря на разоблачения Яковом Франком талмудизма и принятия Христианства, относился к нему с явным недоверием, усматривая в его действиях только уловки хитрого иудея.

Тема же «кровавого навета», в кою Франк внёс и свою изрядную долю, ставит на нём ещё и пресловутое клеймо политнекорректности.

Так что перед нами очередной «самый порочный человек», продолжающий линию запрещённых персонажей, провокаторов великого Поиска, авантюристов Духа. От себя добавим, что сия линия является инициатической, для тех кои не страшатся двигаться в сумерках апостасийного мiра. Заметим и то, что готовы принять хуления теплохладных. Что нам до них. Мы пришли попрать их законы.

Читать далее

Источник:

Сонеты Великого Делания

I                              NIGREDO      Сквозь сумерки нам явственен распад,      Щекочет ноздри запашок гниенья.      Пришли мы в зачумлённый Град,      Где бродит Дама зачумленья.      Сию Избранницу боится даже Ад.      Трепещут бесы… Страшно зараженье…      И Дамы сей, почуяв приближенье,      Врата пред нею Ада затворят.      Вот реет падальщик среди ажурных башен,      Как будто чёрной мантией украшен;      Добычу пристально выглядывает он.      Он даже падали зловонной страшен.      И стелется лишь погребальный звон,      Как пепел над безмолвьем пашен.

II                              ALBEDO      Мы покидаем зачумлённый Град,      Нам нужно в горы удалиться.      Потребен нам лишь горный водопад;      Омыть тела… Воды напиться…      Там в ледяной покоится гробнице      Принцесса… Бел её наряд.      Но суждено ей пробудиться      Для Одного… Свершившего обряд.      И вот лишь Двое странствуют к вершине,      К восходу Солнца в ледяной пустыне,      Дабы молитвенно склониться перед ним.      Сие мы таинство от смертных утаим.      Им не понять, что перед ними ныне.      Кто Серафита здесь, кто Серафим.

III                               RUBEDO      Одежды сбросим. Чужд наряд      Взошедшим на Фавор преображений.      Мы в панацею превращаем яд      В Победу – горечь поражений.      Войдём в Огонь. И пусть тела сгорят,      Уже за гранью плотских исступлений.      Мы сочетаем браком Рай и Ад;      И алым Фениксом уходим от пленений.      Сгорая, шествуем, идя путём Огня      И возрождаемся, чтобы сгореть любя,      Уже в другом, неведомом эоне.      И вот, являя двуединость бытия,      Резвится, как положено, на троне,      Царь Мiра – венценосное Дитя.

ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ВЕЧНОСТЬ


Никогда еще не встречал я женщины, от
которой хотел бы иметь детей,
кроме той женщины, что люблю я:
ибо я люблю тебя, о Вечность!
Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра.

Образ возлюбленной – Вечности –
встретил меня в горах.
Андрей Белый. Образ Вечности

                          1

Если я скалы люблю, ветер и бурное море,
Если я молния в тучах с отблеском вечного «Да»;
Как не могу не смеяться, здесь, на вершине утёса,
Как не любить мне раскатов, рокота вспененных волн?
Знаю, блажен, кто несёт вихрь в себе и восторги,
Кто стремится зажечь все молниеносным лучом.
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                          2

Гнев мой разрушит могилы, в пропасть обрушит скрижали,
Он очистительным вихрем кладбищам мысли грозит.
Старых удушливых склепов он на земле не оставит.
Те, кто клевещут на мiр, право, исчезнуть должны.
В храмах минувших кумиров пусть расцветает шиповник.
Скучные своды разрушьте, небом любуйтесь сквозь них.
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                          3

В кости играл я с богами, так что земля содрогалась,
Своды дрожали от новых творческих слов и идей.
Столик игральный весь мiр – смело бросайте же кости,
Ведают Боги: Судьба любит всегда игроков.
Смейтесь же дети земли, хохотом творческих молний,
Помня о том, что за ними долгий последует гром.
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                          4

Кубок я осушил пьяной и вспененной смеси,
В нём сочетания все, пряности нашей земли.
Боль и страдания в нём, нега и тихое счастье,
Радости всех поражений, муки и горе побед.
Будьте, прошу вас крупицей, той искупительной соли,
Что трансформирует вещи, словно великим огнём.
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                          5

Море люблю я и всё, что на море хоть как-то похоже,
Спорить мне сладостно с ним, радость я в том нахожу.
Пусть к берегам не открытым гонит меня ураганом,
Я не боюсь ничего, ведь мореплаватель я.
Берег исчез – восклицает мое ликованье, -
Тяжкие цепи спадают, смелое сердце, вперед!
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                           6

Знайте мою добродетель, то добродетель танцора;
Ну-ка скажите, прошу вас, как вам мое фуэте?
Злоба моя, странная, право же злоба,
В куще она поселилась лилий и пурпурных роз.
Пусть все тяжёлое будет легкостью майского ветра,
Каждый пусть будет танцором, птицей пусть будет любой.
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю; с Вечностью я обручён.

                          7

Ясны мои небеса, светлы просторные дали;
В них я играю, смеясь, с птицей свободы моей.
Птица мне та говорит: Знай, нет ни верха, ни низа…
Пой же мой легкий любовник и перестань говорить.
Брачный нам пир уготован в кольцах сплошных Возвращений.
Полдень великий настал; радуйтесь, дети земли!
Я не встречал ещё женщин, способных родить мне ребенка,
Ибо я Вечность люблю, с Вечностью я обручён.