Вот пианино. Клавиатура начинается и кончается. Клавиш всего 88. Они не бесконечны - ты бесконечен и бесконечна та музыка, что извлекаешь из клавиш. Мне это нравится. Только так я могу жить. (c)

- Почему решили заняться антигосударственной деятельностью?
- Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, - сказал Кетшеф. - потому что любил свою жену и своего ребенка. Потому что вы убили моих друзей и растлили мой народ. Потому что всегда ненавидел вас. Достаточно?
- Достаточно, - спокойно сказал бригадир. - Более, чем достаточно.

_________________________

Номер семьдесят три – тринадцать вошел и сел на табурет. Он тоже был в наручниках, хотя одна рука у него была искусственная – сухой жилистый человек с болезненно-толстыми, распухшими от прокусов губами.
– Ваше имя? – спросил бригадир.
– Которое? – весело спросил однорукий. Максим даже вздрогнул: он был уверен, что однорукий будет молчать.
– У вас их много? Тогда назовите настоящее.
– Настоящее мое имя – номер семьдесят три – тринадцать.
– Та-ак… Что вы делали в квартире Кетшефа?
– Лежал в обмороке. К вашему сведению, я это очень хорошо умею. Хотите, покажу?
– Не трудитесь, – сказал человек в штатском. Он был очень зол. – Вам еще понадобится это умение.

Братья Стругацкие "Обитаемый остров"

Мы жили далеко от дома, я и моя сестренка, которой было пять лет.
Чтобы она не забывала родных, раз в месяц я приводил сестренку в нашу холодную спальню, сажал на кровать и давал конвертик с фотографиями.
- Смотри, Люда, вот наша мама, она дома. Она сильно болеет.
- Болеет… - повторяла девочка.
- А это наш папа. Он на фронте фашистов бьет.
- Бьет…
- Вот это тетя. У нас неплохая тетя.
- А здесь?
- Здесь мы с тобой. Вот это Людочка, а это я.
И сестренка хлопала в крошечные синеватые ладошки и повторяла:
“Людочка и я, Людочка и я”.
Из дому пришло письмо. Чужой рукой было написано о нашей маме, и мне захотелось бежать из детдома куда-нибудь. Но рядом была моя сестренка. И следующий вечер мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели фотографии.
- Вот наш папа, он на фронте, и тетя, и маленькая Людочка…
- А мама?
- Мама? Где мама? Наверное, затерялась. Но я потом найду. Зато смотри, какая у нас тетя.
Шли дни, месяцы. В морозный день, когда подушки, которыми затыкали окна, покрывались пышным инеем, почтальонша принесла маленький листок. Я держал его в руках, и у меня мерзли кончики пальцев. И что-то коченело в животе. Два дня я не приходил к сестренке. А потом мы сидели рядом, смотрели фотографии.
- Вот наша тетя. Посмотри, какая у нас удивительная тетя. А здесь Людочка и я.
- А где папа?
- Папа? Сейчас посмотрим.
- Затерялся, да?
- Ага, затерялся.
И сестренка переспросила, подымая чистые испуганные глаза:
- Насовсем затерялся?
Шли месяцы, годы. И вдруг нам сказали, что детей возвращают в Москву к родителям. Нас обошли с тетрадкой и спросили, к кому мы собираемся ехать, кто у нас есть из родственников.
А потом меня вызвала завуч и сказала, глядя в бумаги:
- Мальчик, здесь на некоторое время остается часть наших воспитанников, мы оставляем и тебя с сестренкой. Мы написали вашей тете, спрашивали, может ли она вас принять, она, к сожалению… Мне зачитали ответ.

В детдоме хлопали двери, сдвигались в кучу топчаны, скручивали матрацы. Ребята готовились в Москву. Мы сидели с сестренкой и никуда не собирались. Мы разглядывали фотографии.

Мне пятнадцать лет. Мы, пятнадцатилетние, считаем, что это самый лучший возраст. Пятнадцать лет - это лето круглый год, солнце в пасмурном небе... В пятнадцать лет ты уже взрослый человек, но еще ребенок. Мы любим играть. Играть в куклы, в прятки, в жизнь.
А жизнь - это убегающие в даль секунды, минуты, часы, дни, года... В нашем возрасте их не замечаешь. А когда заметишь, оглянешься назад, то можешь обнаружить, что случайно наступил на чью-то жизнь. Хорошо, если только немного задел, а ведь мог наступить крепко, приплюснуть, раздавить. Мы жестоки. И наша пятнадцатилетняя жестокость - просто ответная реакция на время. Мы не виноваты. Время нас сделало такими.
(c)Е.Р.

Когда не о чём говорить, говорят о погоде... когда не чем гордиться, гордятся возрастом... когда некого любить, любят одиночество... (с)

За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой
костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при
галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником не
было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм
был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила
кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над
воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:
-- В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю.
...
-- Проша! где вы?
-- Кто вам тут "Проша"? -- осведомился надменно костюм, еще глубже
заваливаясь в кресле.
-- Не узнает! Меня не узнает! Вы понимаете? -- взрыдала секретарь.
-- Попрошу не рыдать в кабинете! -- уже злясь, сказал вспыльчивый
костюм в полоску и рукавом подтянул к себе свежую пачку бумаг, с явной целью
поставить на них резолюцию.


Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"

Chris Massoglia & Josh Hutcherson



Michael J. Fox




Алексей Чадов