Аноним 19/09/16 Пнд 18:14:02 №136506339
хоть и паста, но годно
Хорошо помню этот день. Мне было лет шесть, было солнечное жаркое лето, была суббота и мы с мамой пошли гулять. Собирались мы забраться на сопку наш поселок находится в долине и окружен довольно высокими, но не очень крутыми сопками, поросшими кедровым стланником, развести там костерок, вскипятить чай – в общем, посидеть на природе. По дороге зашли в магазин. Это был большой универмаг из разряда «есть все» -- одежда, телевизоры с магнитофонами, игрушки, какая-то бижутерия и косметика, радиодетали… Маме надо было с кем-то, кто там работал, поговорить, а я в это время ждал и изучал витрины, до которых мог дотянуться носом. А потом я увидел, что за окнами что-то изменилось.
Я кинулся к окнам. То, что я увидел, меня потрясло и поразило – на угольно-черном, расчерченном яркими линиями небе бешено сияло ослепительное солнце. Линии постоянно перемещались, пропадали, появлялись новые. А из-за сопок вставало второе, гигантское черное солнце. Оно тоже состояло из таких же линий, но они были неподвижны – оно было нарисовано ими на небе. Как детский рисунок – круг вернее, часть его и миллионы лучей и лучиков, которые
переливались всеми цветами.
Я закричал – мол, смотрите, что это такое? Но меня ухватили за плечи, оттащили от окна. Мама закрыла мне глаза руками, говорит – не смотри, нельзя на это смотреть. И голос перепуганный. Я тоже испугался, спрашиваю – почему нельзя смотреть, там же интересно так было, что это такое, мама?! А она – молчи, не спрашивай, не надо. Нельзя об этом. Потом руки от глаз отпустила. Я смотрю, в магазине завесили окна плотными шторами, свет зажгли. Еще много людей набилось, голоса взволнованные, шепот, а потом как-то стали затихать и только тревожные взгляды. В подсобке звонил телефон, там в трубку кто-то кричал в тишине, которая вдруг стала звенящей, когда бросили трубку.
Я не помню, сколько мы там провели времени. Было душно и жарко, некуда было присесть, хотелось есть и пить. Крепкие мужчины сменяли друг друга у закрытой на засов двери – молча, как смена караула. В тишине было слышно, как снаружи доносятся далекие гулкие удары. С каждым ударом становилось все более жутко. А потом еще погас свет. Принесли свечи, но легче не стало – хотелось не смотреть на шевелящиеся повсюду тени и сгустки темноты по углам.
Потом кто-то застонал и вновь побежал шепот: сердце… лекарство … надо скорую… они не поедут… не доберутся… умрет… сами.. нет… свет дайте… телефон… пустите к телефону…. Кто-то пробирался в подсобку, звонить в скорую. Кто-то ругался у выхода, плакал, умоляя выпустить. Вдруг громким голосом прозвучало:
– Дура, сгоришь и все, не добежишь!
Потом я, кажется, уснул…
Я проснулся и сразу понял, что дома, на диване. Была темнота, но в окно был виден соседний дом, где в паре окон дрожал свет. Я позвал маму – она сидела на кухне. Начал расспрашивать – мам, ну что это было, скажи… До сих пор отчетливо помню этот злой ледяной полушепот, которым мама меня отчитывала, говоря, чтобы я никогда больше не вспоминал и не спрашивал про это. Ни у нее, ни тем более у кого-то еще. Иначе нам не жить, не ей, ни мне. Забудь. Замолчи. Заткнись…
Лет пять назад я подумал, что прошло уже достаточно много времени. Стал маму расспрашивать. А она в слезы… Побледнела. Ее заколотило от дрожи. Я так ничего и не узнал и видимо не узнаю.
А временами мне снятся кошмары. Там на черном, как в космосе, небе сияет бешеное солнце. А под ним второе – огромное черное нарисованное на небе солнце.