ТОТЕМИЗМ

Религия аборигенов наиболее подробно рассматривалась Спенсером и Гилленом [1938], Радклиффом-Брауном [1945; 1952], Уорнером [1937-1958], Элышном [1933; 1954], Р. Берндтои [1951а и 1952а], Штреловом [1947], Станнером [1958; 1959- 1961]. Все согласны с Дюркгеймом [1915-1954], что сущность религии аборигенов составляет тотемизм. Религия аборигенов фактически получила название тотемической, и на эту тему было написано много трудов, основанных на информации, полученной из вторых рук. Классическая и блестящая работа Дюркгейма имела именно этот недостаток. Она не только была написана непосредственного ознакомления с аборигенной Австралией, но и страдала также от ограниченности источников информации. Радклифф-Браун полностью полагался на теоретическую работу Дюркгейма. Однако данный труд не имеет своей целью дать критический анализ работ этих авторов. Следует ознакомиться также с работами Шмидта [1909; 1926-1935], Рохейма [1925], Хэкеля [1950].

Тотемизм - термин сложный, поскольку его употребляли в различных значениях. Однако он глубоко укоренился, и любая попытка заменить его другим лишь увеличила бы путаницу. Определение тотемизма, данное Элькином [1954, с. 133], является наиболее удачным из всех имеющихся: \"Взгляд на природу и жизнь, на вселенную и человека, взгляд, характеризующий мифологию аборигенов и влияющий на их социальные отношения, питающий их обряды и связывающий аборигенов с прошлым. Он связывает аборигенов с явлениями природы и ее обитателями в единое целое, составные части которого дают друг другу жизнь\". И добавляет: \"Тотемизм - это система взаимоотношений между индивидуумом или группой индивидуумов и объектом природы или одним из ее животных или растительных видов как частью природы\". В общих чертах сущность тотемизма заключается во взгляде на мир, в соответствии с которым человек является неотъемлемой частью природы, не имеет резких отличий от других живых видов и обладает той же жизненной сущностью. \"Вначале\" различные животные, растения и человек еще не имели тех форм, в которых мы знаем их в настоящее время. Они были аморфными существами. Это были или не совсем люди, или сверхлюди, в зависимости от нашего взгляда на них. Жизненная сущность, которой они обладали, проявлялась не только в человеческой форме, но и в форме других живых существ, растений или даже неодушевленных предметов. Предок-гоана мог выглядеть как обычный человек, но одновременно обладал потенциальной способностью изменять свой облик и принимать обличье гоаны. Такое отождествление человека и животных, растений или предметов в мифическом прошлом, является источником представлений об их тесной близости в настоящем. Именно благодаря соединению человека и гоаны в одном существе в мифические времена, как говорят аборигены, в настоящем существует особая связь между определенными людьми и определенным видом гоаны.

Единство человека и его природного окружения всеобъемлюще, однако оно выражается в ограниченных связях, имеющих личный или узкогрупповой характер. Предположим, совершается определенный обряд с целью увеличить количество гоан; он, как правило, не заключается просто в выполнении ряда действий, которые повлекут за собой желаемые результаты, хотя иногда и может так показаться. Считается, что обряд будет эффективным при условии близости между одним или более представителями этого сообщества, где проводится обряд, и мифическим предком - гоаной. В связи с этим продуцирующие обряды, в основе которых лежат тотемические представления, чаще классифицируются как религиозные, нежели как магические, или по крайней мере - кaк религиозно-магические.
Личное имя может быть обязано своим происхождением тотему, с которым связан индивидуум, часто обрядовому пли культовому тотему, приобретенному или унаследованному от его (ее) отца. А по условиям определенных табу, связанных с оплакиванием усопшего, его ближайшие родственники должны избегать употреблять в пищу или использовать как-то иначе растения или зверей, которые были тотемами покойного и которым он был обязан происхождением своего имени, или должны подобрать для них новые названия. В качестве тотемов могут фигурировать не только животные, птицы, пресмыкающиеся, растения, солнце, луна и т. п. В соответствии с тем, как был приобретен тотем, им может оказаться новорожденный младенец, какой-то дух, участок земли, священный предмет или даже такие понятия, как жара, холод, рвота, половое сношение, различные болезни. У индивидуума может быть один главный тотем и несколько второстепенных.

Представления, характеризующиеся в широком смысле как тотемические, могут принимать различные формы. Их можно классифицировать по схеме, предложенной Элькином [1933; 1954, с. 136-155]. Мы будем придерживаться этой схемы. Но это не значит, что все названные виды тотемизма мы найдем в каждом сообществе аборигенов. Не всегда сами аборигены различают все эти категория. Виды тотемических представлений не исключают друг друга. В ряде районов для них приняты отдельные названия.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ТОТЕМИЗМ

В случае индивидуального тотемизма в особых отношениях с живым видом или каким-либо представителем вида находится всего один человек. Отношения эти личные, их обычно ни с кем не делят и не передают по наследству, хотя последнее не исключается: тотем может быть передан юноше при инициации, как это делается в племени вурадьери [Хауитт, -1904, с. 144]. Элькин назвал один вид индивидуальных тотемов \"тотемами-помощниками\", когда определенное тотемическое Животное или какое-нибудь другое существо считается \"близким\", вторым \"я\" знахаря и \"помогает\" ему в его магических делах. В том же племени вурадьери знахарь может увести из основного лагеря ребенка лет десяти или двенадцати и \"вселить\" в него с помощью магического пения тотема-помощника (бала,- или царавадъева, что значит \"мясо\", или \"тотем внутри\", или \"дух животного\"). В этом случае бала по своему происхождению является патрилинейным. Хауитт я Эль-кид [1933] утверждают, что это широко распространено в Новом Южном Уэльсе. В Центральной, Северной и Северо-Западной Австралии знахари считаются тесно связанными с духами змей, которые, в свою очередь, ассоциируются с мифической Радугой. На западе п-ова Арнемленд существуют создатели песен или певцы, специализирующиеся на песнях, в которых речь идет о современных людях (см. главу X). Такой певец обычно приписывает авторство каждой новой песни ненаследственному \"близкому\" духу или тотемическому животному, пропевшему ему эту песню во сне.

ПОЛОВОЙ ТОТЕМИЗМ

Каждый пол может иметь свою эмблему, например птицу, зверя и т. д., которая традиционно свидетельствует об общности лиц одного пола, отделяющей их от индивидуумов противоположного пола. Ранить или убить такое тотемическое животное - значит бросить вызов членам того пола, с которым животное ассоциируется; нападение на тотемическое животное рассматривается как нападение на человека. Наиболее значительный пример полового тотемизма дается Хауиттом [1904, с. 148- 151]. В племени курнаи (Гивспенд) есть две такие эмблемы - две птицы: одна - тотем мужчин, другая - женщин, причем и те и другие считают этих птиц соответственно старшим братом и старшей сестрой.
У аборигенов курнаи принято заключать брак после побега молодых; девушкам разрешено отвергать нежелательных претендентов. Не идентичность мужских и женских тотемов помогает преодолеть скованность и застенчивость вступающих в брачный возраст молодых людей. Старые женщины племени могут удалиться из лагеря и убить птицу, являющуюся мужским тотемом, а затем с вызовом продемонстрировать ее. Это приводит мужчин в ярость, и между молодыми мужчинами и женщинами начинается потасовка. Позже молодой мужчина может встретить молодую женщину и назвать ее именем женского тотема, спросив, чем питается ее тотем-сестра. Ее ответ может быть: \"Она ест кенгуру\" или \"Она ест поссумов\". Это означает формальное согласие вступить в брак, после чего молодые совершают побег. Как отмечает Элькин [1933, с. 132], хотя подобный обычай встречается и в других местах, \"в основном он характерен для юго-востока Австралии, где распространены матрилинейные половины и матрилинейные социальные тотемические кланы\".

ТОТЕМИЗМ ПОЛОВИН

В главе I мы рассматривали разделение на половины - матрилннейные и патрилинейные. Каждая половина может признавать особую связь с каким-нибудь существом - животным, птицей и т. д., которое покровительствует членам этой половины. Это широко распространено у аборигенов Австралии. Наиболее характерно это, как подчеркивает Элькин, для юго-восточных (Хауитт, Дж. Мэтью и другие приводят примеры) и юго-западных областей страны. Во многих случаях тотемизм половина проявляется в других формах. На северо-востоке п-ова Арпемленд, к примеру, все, что есть в природе (звери, птицы, луна, солнце, реки, камни и т. п.), равно как и все мифические образы, распределено между двумя половинами. С каждой половиной связаны сотни предметов, которые можно было бы обозначить как тотемичесние. Матрилинейные половины западной части п-ова Арпемленд подразделяются на фратрии, каждая из которых ассоциируется с одним или несколькими тотемами.

ТОТЕМИЗМ СЕКЦИЙ И ПОДСЕКЦИЙ

Как мы помним из главы II, ряд австралийских племен делится на четыре или восемь категорий на основе косвенного матрилинейного счета происхождения. Каждая из этих категорий может традиционно ассоциироваться или отождествляться с одним или несколькими явлениями природы, животными, растениями и т. д., представляющими членов каждой из этих групп и отличающими их друг от Друга. На востоке Кимберля родственные связи носят тотемический характер [Элькин, 1933, с. 136]. На северо-востоке Арнемленда у каждой подсекции имеется несколько ассоциирующихся с ней тотемов: в подсекции вамуд это клинохвостый орел, в бураланг - горный кенгуру, цапля, альбатрос, валлаби и т. д. Поскольку, однако, система подсекций - новшество для этого района, тотемизм подсекций не переплелся еще с культовым тотемизмом кланов и лингвистических объединений. На востоке Кимберли [Каберри, 1939, с. 196] отношение к тотемам подсекций (нарагу) \"не было отмечено каким-либо заметным уважением\". С ними не было связано и каких-либо табу, к ним относились просто как к тезкам.

ТОТЕМИЗМ КЛАНОВ

Клан, или группа людей, ведущих общее происхождение по мужской или по женской линии, может тоже считаться связанным особыми отношениями с одним или несколькими животными, растениями и т. д. Клановый тотем служит символом принадлежности к этому объединению как для входящих в него лиц, так и для членов других объединений, тотем клана может предупреждать людей о надвигающейся беде или опасности, он может также быть центром обрядовой жизни, будучи тесно связан с определенной территорией и мифологией.
Элькин [1933, с. 136-139] проводит различие между матрилинейным социальным клановым тотемизмом и патрилинейным. Первый из них распространен среди аборигенов на востоке Австралии, в Квинсленде, в Новом Южном Уэльсе, в западной части Виктории, в восточных областях Южной Австралии и на небольшой территории юго-западной части Западной Австралии. Общий термин для этих плановых тотемов часто переводится как \"плоть\" или \"мясо\", символизируя то, что человек и его тотем представляют собой \"единую плоть\". Одно из различий между матрилинейными фратриями западной части п-ова Арнемленд и матрилинейными социальными тотемическими кланами заключается в том, что принадлежащие первым из них тотемы не находятся в центре культовой жизни и не пользуются особым уважением членов клана. Примером социального кланового тотемизма является марду племени диери. Это фактически авункулинейный культовый тотем (т.е. тотем, который передается по линии брата матери); в этом племени существует также патрилинейный клановый культовый тотем биндара. Патрилинейный плановый тотемизм можно встретить в некоторых районах Западной Австралии, в Северной Территории, на п-ове Кейп-Йорк, в прибрежных районах Нового Южного Уэльса и Квинсленда, в центральной части Виктории, на северо-востоке Австралии, у аборигенов окрестностей оз. Эйр, в низовьях р. Муррей и в районе Куронга. Наиболее яркие примеры встречаются в последнем из названных районов, в племенах яралди, дангани и др. [Тэпли - м.: Вудс, 1879; Радклифф-Браун, 1918], и на северо-востоке Арнемленда [Уорнер, 1937-1958; Берндт Р., 1951а; 1952а]. А в восточной части Арнемленда несколько тотемических культов могут существовать в одном клане, связанном с несколькими лингвистическими объединениями (см, главу II). Менее ярко выражены, по все же встречаются комбинации тотемов в кланах Центральной Австралии.

ЛОКАЛЬНЫЙ ТОТЕМИЗМ

В этом случае группа людей обладает общим тотемом в силу того, что все они связывают себя с определенным участком земли, - другими словами, тотемическая группа строится по локальному принципу, а не по принципу родства или общего происхождения. Тотем или комплекс тотемов принадлежит определенному участку земли или каким-то образом связан с ним. Элькин [1933, с. 138-143] впервые отметил это, рассматривая тотемические кланы центральных и западных районов Южной Австралии. Часто, особенно на территории Большой пустыни Виктория, принадлежность к тотемической группе определяется местом рождения аборигена; в таком случае это является также тотемизмом по месту рождения. В силу того что по традиции роды почти всегда происходят на территории локальной группы отца, в этом случае следует говорить о патрилинейном локальном (культовом) тотемизме. Главное различие между локальным тотемизмом и патрилинейным культовым клановым тотемизмом заключается в том, что в первом случае вопрос происхождения не является первостепенно важным, несмотря на то что, как отмечает Элькин, \"существует тенденция превращения локального тотемизма в патрилинейный\". Наиболее яркий пример этого можно почерпнуть у племени аранда, но в этом случае принадлежность к локальной культовой тотемической группе определяется местом зачатия, а не местом рождения. Это значит, что человек, в силу того что его зачатие, как считается, произошло в определенном месте, которое мифология связывает с определенным тотемом или священным мифическим существом, получает этот тотем и принадлежит к соответствующей тотемической группе. Элькин отмечает, что связь человека с другими лицами, входящими в ту же тотемическую группу по месту зачатия, с этой точки зрения имеет вторичный характер и первостепенное значение придается связи человека с его тотемом. Однако то обстоятельство, что различные люди независимо от своих генеалогических связей обладают одним тотемом, сплачивает их.

ТОТЕМИЗМ ЗАЧАТИЯ

Тотемизм зачатия может быть отождествлен с локальным тотемизмом. Это значит, что обрядовый, или культовый, тотем (тотемы) ребенка определяется теми тотемическими представлениями, которые связаны с местом, где мать впервые ощутила свою беременность. Так получают свой тотем аборигены аранда. Местом, определяющим тотем, может быть территория, где в мифические времена проходил тотемическпй предок или священный дух.
Это может быть место, в котором, по преданию, происходили определенные мифологические события, часто, но не всегда связанные с обрядовыми, или культовыми, тотемами отца ребенка. Штрелов [1947, с. 86-96] пишет: \"Обладание священной чурингой... во многом определяется случайностью, которую никто из старших мужчин племени не может ни проконтролировать, ии устранить; решающим здесь является место зачатия каждого отдельного члена патрилинейного тотемического клана. Тотемические кланы, из которых происходят отдельные индивидуумы, обладают некоторыми правами на местные чуринги. Однако месту зачатия принадлежит главная н решающая роль во всех сложных спорах о том. кому конкретно принадлежат мифы, песни, церемонии и священные предметы, находящиеся во владения каждого крупного локального тотемического клана...\"
Вместе с тем, по, представлениям, распространенным в отдельных районах, мужчина может увидеть во сне ребенка до того, как будущая мать почувствует себя беременной, т.е. он может заранее \"узнать\" о том, что дух ребенка \"должен войти в его жену\" [Элькин, 1954, с. 152]. Дух ребенка во сне может явиться отцу вместе с каким-либо существом или явлением природы, которое обычно тотемически связано с отцом будущего ребенка - с его общинной территорией иди с социальной группировкой. Это существо или явление природы и будет тотемом зачатия ребенка. Или будущей матери, после того как она съест определенную еду, может стать плохо, а позднее она увидит во сне дух ребенка. Тогда именно то растение или животное, мясо которого так на нее повлияло, будет тотемом зачатия, поскольку считается, что младенец попал в мать вместе с этой едой или в виде ее. Иногда, однако, представления о духе ребенка могут и но иметь тотемических ассоциаций. На северо-востоке Арнемленда связь духа ребенка с тотемом, хотя он и принимает форму какого-нибудь природного вида, не прямая, а косвенная и не определяет непосредственно тотем будущего ребенка. В Большой пустыне Виктория обиталища духов детей не являются тотемическими, хотя духов детей поместили туда мифические существа и они косвенно связаны с Вечным периодом сновидений. На востоке Кимберли, по данным Каберри [1939, с. 42], духи-дети были созданы Змеей-Радугой, по в антропоморфном облике; в районе Балго представления о духах-детях имеют четкий тотемический характер и ассоциируются с местами, упоминающимися в мифах.

ТОТЕМИЗМ ПО МЕСТУ РОЖДЕНИЯ

Это такая форма тотемизма, при которой обрядовый, культовый, тотем ребенка определяется местом его рождения, а не \"местом зачатия\" (т.е. не местом, где мать впервые ощутила, что беременна). В Большой пустыне Виктория абориген старается сделать так, чтобы его жена родила ребенка на его территории, желательно в том месте или рядом с ним, где проходил во Времена сновидений путь мифического (тотемического) существа, наиболее тесно связанного с отцом будущего ребенка.

ТОТЕМИЗМ СНОВИДЕНИЙ

Тотемизм сновидений частично совпадает с некоторыми другими разновидностями тотемизма, например с такими, при которых люди обладают индивидуальными тотемами или тотемами-помощниками, с тотемизмом зачатия и тотемизмом по месту рождения. В снах (своих и чужих) человек может постоянно являться в виде какого-нибудь животного или природного явления, с которым, как считают, он связан теснее всего. Человек может отождествлять себя с определенным тотемическим существом, и в его собственных снах и в снах других людей поступки этого существа рассматриваются как действия самого человека и т. п. Или, напротив, тотем сновидения может не считаться вторым \"я\" человека, он может посещать человека во сне и оказывать ему определенные услуги. В качестве примеров могут служить духи-\"близкие\" или духи-\"друзья\" певцов и сочинителей песен в Западном Арнемленде и духи - помощники знахарей. Что касается первых, то индивидуум может появляться в образе духа-\"друга\" или духа-\"близкого\", т. е. в образе тотема сновидения, и после смерти. Во многих областях Австралии обрядовый, или культовый, тотем человека - это то существо, которое чаще всего является ему во сне. Особенно характерны такие представления для северо-восточных областей п-ова Арнемленд, но не для Большой пустыни Виктория, хотя там тотем и сновидение обозначаются одним и тем же словом.

МНОЖЕСТВЕННЫЙ ТОТЕМИЗМ

Множественный тотемизм иногда называют классификационным; его можно связать с другими разновидностями тотемизма (особенно с тотемизмом половин, кланов, секций или подсекций, фратрий или с локальным тотемизмом). Вся вселенная систематизируется на этой основе. К главному тотему проявляется особое внимание, обычно ритуального характера, которое порождает аналогичный подход и к второстепенным тотемам. Эта разновидность тотемизма довольно распространена, но мало изучена [см.: Элькин, 1954, с. 1/10, 153-154; Шарп, 1939, с. 268-275].

МИФОЛОГИЯ
Из того, что было до сих пор сказано, мы можем выделить четыре основных аспекта религии аборигенов.
1. Мифы - основа мифологии, в которых религии находит относительно стандартизированное устное воплощение.
2. Ритуалы (обряды) - выражение мифологических и других представлений в организованных действиях более или менее устойчивого характера.
3. Материальные предметы или эмблемы; они могут символизировать или представлять определенных духов, определенные существа, части человеческого тела и т. д.
4. Религиозные центры: участки земли, ассоциирующиеся с различными мифическими существами и тотемическими предками. Мифы и обряды всегда определенным образом локализованы.

Обряды и мифология дополняют друг друга, несмотря на то что полностью никогда не совпадают. Обряд - это актуализация событий, рассказанных в мифе, или предписаний, в нем содержащихся; мифология поддерживает, или обосновывает, или объясняет обряды в целом. В них отражено то, что имеет наибольшее значение для человека; представления о жизни и смерти, о воспроизводстве всего живого и об отношениях между человеком и прочими объектами природы. Мы видели, что у аборигенов существовало присваивающее хозяйство. Они непосредственно зависели от земли, от всего того, что она производит. Аборигены обладали весьма примитивной техникой, и поэтому у них не было, как у экономически более развитых народов, средств уменьшить эту зависимость от природы. У них не было тех технических достижений, которые послужили бы буфером между людьми и суровым природным окружением, стихийными бедствиями: засухами, наводнениями, исчезновением употребляемых в пищу животных и т. п. В таких условиях правильная, закономерная смена времен года, постоянное, не уменьшающееся количество животных в растений, употребляемых в пищу, - это вопросы жизни и смерти.

Слово "миф" употребляется обычно в двух противоположных смыслах. В одном оно означает рассказ или цикл песен религиозного характера; священное повествование, содержащее определенные религиозные представления, или предписания, сделанные какими-то священными или сверхъестественными существами. В другом это слово означает выдумку, фантазию. Так, иногда говорят: "Это лишь миф", что создает путаницу, поскольку люди, услышав слово "миф", принимают его во втором значении и приклеивают ему ярлык "неправда" (если только они не исповедуют связанную с этим мифом религию). В этой работе, однако, слово "миф" используется лишь в первом его значении. Для нас важно, что аборигены считают содержание своих мифов правдой и что, в их представлениях, мифы имеют жизненно важное значение для деятельности и благополучия человека. Мифы могут находить или не находить воплощения в обрядах, хотя первое происходит чаще.

У аборигенов Австралии, как и у других народов, не все устные рассказы могут быть названы священными. Некоторые из них - обычные историй или сказки, рассказываемые на стоянках всем присутствующим; к таким общедоступным рассказам относятся и детские сказки. Иногда несвященные рассказы представляют собой схематичные, сокращенные или несколько измененные варианты самых значительных религиозных мифов. Более того, не все члены общины знакомы с такими мифами. Взрослые мужчины - хранители определенного мифа или его части держат его в секрете и могут быть единственными обладателями всего мифа. Так обстоит дело во многих районах страны, например на северо-востоке Арнемленда, в Восточном Кимберля, в Центральной Австралии, на северо-западе Южной Австралии. Так, в племени аранда лишь мужчинам определенной территории, хранящим связанные с ней мифы, разрешается повторять их и участвовать в посвященных им обрядах. Мужчинам других территорий приходится просить разрешения для проведения таких обрядов, обосновывая свою просьбу вескими аргументами. “Настоящие” владельцы мифа участвуют в танцах, а другие помогают им, украшая или делая священные предметы, или подпевая.

Некоторые члены общины могут не знать подробностей, а то и главных сюжетов основных мифов. Не знают этого, например, дети, хотя в тех районах, где мальчики проходят через свой первый обряд инициации, им могут рассказать содержание мифов, связанных с их тотемами и их страной. Женщины могут и не знать всех местных мифов, даже если последние касаются непосредственно их, но существуют мифы, содержание которых известно только женщинам. Как правило, большинство взрослых членов общины если не знакомы со всеми священными мифами, то знают кое-что об основных тотемических и священных участках своей территории и о главных связанных с ними священных существах. Однако так бывает не всегда. Штрелов [1947, с. 93] пишет, что “женщины племени аранда остаются неинициированными и находятся в неведении. Ни один из священных мифов никогда не достигает их ушей. Уста их никогда не произносят слов традиционных песен. Связанные с жизнью их предков церемонии тщательно скрыты от их взглядов... женщины могут обладать самыми священными предметами, чурингами, которые хранит клан, но все сведения о чурингах тщательно скрываются от них”. Мы склонны видеть в этом в значительной мере формальную картину, так как на деле все совершенно иначе. Это не означает, что женщины в равной степени с мужчинами знают мифы и обряды, но все же кое-что они знают, хотя мужчины, как правило, утверждают, что женщины ничего не знают об их священней обрядовой жизни.

Даже когда миф широко известен всем, его священные версии обычно содержат намного больше деталей, особенно когда речь идет о толковании символики. Фактически не существует такой версии мифа, которая считается единственно правильной. В известных пределах допускаются варианты, включая и личные интерпретации. Естественно, если людям одной локальной группы или лингвистического объединения дать возможность рассказать мифы, тесно связанные с ними, то будет столько вариантов, хотя бы и незначительно отличающихся друг от друга, сколько рассказчиков. Основные аспекты рассказываемых историй могут быть идентичными, если в это время все рассказчики будут в сборе и смогут их обсудить. Теперь, когда кто-то из них будет рассказывать этот миф, расхождение будет менее заметным.

В большей части Австралии священные мифы не облекаются в форму устного повествования. Они пересказываются в песнях, где даются только ключевые слова или фразы, но не полное содержание мифа. Дословный перевод песен сам по себе недостаточен, поскольку смысл кроется в ассоциациях, связанных с каждым словом. Иногда таких особых слов в песнях так много, что они представляют собой специальный священный язык или, вернее, особую лексику. На северо-востоке Арнемленда обычное слово может иметь и несколько священных эквивалентов, значения которых слегка отличаются от данного, а также целый ряд обычных “песенных” слов. Песни, состоящие из специальных священных слов, чаще всего исполняются во время священных обрядов в определенной последовательности. Так как почти все священные мифы и соответствующие им обрядовые действия связаны с определенными участками местности, а иногда также и со священными предметами, песни помогают людям сохранить все это в памяти. Почти всякий участок местности, являющийся в какой-то мере примечательным, к примеру участок с источником воды, особенно в пустыне, или участок, отличающийся чем-то, будь то причудливой формы скала или особенный холм, находит отражение в мифе или в каком-либо его фрагменте. Как правило, лишь совсем пустынные и не отмеченные никакими особенностями места не ассоциируются с мифологическими сюжетами.
СОДЕРЖАНИЕ МИФОВ
Большинство религиозных мифов повествует о странствиях и действиях различных мифических существ. Обычно мифологические сюжеты, в которых действуют определенные персонажи, распространены на обширной территории. Аборигены, населяющие определенную местность, считают, что большинство этих мифических существ пришло в их края из других областей или ушло в другие места. Мифические предки двигались от одного источника к другому вдоль ручьев и рек или просто перемещались с одного участка на другой, совершая в каждом месте определенные действия: создавали людей и других живых существ, формировали современный рельеф — горы и овраги — и давали им названия, вводили обряды, исполняли священные песни, встречались с другими подобными им существами и духами и т.д. Эти пути, которыми шли предки Времени сновидений, простираются во всех направлениях. Судя по тому, как такие мифологические маршруты пролегают в Большой пустыне Виктория, в Западной пустыне, в гористой части Центральной Австралии и далее до восточной части Кимберли, в районе р. Виктория и на Северной Территории до п-ова Арнемленд, можно предполагать, что сотни таких путей или дорог пересекали одна другую по всему континенту, представляя собой, по крайней мере потенциально, целую систему.
Возьмем, к примеру, серии мифов о Матери-прародительнице Кунапипи. От р. Ропер те пути, которыми она двигалась во Времена сновидений, идут на северо-запад, через р. Роз до Йиркала и Милингимби, через Уилтон по р. Лйверпул и Оэнпелли, на за пад, до Катерин, отклоняясь опять к северо-западу до р. Дейли, а также на юг, к Теннант-Крик. От Ньюкасл-Уотерс Кунапипи двигалась на запад и юго-запад до Серт-Крик; другие ее маршруты ведут к рекам Виктория в Фицморис, и еще один — к Виндхему. В разных местах Кунапипи называют по-разному, и с ее образом связываются различные сюжеты местной мифологии. В целом этот образ присутствует в мифологии примерно 35 "племенных" групп.

Согласно мифам, Вади Гудьяра во время своих скитаний пересекли почти всю Большую пустыню Виктория и Западную пустыню и прошли через территории многих локальных групп. От 25 до 30 лингвистических объединений владеют мифами, в которых фигурируют Вади Гудьяра.

Как правило, ни локальные наследственные группы, ни кланы, ни лингвистические объединения не владеют всем мифом в целом. Обычно отдельная группа обладает лишь одним мифологическим фрагментом, в котором повествуется о каких-то действиях определенного существа. Аборигены, живущие по соседству, могут владеть следующим фрагментом того же мифа и совершать связанные с ним обряды. Так что один миф по частям распределяется между группами, занимающими обширную территорию. Время от времени члены нескольких локальных групп собираются вместе и устраивают инсценировки своих отдельных фрагментов. Однако миф никогда не воспроизводится полностью, поскольку не могут собраться все те, кто владеет его разными фрагментами, а бывает, что группы, обладающие различными частями одного и того же мифа, даже не знают друг друга.
Таким образом, очевидно, что комплексы обрядов, мифов и связанных с ними ритуальных эмблем, а также и те религиозные представления, которые выражаются в мифах и обрядах, различны в разных частях страны. Сведения о мифологии и обрядах, существовавших в южных районах страны, весьма ненадежны, в связи с тем что ранние наблюдения и записи нередко производились не на высоком уровне. Ранние исследователи были склонны видеть гораздо больше, чем есть на самом деле, и в то же время многого не замечать, а кроме того, они уделяли недостаточно внимания тому, как сами аборигены интерпретируют свои мифы. Они не вели систематических наблюдений и записей и часто совсем опускали или искажали явления, непонятные или шокирующие их. В настоящее время в большинстве районов на юге Австралии проверить эти материалы невозможно. Аборигены здесь подверглись слишком сильным внешним воздействиям. Изучение обрядов и мифов в тех районах, где они больше не функционируют в качестве неотъемлемой части повседневной жизни, основывается в значительной степени на ретроспекции и воспоминаниях со всеми вытекающими отсюда последствиями. Основное, что следует иметь в виду, читая эту главу, это то, что мы не можем быть уверены в правильности сведений о мифологии как тех районов, где исследования велись ранними авторами, так и тех, где они проводились относительно недавно.

Имеются, к примеру, сообщения о том, что некоторые племена на юго-востоке Австралии верили в высшее существо, божество мужского рода. Хауитт [1904, с. 488—508] пошел настолько далеко, что говорил о “создателе всего” и высказывал предположение, что Нуррундере (Нгурундери), Нурелли (Непеле), Бунджил, Мунганнгауа, Дарамулун и Байаме (Байами) “представляли собой одно и тоже существо под разными именами”. О мифологии и обрядах, связанных с этими образами, известно немного. У аборигенов камиларои считалось, что Байаме создал все сущее. Дарамулун, по преданиям племени юин, жил на земле со своей матерью Нгалалбал. “В это время не существовало других мужчин и женщин, были лишь звери, птицы и другие живые существа. Он создал на земле деревья. Затем Кабока, Дрозд, устроил потоп, в котором погибло почти все, за исключением нескольких человек, из тех людей, которых к тому времени создал Дарамулун. Оставшиеся в живых выбрались из воды и залезли на гору Дромедари. Дарамулун отправился на небо, где и живет в настоящее время, наблюдая сверху за делами людскими”. Эта сюжетная линия очень легко могла возникнуть под воздействием представлений, привнесенных европейцами.
В 1943 г. в Менвнди нам не удалось услышать подробное изложение мифа о Байаме. Хотя этот образ был все еще хорошо известен, однако о нем вспоминали в основном в связи с инициациями и магией, считалось, что он появляется при проведении некоторых обрядов. Рассказывали, что эму были под его покровительством. Возможно, это отголоски каких-то тотемических ассоциаций. Его женой была Гуригуда — мать Вакенды, Ворона. Она покинула землю во времена предков и отправилась на небо, в Вандаггангура, страну за облаками. Вот как это было. Однажды она сидела на стоянке вместе со своим сыном Вакендон и его женой, которые в это время ели. Бакенд ни за что не хотел поделиться едой с матерью. Гуригуда сердилась, но Вакенду надоело слушать ее ворчание, и он всадил ей в колено копье. Вместо того чтобы забрать копье, он оставил его, и с помощью копья Гуригуда вскарабкалась на небо. Гуригуда похожа на обычную женщину, однако тело ее вместо кожи покрыто кристаллами кварца, и при каждом движении она светится. Ее тотем-помощник (Яравайева — “плоть, которая внутри”) — эму, поэтому она и эму отождествлялись.

МИФОЛОГИЯ. Содержание мифов (продолжение)
Лучше сохранился миф о Нгурундери, мифическом предке и культурном герое аборигенов, живших в низовьях Муррея, в Южной Австралии. Ниже приводится версия, записанная со слов старого аборигена Альберта Карлоана, ныне покойного, последнего представителя своего племени, подвергшегося инициации.

Нгурундери медленно плыл в своей лодке из норы вниз по небольшому ручью, который позднее стал р. Муррей. Он спускался от р. Дарлинг, преследуя гигантскую муррейскую треску. Рыба, спасаясь, била хвостом по воде и расширила реку до ее теперешних размеров. Когда Нгурундери остановился отдохнуть, треска уплыла в озеро, и он потерял надежду поймать ее. Но тут он вспомнил о "брате жены" — Непеле. Быстро сев в лодку, он приплыл к Бумондунгу и оттуда стал кричать Непеле, который сидел на красном утесе Равугунг, мысе Маклей, чтобы он поймал треску. Непеле спустил на воду лодку, подогнал ее к отмели и стал ждать с копьем в руке. Треска подплыла к Непеле. Он проткнул ее копьем напротив Равугунга в оставил там на песчаной отмели. Когда Нгурундери подплыл туда, они начали отрезать от трески куски и бросать их в воду, давая каждому название рыбы, которой он должен был стать. Наконец они бросили в озеро последний кусок со словами: "Оставайся муррейской треской".

Нгурундери продолжал странствовать. В конце концов он добрался до Бамунданга, где решил остановиться; он вышел из лодки и вытащил ее на сушу: там до сих пор сохранились его следы. Неся на себе лодку, он дошел до Ларлангангсла, где насыпал два больших холма из пресноводных двустворчатых раковин. Однажды на пути из Гранагунга в местечке Нгирлупгмурнанг он увидел каких-то людей. Они испугались его и спрятались в зарослях тростника. Нгурундери слышал, как они шептались между собой, и превратил их в мелких голубых певчих птичек. В это время две жены Нгурундери готовили в Гурелбанге дугери - серебряного леща, являвшегося табу для женщин. Ветер донес до Нгурупдсри запах жареной рыбы. Так как Нгурундери не нужна была больше его лодка, он поднялся на два своих холма в Ларлангангеле, поднял лодку и пристроил ее на небе, где она превратилась в Млечный Путь. После этого Нгурупдери отправился в Гурелбавг. В это время две женщины, боясь, что Нгурундери услышит запах приготавливаемой ими рыбы, бежали в Тралрум, на западном берегу оз. Альберт, которое они пересекли на тростниковом плоту с помощью шеста. Там они оставили плот, превратившийся в тростниковые заросли, которые находятся там и поныне, и продолжали свой путь далее до Куронга.

Когда Нгурундери добрался до Гурелбанга и обнаружил, что женщины скрылись, он также сделал плот и последовал за ними к Куропгу. Здесь он встретил злого духа по имени Барамбари. Нгурундери спросил его, не встречал ли тот двух его жен, но Барамбари затеял ссору и ранил Нгурундери копьем в бедро. Нгурундери рассмеялся, вытащил копье из раны, отбросил его в сторону и бросил в Барамбари свою палицу. Барамбари yпал и потерял сознание, а Нгурундери, думая, что тот умер, повернулся, чтобы уйти. Но Барамбяри пришел в себя и с помощью своей магической копьеметалки не дал Нгурундери уйти. Нгурундери вернулся и убил Барамбари палицей. Потом Нгурундери свалил несколько высоких эвкалиптов и других деревьев, сложил их вместе, поджег и положил тело Барамбари в этот погребальный костер. Когда, казалось бы, все сгорело, Пгурундери повернулся и снова попытался уйти в опять не смог этого сделать. Он собрал всю свернувшуюся кровь, которая вытекла из раны Барамбари, и бросил ее в костер, и только после этого он смог продолжить свой путь. В Вундьюреме он вырыл яму в песке, чтобы добыть свежей воды. Став на колени, чтобы напиться, он наклонился к земле, и в этом месте образовалась скала.

Наконец он пришел в Нгурундувургнгирл, жилище Нгурундери, и прожил там некоторое время, потеряв надежду найти своих жен. Потом он возобновил свои странствия вдоль побережья залива Энкаунтер и после приключений, происшедших с ним там, собрался было переправиться с материка на о-в Кенгуру, как вдруг увидел своих жен, которые готовились сделать то же самое. Пролив тогда был таким мелким, что до острова можно было дойти вброд. Когда они добрались до середины, Нгурундери закричал громовым голосом: "Обрушьтесь на них, воды!" В тот же миг море поднялось, и они утонули, но превратились в скалы Мераланг - две сестры, к северо-востоку от мыса Уилоби на о-ве Кенгуру. После этого Нгурундери отправился на о-в Кенгуру, или Нгурунгаум, что значит "на пути Нгурундери" - это дорога, по которой идут все духи, отправляясь в страну духов. Нгурундери создал большую казуарину и отдохнул под ней. Потом он пошел на западный берег острова и бросил оттуда свое копье в море: в этом месте из моря поднялись скалы. После чего он сам нырнул в море, чтобы смыть с себя свою прежнюю жизнь, а затем отправился на небо, в Ваиерувар, страну духов. Однако, прежде чем исчезнуть, он сказал людям племени яралди, что духи их умерших всегда будут идти той дорогой, которую он проложил, и в конце концов присоединятся к нему в небесном мире.

Этот миф весьма типичен для Юго-Восточной Австралии. Насколько известно, в мифах, относящихся к этой части страны, тотемические представления не играют главной роли. Для мифов северной части штата Южная Австралия, Центральной Австралии и центральной части штата Западная Австралия, вплоть до Южного Кимберли, характерны образы предков, меняющих свой облик, но часто преобладают человеческие черты. Независимо от того, какой вид принимает каждый из этих персонажей, его основные качества остаются неизменными, а слова и поступки имеют одинаковое значение. Великий змей Дьюндагал, который пересек всю восточную часть Кимберли, Летучая Мышь, созидатель Бапгал, Человек-Луна - герой мифов подсекции дьянама со своими женами, мифологические существа навала, теперь превратившиеся в темные пятна на поверхности луны, - все эти и многие другие персонажи в мифах ведут себя скорее как люди, чем как какие-то другие существа. Чаще всего превращение из человека в какое-нибудь другое существо или неодушевленный предмет происходит в кульминационный момент, в конце мифа или в конце одного из его фрагментов, а не в начале. Иногда бывает и наоборот.

У диери и ряда других племен оз.Эйр были распространены рассказы о неких существах мурамура, которые странствовали по территории этих племен и учреждали различные обряды. Хауитт [1904, с. 779 и сл.] приводит несколько таких мифов. Вот краткое изложение двух из них.

В одном из этих мифов рассказывается, что вначале в центре оз. Перигунди разверзлась земля и оттуда один за другим стали появляться марду (тотемы матрилинейного клана). Они лежали на солнце до тех пор, пока не окрепли, после чего превратились в людей и разбрелись по всей стране.

В другом мифе мурамура Дарана, одно из главнейших тотемических существ племени диери, жил в Пандо, на оз. Хопкипс. Однажды, когда долго не было дождей, он вызвал дождь магической песней; после этого озеро и окружающая его территория скрылись под водой. Когда он положил свой бумеранг па землю, дождь прекратился. Все покрылось растительностью, и появилось множество мулуру (личинок жуков). Дарана собрал их, сложил в мешки, которые развесил на деревьях, и пошел встречать другого мурамура. В это время двое юношей, Дараулу, увидели мешки и стали метать в них бумеранги. Один из них попал в мешок. Из него посыпалась пыль и закрыла солнце, а сами мешки ярко засияли. Сбежались все мурамура. Увидя, что случилось, они убили двух юношей, которых Дарана оживил, но другие мурамура опять умертвили их и превратили в два камня в форме сердец. Было решено, что первый ребенок, родившийся после этого происшествия, станет покровителем камней Дараулу. Если поскрести камни, люди начнут голодать, если их разбить, небо покраснеет и пыль из мулуру покроет всю землю и всех убьет [Фогельзанг, 1942, с. 149-150].

Японская мифология, совокупность древнеяпонской (синтоистской), буддийской и возникшей на их основе (с включением элементов даосизма) поздней народной мифологических систем.

Древнеяпонская мифология запечатлена в многочисленных памятниках, таких, как «Кодзики» («Записи о делах древности», 712г.), «Нихонги» (или «Нихонсёки», «Анналы Японии», 720 г.), этногеографические описания японских провинций, т. н. фудоки («Записи о землях и обычаях», 8 в.), древнейшие молитвословия норито, «Когосюи» («Собрание древних слов», нач. 9 в.) и «Кюдзихонги» («Главные записи о делах старины», нач. 12 в.).

Наибольшее количество мифов, целые циклы их вошли в «Кодзики» и «Нихонги». Эти своды и составили официальную мифологию синто, частично адаптировав, а частично оттеснив на периферию и в низшую мифологию местные шаманистские культы. Материалы первых свитков в обоих сводах позволяют выделить в них три основных мифологических цикла: в первом, космологическом цикле действие происходит на равнине высокого неба - такама-но хара, где обитают небесные боги, и в царстве мёртвых ёми-но куни.


Во втором цикле действие происходит на земле Идзумо (Идзумо - древнее название местности, ныне расположенной в восточной части префектуры Симане в центральной Японии). Третий цикл рассказывает о событиях, происходящих в местности Химука (нынешняя префектура Миядзаки, остров Кюсю). Героями мифов в этих свитках выступают боги - ками (иначе именуемые микото), одни из которых действуют и говорят подобно людям, другие же олицетворяют абстрактные, умозрительные представления. Высшую категорию ками представляют собой небесные ками, среди которых, в свою очередь, выделяются «особые небесные» ками, ниже их стоят земные ками, обычно привязанные к определённой местности; и ещё ниже - ками-духи, проявлением существования которых служат предметы и явления природы.

В японской мифологии нет единого творца - зачинателя мироздания, демиурга. Всё начинается не с хаоса, а с самопроизвольного установления самого первоначального и элементарного порядка, одновременного появлению богов-ками. Первых ками трое: Амэ-но Минакануси, Такамимусуби и Камимусуби. В отличие от последующих поколений богов, являющихся парами, они не имеют пола и каких-либо внешних признаков. За этой троицей появляются ещё четыре ками-одиночки. Они уже менее абстрактны и связаны с теми или иными природными объектами. Двое из них (ср. Амэ-нотокогами) были рождены в лоне земли, которую можно отождествить с Японией (поэтическое наименование Японии в мифах - Асихара-но Накацукуни, «тростниковая равнина - срединная страна»). Следом рождаются бог, навечно утвердившийся на земле, и бог обильных облаков над равнинами - последние боги-одиночки. Бог всплывающей грязи и его младшая сестра богиня осаждающегося песка открывают список богов, являющихся парами.

Завершение космогонического процесса приходится на долю пятой пары этих богов Идзанаки и Идзанами. Ко времени их появления «земля еще не вышла из младенчества» и носилась по морским волнам, поэтому высшие небесные боги поручают этим богам обратить жидкую землю в твердь, что они и совершают, мешая воду копьём.

Затем, заключив брак, они рождают острова, составляющие Японию, а потом - богов-духов, которые должны эту страну населить. Мир постепенно обретает свой обычный вид: являются горы и деревья, равнины и ущелья, туманы в ущельях и тёмные расщелины, а «хозяевами» всех предметов и явлений окружающего мира становятся рождённые здесь ками. Старшая дочь Идзанаки, Аматэрасу, получает во владение «равнину высокого неба» и становится главным божеством пантеона, покровительницей земледелия. Небесные владения Аматэрасу описываются, как некое подобие земли. Здесь есть рисовые поля, покои для ткацких работ и т. п.

Повествования, связанные с нисхождением Сусаноо в Идзумо, могут рассматриваться как своего рода посредники, объединяющие два цикла мифов - мифы пришельцев и мифы коренных насельников Идзумо. В этих последних наиболее прославленным персонажем является 0-кунинуси, отпрыск Сусаноо, который со своим помощником Сукунабикона занимается устроением мира. С прибытия на землю Ниниги и его вступления во владения Японией начинается третий цикл мифов об установлении божественной власти на земле. Существование двух версий приведения к покорности земных богов: длительной и гуманной («Кодзики», «Нихонги») и краткой и воинственной («Когосюи») также отражает наличие двух разных культурных традиций, одна из которых принадлежала покорителям (небесные боги), другая - побеждённым (земные боги). Характерной особенностью японской мифологии является широкое отражение в ней веры древних японцев в магию.

Исследователи отмечают, что японские мифы больше похожи на смесь различных суеверий, чем на связную сюжетную систему. Подробное описание магических обрядов приводится в мифе о бегстве Идзанаки из подземного царства, содержащем распространённый в фольклоре многих народов мотив задержания погони посредством бросания различных предметов («магическое бегство»), и в мифе о сокрытии солнечной богини Аматэрасу в грот, где самым главным в магическом ритуале является танец богини Амэ-но удзумэ. В японских мифах вычленяется много сказочных мотивов и сюжетов, явно более позднего происхождения, чем основные сюжетные линии, например, миф о победе Сусаноо над змеем Ямата-но ороти.

В мифах действуют животные - помощники. Это мышь в рассказе об испытаниях 0-кунинуси, «голый заяц» Акахада-но усаги в мифе об 0-кунинуси и его старших братьях - ясогами. Полный и развитой сказочный сюжет воплощён в мифологическом рассказе о пребывании Хоори в подводном царстве, тоже явно более позднем по происхождению включении в мифологический свод.

Буддийская мифология, комплекс мифологических образов, персонажей, символики, связанных с религиозно-философской системой буддизма, возникшей в 6-5 вв. до н.э. в Индии, в период централизованного государства, и широко распространившейся в Южной, Юго-Восточной и Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Буддизм принято разделять на три течения: ханаяну ("малая колесница"), махаяну ("большая колесница"), ваджраяну ("алмазная колесница"), которые не представляют собой трех стадий развития буддизма (как утверждалось некоторыми европейскими буддологами кон. 19 - нач. 20 вв.); по-видимому, они имели общие истоки в первоначальном буддизме непосредственно, но впоследствии развивались относительно самостоятельно. Письменно зафиксированные каноны хинаяны и первые сутры махаяны появились примерно в одном и то же время (1 в. до н.э.), а первые известные тексты ваджраяны в 3 в.н.э. Эти течения, акцентировавшие разные аспекты первоначального буддизма, не различаются между собой в основных принципах. Общность сюжетов и образов их мифологий даёт основание говорить о существовании общебуддийской мифологии.
Возникновение и развитие Буддийской Мифологии исследованы недостаточно, особенно её начальная стадия, ибо почти полностью тексты, которые можно бесспорно отнести к временам т.н. первоначального буддизма.



Источниками для изучения Буддийской мифологии служат многочисленные тексты, создававшиеся и оформлявшиеся в течение многих веков главным образом в Индии, а также в других странах распространения буддизма. Основной источник общебуддийской мифологии и мифологии хинаяны - "Типитака" - свод канонических текстов на языке пали хинаянской школы тхеравады, зафиксированный письменно в 1 в. до н.э. на Шри-Ланке (Цейлоне) (согласно традиции, устный вариант был в окончательной форме изложен непосредственно после смерти Шакьямуни, однако до письменной фиксации "Типитака" претерпел переработки и переосмысления). Из трёх т.н. корзин (питак) "Типитаки" с точки зрения мифологии наибольший интерес представляют собой "Винаяпитака" ("Корзина дисциплины") и "Суттапитака" ("Карзина сутр"). Каноническая литература махаяны огромна. Создание канона махаяны (на санскрипте) продолжалось длительное время, возможно с 1 в. до н.э. до 9-10 вв. н.э. Однако на санскрите сохранились лишь некоторые сутры, основная часть канона дошла до нас в переводах на китайский и тибетский языки. Наиболее важным для мифологии махаяны "Сутра благого лотоса" ("Садхармапундарика"), "Описание счастливой земли" ("Сукхавативьюха"), "Вступление на Ланку" ("Ланкаватара"), "Восьмитысячник" ("Аштасахасрика"), "Стотысячник" ("Шатасахасрика"), "Алмазная сутра" ("Ваджрачхедика"), "Наставления Вималакирти" ("Вималакиртинирдеша") и др. Источниками по мифологии ваджраяны служат прежде всего канонические тексты этого направления - т.н. тантры, основные - "Гухья - самаджа - тантра" (по-видимому, 3 вв.) "Хеваджра-тантра" ( 6-8 вв.), "Ваджрабхайрава-тантра" (7-8вв.) и др. Много данных о Буддийской Мифологии содержится также в неканонических текстах буддизма (комментарии к сутрам и тантрам, трактаты, жизнеописания видных деятелей буддизма и т.д.)
Буддийская мифология в основных чертах сложилась в Индийской в течение примерно 1,5 тысячи лет (от 6 в. до н.э. до начала 2-го тыс. н.э.). Шакьямуни, на основе проповедей которого возник буддизм, оказал, по-видимому, на формирование мифологии гораздо меньшее влияние, чем на некоторые другие отрасли буддизма (философию, психологию, этику), но, несомненно, много из того, что составляет содержание Буддийской мифологии, восходит к временам Шакьямуни. Степень мифологизации буддизма в течение всей его истории постоянно возрастала: тексты конца 1-го тыс. н.э., например, гораздо больше насыщены мифологическими сюжетами и образами, чем тексты кон. 1-го тыс. до н.э. Однако нельзя утверждать, что первоначальный буддизм был совсем свободен от мифологии (подобные идеи высказывались европейскими буддологами в кон. 19 - нач. 20 вв.)
По своему отношению к мифологии буддизм резко отличается от других религий. Это связано с основной концепцией буддизма, по которой человек (и только человек) занимает особенное место в иерархии всех (в т.ч. и мифологических) существ, т.к. он один имеет возможность спастись от оков безначальной сансары и достичь нирваны (т.н. стать архатом или буддой). Все другие существа, в т.ч. боги и другие мифологические персонажи, не могут непосредственно достичь нирваны (для этого они должны родиться людьми), и в этом смысле они находятся на более низком уровне, чес человек, хотя и могут иметь качества, которые ему недоступны (будды и некоторые бодхисатвы и в этом отношении превосходят все остальные существа). Своеобразно и отношение буддизма к реальности существования мифологических персонажей. Если в народном буддизме они считались вполне реальными, то философский буддизм рассматривал из как создания человеческой психики и тем самым по существу снимал сам вопрос о их реальности или нереальности. Такая установка открывала возможности для неограниченного расширения, буддийского пантеона и обогащения его мифологического содержания. В буддийский пантеон было включено чрезвычайно большое число богов, полубогов и других мифологических существ из мифологии всех народов, народностей и племён, среди которых распространился буддизм; они сохранили свои функции, хотя и были подчинены принципам буддизма. Так, из мифологии брахманизма и индуизма вошли в Буддийскую мифологию боги (Брахма, Индра (буддийские Шакра), Вишну, Ганеша и др.), локапалы, гандхарвы, из тибетской мифологии Гесер, Талха и др. Буддийский пантеон расширился и благодаря мифологизации реально существовавших людей. По-видимому, уже на довольно раннем этапе в мифологические персонажи превратились сам Шакьямуни и его главные ученики (Ананда, Кашьяпа, Маудгальяяна, Субхути, Шарипутра и др.). В последующие века этот процесс мифологизации затронул всех более знаменитых учителей, настоятелей монастырей, отшельников. Но самым уникальным способом увеличения буддийского пантеона следует считать искусственное (и вполне сознательное) создание мифологических образов и персонажей. Этот процесс, который начался, возможно, уже в кон. 1-го тыс. до н.э., достигли кульминационного момента во 2-й половине 1-го тыс. н.э., когда были образованы основные идамы ваджраяны. Созданные в качестве антропоморфные символы для медитативной практики созерцания, эти персонажи в скором времени наполнились мифологическим содержанием и прочно вошли в пантеон Буддийскую мифологию. Динамизм и возможность расширение и обогащение характерны для Буддийской мифологии в целом, они свойственны и отдельным мифологическим образам и персонажам. Так, бодхисатва Авалокитешвара превратился в Китае в женское божество Гуань-инь, вокруг идама Ямантаки в Тибете возникли легенды, пытавшиеся объяснить его возникновение.



Своеобразно в буддизме и отношение между философской теоретическим и мифологическим планами. Буддийские философы, сознававши различие между абстрактными теоретическим и мифопоэтическим мышлением, не отрицали важность последнего, т.к. видели в нём средство достижения нирваны. Поэтому нередко теоретические идеи и концепции буддийской философии и психологии наполнялись мифологическим содержанием (что, в частности, должно было облегчить и их восприятие) и, с другой стороны, некоторые особенности мифологии (напр. телосложение идамов) объясняли как символическое изображение того или иного теоретического положения. Так, девять голов Ваджрабхайравы (одна из форм Ямантаки) символизируют девять разделов буддийского канона, два рога - абсолютную и относительную истины, шестнадцать ног - шестнадцать аспектов концепции пустоты и т.д.
Общебуддийская мифология, во многом близка брахманистской и индуистской, по-видимому, испытала влияние прежде всего неарийских мифологий Индии; возможно, что в Буддийской мифологии отразились и некоторые мифологические представления времён расцвета индской цивилизации. В пользу этой гипотезы склоняется всё большее число буддологов. Некоторые элементы брахманистской мифологии были в Буддийской мифологии переосмыслены: это касается прежде всего космологии и отношения к богам. Так, для космологических представлений Буддийская мифология характерны широта охвата и стремление умножить все элементы мироздания до бесконечности. Неисчислимое количество миров группируется в огромные мировые системы (сахалока), которых, по образному сравнению из буддийских текстов, больше, чем песчинок в реке Ганга. Каждый отдельный мир представляет собой плоский диск земли, он лежит на воде, та покоится в воздухе, а воздух - в пространстве (акаша). В центре мира стоит огромная гора Мери (Сумеру), вокруг которой вращается солнце, луна и звёзды. Меру окружают концентрические семь горных хребтов (они отдельны друг от друга кольцевидными озёрами). За ними расположены четыре континента: на востоке - Пурвавидеха, на юге - Джамбудвипа, на западе - Апарагодана, на севере - Уттаракуру. Каждый из них окружён 500 островами, омываемыми огромным мировым океанам. Мировой океан окружён скалистой стеной Чакравала. У людей, живущих на четырёх континентах, жизнь неодинакова: в Джамбудвипе - самая короткая, в Уттаракуру, где нет частной собственности, зерно созревает само собой и люди не работают, - наиболее счастливая; более удачливым считается рождение в Джамбудвипе (которая сопоставляется с Индией), где люди отличаются мужеством, острым умом и благочестием. Только в Джамбудвипе появляются будды и чакраватины. На континентах живут и животные, глубоко под поверхностью земли находятся преты, ещё глубже - различные ступени ада. Асуры обитают главным образом в пещерах горы Меру. Отчасти на Меру, но преимущественно над ней живут боги, которые в Буддийской мифологии разделены на иерархические группы. Ниже всех находятся "четыре великих царя" (Чатурмахараджа) - Дхритараштра, Вирудхака, Вирупакша и Вайшравана, которые правят соответственно гандхарвами, кумбхандами, нагами и якшами. Над ними, на вершине Меру, расположено "небо 33 богов" (траястринса), возглавляемое богом Шакра (Индра). Ещё выше, в воздушных дворцах (вимана) находятся небеса - яма, тушита, нирманарати и паранирмита-васавартин. Боги, которые живут в названных небесах, а также люди, животные, преты, асуры и обитатели нараки составляют т.н. сферу желаний (камавачара или камадхату), ибо главным мотивом их действий является стремление удовлетворить свои желания. Остльные боги и живые существа обитают в двух других сферах. В "сфере, имеющей форму" (рупавачара или рупадхату), находятся шестнадцать (иногда упоминается и семнадцать) низших небес Брахмы ; расположенная над ними "сфера, не имеющая формы" (арупавачара или арупадхату), разделяется на четыре высших неба Брахмы. Боги, как и все другие существа, подчинены, по Буддийской мифологии, законами кармы. Они могут оказывать определённое влияние на ход событий в мире, но мир изменяется в первую очередь под влиянием всеобщего закона кармы. Существование в качестве бога является лишь одной из преходящих форм существования в безначальной сансаре.
Несмотря на то что сансара в целом не имеет начала, каждый отдельный мир возникает, развивается и гибнет во времени. Существование одного мира продолжается в течение одной махакальпы, которая разделяется на четыре неисчислимые кальпы (асанкхьея кальпа), каждая из них приравнивается к миллионам лет. Махакальпы бывают двоякими - "буддакальпы", когда в мире появится будды, и "пустые кальпы" (шуньякальпы), когда в мире не появляется ни одного будды. Современная кальпа является, по Буддийской мифологии, буддакальпой и считается чрезвычайно счастливой, т.к. в течение всей кальпы должна появиться тысяча будд. Общебуддийская мифология называет шесть будд, которые появились до Шакьямуни - Вишвабху, Випашьина, Шикхина, Кракучханду, Канакамуни, Кашьяпу - и одного будду, который появиться в будущем - Майтрею.



Образ будды является основной темой Буддийской мифологии Будды появляются во всех мирах (хотя не во всех кальпах) и таким образом их количество тоже неисчислимо. Будды начинают свой путь к просветлению как бодхисатвы, в течение многих кальп (нередко и здесь употребляется слово "неисчислимые") они воплощаются в образы разных существ и совершают добрые деяния. Наконец, после достижения совершенства, они пребывают долгое время на небесах (по разным версиям, или в тушите, или в акаништхе). Их рождение в мире в образе человека сопровождается многими чудесными явлениями (происходят землетрясение, с неба падают цветы). Все будды имеют махапурушалакшану, они обладают такими силами и способностями, что превосходят все другие существа, в т.ч. и богов. Лишь будды имеют возможность оказать влияние не только на ход событий в своём мире, но и в других мирах. После достижения нирваны они проповедают свою дхарму (т.е. учение, при помощи которого люди могут достичь нирваны). Дхарма не является вечной, она имеет особую силу в течение первых 500 лет, после чего постепенно исчезает. Наконец, когда мир погрузится полностью во тьму неведения, назреет время для появления нового будды. Путь бодхисатвы и состояние будды описывается в буддийской литературе в основном на примерах Шакьямуни, будды настоящего времени.
Наряду с буддами и бодхисатвами Буддийская мифология упоминает ещё некоторые категории людей, достигшие совершенство (в смысле наивысшего предела своего личного развития). В общебуддийской мифологии этих категорий две - архаты и пратьекабуббы.
Важное место в Буддийской мифологии занимает описание и объяснение чудотворных сил, которыми обладают будды и другие лица, достигшие совершенства или стремящиеся к нему. Эти силы являются или психическими (понимание намерений и мыслей других людей, знаний прошедших и будущих перерождений - своих и чужих), или физическими (способность летать, ходить по воде, превращаться в невидимое и т.д.)
Определённое место в Буддийской мифологии занимают и элементы флоры и фауны. Среди цвеьтов чаще всего упоминается лотос, считающийся символом чистоты, а также чудесного рождения, духовного просветления и сострадания. Из цветов лотоса рождается боги ( по мифологии махаяны, также обитатели сукхавати т других раёв), а по мифологии ваджраяны, - даже некоторые выдающиеся люди в этом мире. Из деревьев в Буддийской мифологии вошло прежде всего дерево бодхи (просветления) - представитель вполне реально существующего вида ficus religiosa, под которым Шакьямуни, согласно буддийскому мифу, достиг просветления (бодхи). Дерево бодхи становится неотъемлемым атрибутом всех будд всех времён и во всех мирах - достижение просветления считается возможным только под ним. Но Буддийская мифология знает и чисто мифологические деревья - это прежде всего т.н. кальпаврикши, которые находятся на всех четырёх континентах и существуют в течение всей кальпы. Во владениях асуров растёт дерево Читтапатали, объект раздора между асурами и богами, ибо из-за огромной высоты этого дерева плоды достаются только богам.



Из представителей фауны в Буддийской мифологии первое место занимают наги (мифологические змеи, драконы), которые нередко частично или полностью антропоморфизируются. Наги проявляют интерес к учению будд, охраняют священные тексты и дарят, охраняют священные тексты и дарят их людям, когда те созрели для понимания этих текстов. Из индуистской мифологии в Буддийской мифологии вошли также мифологические птицы гаруды, морское животное макара и др. В качестве зооморфных символов у разных будд и божхисатв выступают павлин, черепаха, конь, бык, слон, лев. Излюбленными животными являются газели: считается, что две из них оказались первыми слушателями проповеди дхармы Шакьямуни (поэтому над дверями буддийских храмов часто находится изображение двух газелей, между которыми изображено колесо дхармы). Образ животного могут принимать также бодхисатвы, которые имеют при этом цель проповедовать дхарму среди животных. В буддийском мире широко распространились легенды, повествующие о прошлых рождениях Шакьямуни в образе животного (обезьяны, птицы, оленя и т.д.)
Общебуддийская мифология выступает как обобщение мифологий различных течений буддизма, но она, видимо, не представляет т.н. первоначальный буддизм, степень мифологизации которого была довольно низкой.
Мифология хинаяны. Как особое направление в буддизме хинаяна оформилась в окончательном виде к 1 в. до н.э. Слово "хинаяна" не самоназвание направления, этим словом сторонники махаяны обозначали те буддийские школы, учения которых им казались ограниченными (напр., в хинаяне путь бодхисатвы не считается универсальным и достижимым для всех). Тем не менее этот термин прочно вошёл, наряду с терминами "махаяна" и "ваджраяна", в терминологию буддологии. По некоторым данным, число школ хинаяны достигло восемнадцати, к настоящему времени продолжает существовать лишь одна школа - тхеравада. Об особенностях мифологии хинаяны можно делать лишь самые общие выводы, т.к. каноны индийских школ хинаяны сохранились только в фрагментах (целиком дошёл до нас лишь конон школы тхеравады - "Типитака"). Различия мифологии хинаяны и общебуддийской мифологии относительно малы и сводятся в основном к деталям описания разных персонажей, образов и сюжетов. По всей вероятности, мифология первоначального буддизма отличалась открытостью и динамизмом, способностью к изменению и обогащению своего содержания. В мифологии хинаяны проявились, напротив, консервативные тенденции, стремление сохранить уже сложившуюся систему мифологических представлений (но, как показывает история буддизма хинаяны на Шри Ланке и в странах Юго-Восточной Азии, это удалось далеко не полностью).
Мифология махаяны. Как самостоятельное направление в буддизме махаяна сложилась, вероятно, в первые веках до н.э. на основе раннебуддийской школы махасангиков. В отличие от хинаяны, махаяне присущ универсальный характер идеи освобождения: возможность достигать состояние будды даётся всем существам, т.к. они имеют изначально сущесть будды. Центральное место в махаяне занимает образ бодхисатвы, который заботится не только о своём спасении, но и об освобождении всей сансары.
Мифология махаяны принадлежит к наиболее богатым мифологиям в истории культуры человечества. Стремление к созданию мифологических образов и сюжетов, столь характерное для буддизма в целом, проявляется в махаяне с особенной силой. Почти каждая махаянистская сутра (а канон махаяны содержит их тысячи) предлагает в каком-то смысле свою отличающуюся от других сутр, мифологию. Мифологию махаяны соединяет в единое целое не системав, не одинаковые мифологические образы и сюжеты, а общность в подходе (стремление ко всё большей мифологизации буддизма) и целый ряд общих принципов, на основе которых вырабатывались элементы мифологии.
Число будд в махаяне доведено до бесконечности, они появлялись всегда в безначальной и в беспредельной сансаре и будут появляться до конца её; но все они имеют одну сущность, которая выражена концепции дхармакаи. Также бесконечно и число бодхисатв, которые в текстах махаяны выступают или чисто мифологическими персонажами историческими лицами.
Одним из главных элементов махаяны - мифологизация обстановки создания сутр. Согласно мифологии махаяны, будда Шакьямуни проповедует дхарму не только своим ученикам. Его окружают и бодхисатвы, и боги, и наги, и другие мифологические персонажи, количество которых нередко называется неисчислимым. Одновременно неисчислимое количество будд в других мирах проповедуют ту же самую дхарму аналогичному окружению. Мифологизации подвергались также местности, связанные с деятельностью Щакьямуни. Они представлены в махаяне не столько конкретными городами, реками, горами и лесам, в которых пребывал в какое-то определённое время Шакьямуни, сколько вечными символами достижения просветления. Например, по воззрениям махаяны, Шакьямуни проповедовал на горе Коршуна (Гридхракута) возле города Раджагриха не только в годы своей жизни, он проповедует там во все времена, а сама гора Коршуна находится не только на определённого месте в Индии, но и везде.
Наряду с мифологизацией реально существующих местностей в мифологии махаяны важное место занимают описания мифологических стран и городов. В некоторых сутрах махаяны они локализуются преимущественно на Джамбудвипе нашего мира (мифический город Гандхавати, резиденция бодхисатвы Дхармодхгаты, находится, по описанию "Аштасахасрики Пражняпарамиты", где-то на востоке Джамбудвипы, а мифический город Вайрочана-вьюха-аланкара-гарбха "Гандавьюха-сутры" располагается на юге. Эти мифические города и страны со своими идеальным порядком и драгоценностями, из которых постепенны и дома, представляют собой своеобразные буддийские утопии.
К буддийским утопиям можно отнести и т.н. поля будды (буддакшетры)- целый миры, созданные умственными усилием некоторых будд и поэтому отличающиеся от прочих миров своим идеальным порядком и возможностью достичь нирваны без особых усилий ( при помощи будды, создавшего данное "поле будды"). Наиболее известны "поля будды" - абхирати и сукхавати созданы и соответственно буддами Акшобхьей и Амитабхой и находятся от нашего мира на невероятно далёкой расстоянии: между этими мирами и нашим миром располагаются целые мириады миров.



Нередко в качестве синонима махаяны служит слово " бодхисатваяна" ("колесница бодхисатв"), ибо образ бодхисатвы, как идеала человеческих стремлений, занимает центральное место не только в теории освобождения, но и мифологии махаяны, каноническая литература которого заполнена описаниями деяний мифологических и полумифологических бодхисатв. Некоторые бодхисатвы (напр., Авалокитешвара) почитаются нарвне с буддами, а в иных случаях и выше. Образ будды в мифологии махаяны также подвергся изменениям. В теории "трёх тел будды" тело дхармы (дхармакая) наделяется характером абсолюта и является в сущности единым для всех будд. В поздний махаяне на основе этого возникла концепция ади-будды, получившая особое распространение в мифологии ваджраяны.
Мифология ваджраяны. Ваджраяна (другие названия- мантраяна, тантраяна, сахаджаяна, буддийский тантризм) рассматривается или как часть махаяны, или как самостоятельное, третье направление (кроме хинаяны и махаяны) в развитии буддизма. По-видимому, как самомтоятельное течение в буддизме ваджраяна оформилась в сер. 1-го тыс. н.э. В кон. 19-нач. 20 вв. европейскими буддологми делались неоднократные попытки доказать происхождение ваджраяны из индуистского тантризма, но более убедительными представляются новейшие теории (Говинда, Гюнтер, Бхарата), которые доказывают независимое развитие ваджраяны из более древних источников.
В основе ваджраяны лежат те же общебуддийские принципы, на которые опираются хинаяна и махаяна. Но в отличие от них ваджраяна делает упор на идею возможности достичь состояния будды в теперешней жизни человека. Для этого буддист должен наряду с методами, принадлежащими к пути бодхисатвы, заниматься и определёнными йогическими упражнениями (созерцание идама, медитация, чтение мантр и т.д.). Особо важное место в ваджраяне занимает почитание гуру (духовного наставника).
Для мифологии ваджраяны характерно стремление к систематизации пантеона и прочие мифологических представлений. Пантеон мифологии ваджраяны систематизирован по пяти дхьни-буддам. Но он не представляет собой замкнутой системы, о открыт для включения новых мифологических персонажей (особенно в число бодхисатв, идамов, локапалов) из мифологии народов, находящихся в сфере распространения ваджраяны или специально созданных с целью йогической практики крупнейшими гуру (которые якобы получили эти персонажи от какого-нибудь из будд, особенно от Ваджрадхары). Наиболее характерно для пантеона ваджраяны присутствие огромного числа идамов. В мифологии ваджраяны имеется большое количество полумифологических персонажей - знаменитых йогов и учителей, создателей разных школ и направлений, основателей буддийских монастырей и т.д. Их нередко почитают наравне с наивысшими персонажами буддийского пантеона и, в сущности, их жизнеописание, заполненные мифологическими деталями, мало чем отличаются от легенд, повествующих о чисто мифологических персонажей. Особое место в мифологии ваджраяны занимают мифологические персонажи женского пола - женские бодхисатвы (напр., Тара), женские соответствия идамов и др. Мифология ваджраяны знает и свою утопию. Это - страна Шамбхала, мифическая родина мистического учения "колеса времени" (калачакры). После т.к. шамбхалинской войны между добрыми и злыми силами в мире наступит время справедливости и благодати.
В поздней ваджраяне, особенно в Тибете, наметилась своеобразная тенденция мифологизировать реальную жизнь. Так определённые люди, по большей части высокопоставленные духовные иерархи, были объявлены земными воплощениями мифических персонажей, прежде всего бодхисатв (Авалокитешвары, Манджушри и др.).



С распространением буддизма в Китае, Тибете, Корее, Японии, Монголии, Бурятии, Шри-Ланке, Бирме, Таиланде, Лаосе, Кампучии, Вьетнаме существовавшие у многих местных народов разные религиозно-мифологические испытывали существенные изменения в концепциях и догматах. При этом общая основа буддизма и Буддийской мифологии осталась такой же, как в Индии. Нововведения в Буддийской мифологии касались прежде всего переосмысления некоторых второстепенных аспектов и включения в пантеон местных божеств, которых нередко отождествляли с буддами и бодхисатвами. Из основных течений Буддийской мифологии большим изменениями подвергались мифологии махаяны и ваджраяны, распространявшиеся главным образом в старнах, которые находятся к северу и к северу-востоку от Индии. Наибольшее влияние ва Буддийскую мифологию в Китае оказали даосизм и связанные с ним народные верования. Процесс ассмиляции китайских мифологических концепций и образов шёл особенно быстрыми темпами во времена династии Сун (960-1279). Будды и бодхисатвы наделялись атрибутами местных божеств, иногда изменялся и их внешний облик и даже пол. Мифологические персонажи отчасти утратили своё религиозное значение в качестве символов достижения нирваны. Вместо этого в поклонении им вялят средство достижения земных целей. В Китае намечается стремление связывать мифологические персонажи с историей и географией Китая. Так, бог Яма был идентифицирован с неким чиновником, который умер в 592, а резиденцией бодхисатвы Манджушри была провозглашена гора Утайшань, крупный буддийский культовый центр.
В Тибете пантеон Бцддийской мифологии претерпел особенно интенсивное расширение за счёт местных божеств из мифологии религии бон и из многих локальных культов (все они были лбъявлены защитниками буддизма). Так, в пантеон были включены легендарный правитель Тибета Гесер, бог войны Талха, божество Пеха и др. В пантеон вошли постепенно в полумифологизированном виде главных буддийских школ (напр., Марпа и Миларэпа, Цзонкаба), настоятели монастырей (напр., Трунгпа) и многие другие более или менее значительные фигуры. Большинство из них связывали с мифологическими бодхисатвами и буддами. Так, далай-ламы были провозглашены воплощением Авалокитешвары, а панчен-ламы - Амитабхи. Буддийская мифология Тибета распространилась в Монголии, Бурятии, Туве и Калмыкии, где намечались те же самые тенденции в формировании пантеона.
Такие же тенденции характерны для Буддийской мифологии в Коре и Японии ( в эти страны буддизм распространился из Китая). В Японии буддизм всё время сосуществовал с национальной религией японцев синто, что оставило заметные следы в мифологии японского буддизма. Боги синто (т.н. ками) были включены в буддийский пантеон в качестве бодхисатв, а в Аматэрасу видели даже воплощение Будды Вайрочаны.
На Шри-Ланке и в странах Юго-Восточной Азии буддизм распространился главным образом в форме хиннаяны. Поскольку мифология хинаяны была менее способна к ассимиляции местных традиций, мифологии этих стран не оказывали на буддийскую мифологию заметного влияния. Но всё же и там наблюдается сосуществование местных мифологических представлений с буддизмом: на Шри-Ланке, напр., почитается двух горы Адама Махасаман, в Бирме - т.н. наты )местные духи).
Буддийская мифология - одна из самых богатых и разнообразных в истории мировой культуры. Они представляет собой интересный пример возникновения и развития мифологических образов и сюжетов во взаимодействии с глубокой философией. Способность Буддийской мифологии к систематическому расширению и обогащению сделала её одной из наиболее распространённых мифологий мира.
Образы и сюжеты Буддийской мифологии оказали влияние на развитие литературы и искусства как в Индии, так и во многих других странах Азии. Мифологическими реалиями буддизма пользовались великие поэты Индии (Ашвагхоша, Шантидева), Тибета (Миларэпа, Лонгченпа), Китая (Юй Синь, Оан Фань-чжи). Многочисленные статусы, барельефы и иконы на сюжеты Буддийской мифологии украшают древние и средневековые храмы Индии, Непала, Тибета, Китая, Японии, Шри-Ланки, Бирмы, Таиланда, Кампучии, Лаоса, Вьетнами, Бутана, Монголии, Кореи.
Буддийская мифология оказала большое влияние на мифологию многих религиозных систем (джайнизм, индуизм, бон, даосизм, синто и др.) и на народные верования.

Связанные с ним верования особенно распространены в Норфолке и других частях Восточной Англии, а также в Девоне, т.е. в тех регионах страны, которые вообще считаются в большей степени связанными с колдовством и сверхъестественными силами. Чёрный Шак (или Старина Шак) обязан своим именем англосаксонскому слову scucca (или sceocca), что означает "демон" или "сатана".

Собаки-фантомы проникли в британскую мифологию из Норвегии, а если говорить точнее, то легенду о чёрном псе, сопровождающем Одина, принесли с собой первые викинги-завоеватели, достигшие британских берегов.
В представлении тех, кто в него верит, Чёрный Шак — чёрный огромный пёс размером с телёнка. У него громадные глаза, отливающие жёлтым, красным или зелёным, как будто внутри них горит огонь. Зачастую его описывают лишённым головы, но всё равно его глаза в темноте горят в тех самых местах, где они располагались бы на голове.
Чёрный Шак появляется на кладбищах, пустынных сельских дорогах, туманных болотах или на холмах, окружающих деревни. Поскольку люди часто рассказывали о том, что встречали Чёрного Шака на прямых участках старых дорог, родилось поверье, что эти дороги проходят по невидимым "линиям земной энергии". Древние люди умели находить их и располагали вдоль них свои поселения и святые места.
Ночью, когда на улице бушует непогода, якобы можно слышать вой Чёрного Шака, перекрывающий шум ветра. Лапы пса не производят шума, не оставляют следов, однако путники рассказывают, как им довелось чувствовать ледяное дыхание Чёрного Шака на своей шее. Согласно поверьям, встреча с Чёрным Шаком означает неминуемую смерть в течение года. Впрочем, в Саффолке полагают, что зловещий пёс безвреден, если его не злить. В некоторых частях Девона считается дурным предзнаменованием даже упоминание о Чёрной Собаке.
И в наши дни время от времени появляются рассказы о встречах с Шаком. Некоторые путники, не успевшие найти себе пристанища до наступления темноты, утверждали, что видели его очертания, совершающие прыжки или несущиеся вперёд по безлюдной сельской дороге.
Чёрный Шак известен также и под другими именами, например, Гэллитрот, Старина Шак, Обезьяна-Шаг, Отвратительная Тварь, Кладбищенское Чудовище, Исчадие Ада и Чёрная Собака Торрингтона.
Говорят, что именно легенды о Чёрном Шаке и Безмолвных псах подсказали сэру Артуру Конан Дойлю идею его знаменитой "Собаки Баскервилей".
В самых различных местах Британии в рассказах местных жителей фигурируют псы-фантомы. Люди считают их связанными с дьяволом, который частенько принимает обличье чёрной собаки, и с ведьмами.

Самайн - Главный кельтский праздник (Праздник перехода к зиме), который открывал один из четырех сезонов, отмечался в ночь на 1 Ноября, дабы задобрить и умиротворить темные силы неизвестного.

В ирландской эпической традиции это день великих деяний. Вот что говорится в старинной уладской (Улад - самая большая область в древнейшей Ирландии) саге про Самайн: "Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайном, сам день Самайна и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощенье. Потому-то и славилось празднование Самайна во всей Ирландии."

Самайн - момент открытого столкновения внешнего и потустороннего мира. В этот день разверзались холмы и из них выходили сиды* c целью сватовства или добычи чудесных предметов. Мудростью, ростом и красотой они, естественно, превосходили простых смертных. В человеческую же жизнь они предпочитали по возможности не вмешиваться. Сиды обладали даром прорицания и некоторые сиды обладали долголетием. Они также владели тремя магическими дарами - Фед Фиадой (видимо магическая дымка, делающая их невидимыми), пиром Гоибниу (те кто принимал участие в этом пире был избавлен от старости и смерти) и чудесными свиньями Мананнана, вновь являющимися целыми и невредимыми наутро после пира.

1 Ноября также конец выпасного сезона (кельты перво-наперво были отменными скотоводами). В этот день все земные дела откладывались для отпугивания нечисти, на холмах жгли костры вокруг которых танцевали и пели, а по улицам ходили ряженные. В начале начал, Самайн был несомненно пастушеским праздником, дающий содействие силам прироста и плодородия, задабривающий смерть и держащий в безопасном положении силы зла, угождающий богам (и позже определенному святому, который заменил их) жертвами, и как четкое разграничение между радостями сбора урожая и трудностями приближающейся зимы.

В средние века на Самайн пекли особые хлебцы из овсяной муки, покрытые заварным кремом. Хлебцы эти были разнообразной формы - треугольные, квадратные круглые с отверстием по середине, причем предпочтение отдавалось последней форме. При выпечке старались их не поломать, так как тогда это считалось дурным знаком. В этот день пастухи выходили в поле и разламывая пополам хлебцы кидали их через плечо, что считалось лучшей оградой скота от волков, орлов и лисиц.

Samhain, - а позже "Hallowe'en", судя по самым ранним кельтским записям был самым важным и зловещим праздником Кельтского года. Изначально он праздновался в ночь на 1 Ноября и далее весь следующий день. Тогда верили что весь мир кишит богами и духами язычников-кельтов и потусторонний мир становится видимым и доступным человеческому роду. Обитатели сверхестественного мира могли свободно смешиваться с толпой, обладая особенностями связанными с опасностью для человеческого существования.

Изначально Друидический праздник, Самайн сопровождался, как указывают Ирландские рукописи, многими примирительными соглашениями и остался самым популярным календарным праздником, праздновавшимся, сохранив многие ритуалы, еще в этом столетии.

В этот день обычно предсказывали будущее по середине ореха, по капустным кочерыжкам, капали яичный белок в воду и так далее, но иногда человеческое стремление к знанию будущего получало неожиданные и возможно нежеланные ответы на заданные вопросы. Главное было соблюдать осторожность. Потусторонний мир мог показаться в непривычном и устрашающем человеческий взор виде, или же кто-нибудь из того мира, мог сыграть злую шутку с одним из искателей ответов, заставив его поверить в то, что ему пригрезилось, как в то, что произошло с ним на самом деле.

Один из методов предсказания будущего было размещение шести тарелок с различным содержанием на полу. Девушки завязывали друг другу глаза и указывали место где была уложена тарелка, и каждая указанная тарелка говорила о уделе, предназначеном девушке. Также в этот день молодые люди с закрытыми глазами определяли фигуру и размер своих супругов вытаскивая кочаны капусты и предсказывали будущее швыряя орехи в пламя. Можно было еще гадать по камням, разместив их в костровище.

Во многих районах каждый дом имел свой собственный костер, зажигаемый только в Самайн - "samhnag" и обычно один из домов был местом собрания всех жителей.

В ранней кельтской традиции, Самайн близко ассоциировался с похоронными холмами, где как полагали существуют входы в потусторонний мир, и в этом смысле, празднование Хэлловина в Фортингэйле, в начале Долины Льва в Пертшире особенно интересно.

Сам праздник там состоял отчасти в необычной манере проведения, будучи по существу праздником общинной природы, отдельно от чего-либо еще, и это продолжалось и в этом столетии. Другой необычной чертой в этом районе Высокогорья, где сохранилось так много архаичных (устаревших) традиций, была дата, в которую праздник обычно имел большую силу - 11 ноября. Необычная дата Самайна здесь, была приурочена к дате Фортингэйл Фейл (Фортингальской Ярмарки) и между двумя этими собраниями было много общих ассоциаций. В других местах, церемония проходила в традиционную дату, и активность в праздновании менялась из региона в регион.

Samhnag (костер) делался общими усилиями и также насыпался холм, известный под названием Carn nam Marbh (Холм Смерти). Местная традиция заключалась в том, что холм (фактически - курган Бронзового Века) собирался из тел жертв перенесших ужасные мучения (чуму), погребенных старой женщиной с повозкой, запряженной белой лошадью. Его венчал камень известный под названием Clach a'Phlaigh (Чумной камень). Несмотря на то, что люди живущие поблизости знали о Фортингэйльской церемонии, только местное население участвовало в ней.

В других местечках обычно зажигают индивидуальные кострища и этим обычно занимаются дети. Каждый житель участвует в приготовлениях которые начинаются за месяц до события. Молодежь использовалась для приготовления хвороста (утесника обыкновенного (раст.)), которого только здесь большое изобилие. Это происходило в ночь за день до праздника. Для увеличения размеров костра использовались лесные стружки и смоляные (дегтевых) бочки. Старейшина
фактически выстраивал костер на вершине Холма Смерти.

В финале, когда костер зажигался и все брались за руки, как только он воспламенялся, и танцевали вокруг холма по часовой и против часовой стрелки. Как только огонь начинал тускнеть, юноши брали из костра горящие охапки хвороста и бегали по всему полю с ними, а после подбрасывали их в воздух и танцевали вокруг них, когда они падали на землю.

Когда затухал последний уголек, мальчики соревновались в прыжках вокруг остатков огня. Когда все заканчивалось, молодые люди возвращались домой и занимались предсказаниями, а люди постарше шли в Фортингэйлл Хотел, где танцевали с большим весельем. Костер был абсолютным центром внимания до тех пор пока эта традиция жила. Последний самайнский костер был зажжен на холме в 1924.

После заката, во многих регионах, любой из молодежи, кто мог нести горящий торф или головешки костра Samhnag, выбегал и бегал от костра к границе своих хозяйств и обратно с этими горящими головнями в порядке защиты семейных шествий от фэйриез* и всех злобных сил. После того все дома были очищены силой священного огня, все жители местечка могли собраться вместе и разделить вместе празднование этой традиции. Орехи и яблоки стали регулярной пищей праздника.

Когда праздник подходил к концу, новый огонь, зажженный от священного общинного огня переносился в каждый дом, и это происходило потому, что подобно Бельтановским огням, огонь Самайна был сделан из огня защищающего от беды, огня зажженный трением двух кусков дерева.

На Гебридах мальчики наряжались как ряженные и ходили из дома в дом; много убытков приносилось ими в эту дикую ночь - ворота снимались с петель, тележки переворачивались и т.д.

Этот древний праздник почти окончательно сошел на нет не только потому, что молодежь перестала интересоваться им, и не потому, что люди перестали помнить о нем, но потому что было остановлено хранителем, который утверждал, что это великое действо на холме заменилось только игрой и потеряло свой глубинный смысл.

http://www.celts.ru

Сире́ны — (греч. Σειρῆνες, лат. Sirenes) — в греческой мифологии морские существа, олицетворявшие собой обманчивую, но очаровательную морскую поверхность, под которой скрываются острые утёсы или мели. Сирены миксантропичны по природе, это полуптицы-полуженщины (в некоторых источниках полурыбы-полуженщины), унаследовавшие от отца дикую стихийность, а от матери-музы — божественный голос. В микенских текстах есть слово se-re-mo-ka-ra-a-pi, которое может означать «украшенный головами сирен».

Отцом сирен считали морского бога Форкиса, или они - дети Ахелоя и одной из муз: (Мельпомены, или Терпсихоры, или Каллиопы), либо дочери Стеропы или Геи, либо дочери Форкиса и Кето.

В послегомеровских сказаниях сирены представлялись в образе крылатых дев или женщин с рыбьим хвостом, или дев с птичьим телом и куриными ногами. Существовало несколько сказаний, объяснявших, почему они приобрели такой облик.
Они были спутницами Персефоны. После похищения Персефоны блуждали и пришли в землю Аполлона, где Деметра сделала их крылатыми, ибо они не помогли Персефоне; либо боги превратили их в птиц как раз для того, чтобы они могли искать Персефону; либо их превратила в полуптиц Афродита, ибо они не хотели выходить замуж. Либо оплакивали похищение Персефоны, бежали к скале Аполлона и превратились в птиц.
По совету Геры они вступили в соревнование с музами по пению. Музы победили, ощипали перья сирен и сделали из них венки, которые впредь стали служить головным украшением муз. Состязание проходило у города Аптер (Бесперых) на Крите. Зевс выделил им остров Анфемоэссу.



Также определяли местонахождение их острова близ Сицилии и называли как таковое, или сицилийский мыс Пелор, или Капрею, или Сиренузские острова (близ Кампанского берега). Согласно Страбону, их помещают у мыса Пелориады, а другие – у Сиренусс.
В послегомеровских сказаниях. Сирены изображаются, как девы чудной красоты, с очаровательным голосом. Звуками своих песен они усыпляют путников, а затем раздирают их на части и пожирают. Аргонавты лишь благодаря тому миновали гибели от сирен, что сопутствовавший им Орфей заглушил пение сирен своим пением и игрой на форминге (или лире). Один из аргонавтов Бут бросился на их зов в море, но был спасён Афродитой, поселившей его в Лилибее.


Морские сирены. Лубок. 1866 год.

Первые сохранившиеся упоминания о сиренах имеются в Одиссее. Они обитают между землёй Цирцеи и Сциллой на скалах острова, усеянных костями и высохшей кожей их жертв. Погубили многих людей, чьи кости белели на лугу. Сирены чарующими песнями заманивают плывущих мимо путников, которые, забыв всё на свете, подплывают к волшебному острову и погибают вместе с кораблями. Сам Одиссей избег коварных сирен лишь благодаря предостережению Цирцеи: он залепил уши своих спутников воском, а самого себя велел привязать к мачте.
Сиренам было предсказано, что они погибнут, когда кто-либо из путников пройдёт мимо их острова не поддавшись искушению; поэтому, когда проплыл мимо них корабль Одиссея (по другим — Аргонавтов), они бросились в море и обратились в утёсы; либо сбросили перья и утопились.



Согласно Софоклу, они поведали ему закон Аида. Дионис назвал Софокла новой Сиреной.
В классической античности дикие хтонические сирены превращаются в сладкоголосых мудрых сирен, каждая из которых сидит на одной из восьми небесных сфер мирового веретена богини Ананке, создавая своим пением величавую гармонию космоса. Находятся в Аиде. Также они связаны с гармонией и Дельфами.

Геральдическая сирена
По истолкованию, они были гетерами и отличались игрой на музыкальных инструментах и сладостным голосом.
Сирен сближали с гарпиями и керами; они воспринимались даже как музы иного мира — их изображали на надгробных памятниках.
Им посвящены комедии Никофона и Феопомпа «Сирены».
В геральдике сирены редко бывают эмблемами в гербах, но чаще употребляются как щитодержатели.

По Гомеру, сирен было две, Гомер рассказывает о них в двойственном числе, но имен не приводит. Позднее называли трёх сирен, имена которых были Пейсиноя, Аглаофа и Телксиепия. Одна из них играла на кифаре, другая пела, третья играла на флейте.
Либо их имена: Парфенопа, Лигея и Левкосия. В южноиталийском городе Сурренте (в Кампании) существовал храм сирен, а возле Неаполя (Парфенопы) показывали гробницу сирены Парфенопы.
Музу Сирену упоминал Алкман.

Список сирен

Аглаопа (Аглаофона/Аглаофема) («с искрящимся голосом»). Сирена. Дочь Ахелоя и Мельпомены.
Ахелоиды. Прозвище сирен.
Левкосия. Одна из сирен. Ее именем назван остров напротив мыса Сиренусс. Ее тело выброшено на берег у Посейдонии.
Лигейя. Сирена, ее тело выброшено на берег у Терины в Бруттии.
Молпа (Мольпа, «Пляска»). Согласно Гигину, одна из Сирен: дочь Ахелоя и Мельпомены.
Парфенопа (Парфенопея). Сирена. Ее могилу показывали в Неаполе, который называли «постройка сирен».
Писиноя (Пейсиноя). Сирена, дочь Ахелоя и Мельпомены.
Фелксиопа (Телксиопа). «услаждающая взор». (или Фелксиноя/Телксиноя либо Фелксиепия). Сирена. Дочь Ахелоя и Мельпомены.

Уроборос, ороборос (от греч. ουρά, «хвост» и греч. βορά, «еда, пища»; букв. «пожирающий [свой] хвост») — мифологический мировой змей, обвивающий кольцом Землю, ухватив себя за хвост. Считался символом бесконечного возрождения, одним из первых символов бесконечности в истории человечества. Также было распространено его изображение не в виде кольца, но в виде «восьмерки». Алхимический символ.

Символизирует совокупность всего, изначальное единство, самодостаточность. Порождает сам себя, сам с собой соединяется в браке, сам себя оплодотворяет, и убивает. Символизирует цикл утраты и восстановления целостности, силу, которая вечно- сама себя тратит и возобновляет, вечную цикличность, цикличность времени, бесконечность в пространстве, истину и познание в одном лице, соединение двух прародителей, андрогина, первобытные воды, тьму, предшествовавшую творению, замкнутость вселенной в хаосе вод до прихода света, потенциал до его актуализации. Изображения уробороса на надгробиях символизируют бессмертие, вечность и мудрость. Во многих мифах он обнимает собой весь мир и отождествляется с круговым течением вод, окружающих землю. Он может поддерживать мир и его существование, и в то же время, он вносит смерть в жизнь, и жизнь в смерть. Недвижимый внешне, он олицетворяет вечное движение, вечно возвращаясь к самому себе. Вместе с уроборосом часто изображаются Альфа и Омега.

Честь изобретения уробороса традиционно приписывается египтянам эпохи Среднего Царства, хотя в Китае обнаружены сходные артефакты, датированные третьим тысячелетием до н. э. По мнению ряда исследователей, толчком к созданию символа послужила форма галактики Млечный Путь.

В индуистских мифах фигурирует змей, обвивающий в кольцо черепаху, на спине которой стоят четыре слона и держат на себе мир. В скандинавской мифологии форму уробороса принимает гигантский мировой змей Ёрмунганд, когда он обвивает Землю в кольцо, кусая себя за хвост. Образ уробороса был распространен также в ацтекской, индейской и китайской мифологии.

Христиане рассматривали уроборос в качестве символа конечности и бренности подлунного существования, которое в конечном счете поглощает самое себя. В настоящее время, это один из основных символов Унитарианской церкви Трансильвании. Для сатанистов же уроборос — это один из атрибутов Зверя (Левиафана).

Знаменитый английский алхимик и эссеист сэр Томас Браун (1605—1682), перечисляя тех, кто умер в день рождения, изумлялся тому, что первый день жизни столь часто совпадает с последним и что «хвост змеи возвращается к ней в пасть равно в то же время». Немецкий химик Фридрих Август Кекуле (1829—1896) утверждал, что приснившееся ему кольцо в форме уробороса натолкнуло его на открытие циклической формулы бензола.

Карл Юнг называет уроборос базовой мандалой алхимии, одним из основных архетипов и символом бессмертия, увязывая его с диалектикой сознательного и бессознательного в душе человека.

Само название (hand of glory) происходить от французского mandragore (мандрагора), трансформировавшегося в maindegloire (рука славы). Возможно, путаница произошла еще и из-за того, что по преданию, мандрагора вырастает из семени повешенного.

Итак, сегодня под Рукой Славы подразумевают отрезанную руку повешенного убийцы, сохраненную при помощи магии. Она использовалась как амулет в заклинаниях черной магии. Полагали, что она помогает взломщикам проникать в жилые дома и здания. "Рука славы" была правой рукой убийцы, отрезанной, когда труп еще висел на виселице, или во время затмения луны. Ее заворачивали в саван, смоченный кровью и выдержанный в течение двух недель в глиняном кувшине с солевым раствором и разными видами перца. Затем все это либо сушили в печке с вербеной, травой, которая, по поверью, отгоняла демонов, либо высушивали на солнце, предпочтительно в самые жаркие дни августа.

Приготовив ее таким образом, между пальцами руки вставляли свечи. Свечи, прозванные "свечами мертвеца", изготовлялись из жира убийцы, с фитилем из его волос. Другой метод изготовления свечей состоит в том, что из "руки славы" выпускают кровь, сушат ее, погружают в воск, чтобы сами пальцы можно было жечь как свечи. Считалось, что горящие свечи или пальцы имели силу замораживать людей на ходу и лишать их дара речи. Взломщики зажигали "руку славы" перед тем, как ворваться в дом, уверенные, что амулет не даст обитателям проснуться, пока они будут грабить. Если большой палец переставал гореть, это значило, что кто-то в доме не спит и не поддается чарам. Согласно сказанию, когда "рука славы" загорится, то только молоко может потушить ее. В качестве контр-колдовства владельцы домов изготовляли мазь из крови совы-сипухи, жира белых кур и желчи черных кошек и размазывали это на своих порогах.

"Руки славы" относили к деяниям ведьм в те века, когда шла охота на ведьм. В 1588 году две немки, Ничель и Бессерс, которых обвинили в колдовстве и эксгумации трупов, признались, что они отравляли беззащитных людей, зажигая "руки славы", чтобы сделать их неподвижными. Джон Фиан, которого жестоко пытали на суде ведьм в Шотландии в 1590 году, признался, что он использовал "руки славы", чтобы ворваться в церковь, где он служил службу дьяволу.

Источник: www.all-magic.ru

У многих народов наряду с добрым волшебником, раздающим детям подарки на Рождество, существовал и его злой двойник, «Анти-Клаус». Жителям Индианы, Пенсильвании и Мэриленда он знаком под именем Белсникель.

Белсникель пришел в американские легенды из рассказов голландских переселенцев. Его имя имеет несколько вариантов: Bells Nickel, Belschnickle, Belsniggles, Belsh Nickle и даже Pelznickel (что в переводе обозначает «Николай, одетый в шкуры»).

По легенде, он был спутником Святого Николая. Он одевался в меховые одежды, на которые нашивались колокольчики, предупреждающие жителей о его приближении. Он всегда носил с собой розги, чтоб наказывать непослушных детей и немного сладостей – чтобы наградить тех, кто вел себя хорошо. Он объезжал свои владения и записывал в огромную книгу имена детей, их хорошие и плохие поступки. Непослушный ребенок находил рождественским утром в чулке не монетку, а кусочек угля – как предупреждение, чтоб вернуться на путь истинный. Тем, кому повезло меньше, доводилось отведать розги вместо подарков.

Белсникель наказывал и тех, кто в него не верил: если кто-то из молодых людей вслух высказывал сомнение в его существовании, Белсникель подстерегал этого Фому Неверующего и лупил своим посохом.

В каждом доме Белсникеля ждал накрытый стол. Однако, не глядя на сытное угощение, его приход чаще всего оставлял неприятные воспоминания, связанные с болезненным наказанием.

Традиция встречать Белсникеля была весьма популярна среди немецких поселенцев Пенсильвании вплоть до 1940 года. Одно из последних известных празднований в честь этого персонажа прошло в 1955 году в городе Фредриксвилль.

Источник: Ruth Reichmann

Крокотта (крокот, корокотта) – в классической мифологии чудовищный зверь, помесь волка и собаки (или гиены и льва). Крокотта отличается свирепостью и необычайной прожорливостью. У него невероятно острые клыки, пестрая шкура, а задние лапы короче передних.

Плиний в своей «Естественной Истории» писал, что нет ничего в мире, что крокотта не сумел бы разгрызть и проглотить. По его же утверждению, этот зверь обитает в Эфиопии. В других мифах крокотту описывают, как ненасытное животное, которое ночью ошивается вблизи поселков и выкапывает мертвецов из могил. Говорят, крокотта завлекает собак, имитируя крик попавшего в беду человека. Услышав крик, собака мчит на помощь, но находит только свою смерть.

Еще говорят, что зверь часто прячется в кустах на окраине леса, слушая разговоры фермеров. Тогда крокотта повторяет имя одного из фермеров, зазывая его в лес. Когда человек приближается, чудовище отбегает дальше, продолжая звать, завлекая человека все глубже в лесную чащу. И когда жертва окажется достаточно далеко от людей и помощи – набрасывается на нее и пожирает.

Еще легенды приписывают крокотте способность изменять свой окрас и даже пол. Глаза убитого крокотты – драгоценные камни, которые принесут их обладателю дар ясновиденья, если положить их под язык.

Холд Никар – древний дух, существо, которому некогда поклонялись как богу зимнего солнцестояния, времени, когда темные зимние ночи начинают убывать, приближая приход весеннего тепла.

Холд Никар и ныне обитает в Диких Королевствах, и возвращается на смертную землю каждую зиму, как отголосок древнего язычества. Он призраком проносится над землей и серебряные колокольчики в его одежде звенят глухо и тоскливо. Холд Никар является в образе толстого старика, одетого в длинную кроваво-красную шубу с серым волчьим воротником, из-под красно-зеленого венка из таволги видны его густые брови. Его борода седая и косматая, а глаза горят неистовым светом. Не зря в некоторых странах его называют Рождественским Козлом – завитки двух маленьких рогов видны над его бровями (вероятно, он состоит в дальнем родстве с сатирами, проживавшими в рощах Греции и Малой Азии).

Холд Никар, как и положено большинству диких духов, капризен и непредсказуем, про таких обычно говорят, что он добрейший из добрых и злейших из злых. Предания о нем гласят, что он дарит богатство тем, кто соблюдает надлежащие обряды солнцестояния или упорно трудится в полях, чтобы зимний стол ломился от яств. Впрочем, он вовсе не добренький старичок. Он таскает с собой шишковатую палку, практически булаву, которую охотно пускает в ход, наказывая тех, кто нарушил старые обряды или был ленив, в то время как другие трудились над сбором урожая. Впрочем, Холд Никар почти никогда не убивает смертных, избиение продолжается до первой крови, после чего несчастному еще придется выслушать ядовитые насмешки зловредного духа.

Шангри-Ла - это вымышленное место, описанное в повести британского писателя Джеймса Хилтона "Затерянный горизонт". По сюжету книги, Шангри-Ла, это страна-утопия, спрятанная где-то в Гималаях, а ее жители живут намного дольше обычных людей. Существует мнение, что прообразом этого места является Долина Хунза на севере Пакистана, рядом с границей с Тибетом, поскольку именно это место Хилтон неоднократно посещал перед изданием своей книги в 1930-х годах. Зеленая Долина Хунза изолирована от внешнего мира гигантскими горами. Добраться туда возможно по автомагистрали, и уже много лет там распологается популярный туристический курорт, хотя открыт он только с мая по октябрь, так как зимой трассу заносит снегом. Долина Хунза расположена на высоте около 2,5 км над уровнем моря, а горы, окружающие долину достигают в среднем 6 км в высоту. Жители Долины Хунза известны своим радушием и гостеприимностью. Многие из них говорят по-английски.













На карте:

Примечательные особенности жилища знаменитой герои народных сказок, обретавшейся в лесной глухомани, известны всем: во-первых, она стояла на курьих ножках, во-вторых, была способна поворачиваться минимум на 180 градусов. Были ли реальные прототипы этих характеристик в архитектурных сооружениях наших предков? Давайте разбираться.



Курьи ножки

Для любого современного человека курьи ножки означают куриные лапы. Так и изображается обиталище бабуси во всех детских книжках сказок. Но вы только представьте, какого размера и выносливости они должны были быть, даже учитывая, что проживала старушка не в хоромах и даже не в избе, а в избушке, то есть строении небольшом: ого-го, да и только!

Впрочем, в сказке возможно все. Тем не менее, существует версия, по которой в курьи эти подставки превратились путем трансформации понятия курных – то есть окуриваемых особыми обрядовыми составами. И так действительно поступали когда-то в погребальных ритуалах: сжигая умерших, помещали их прах в прочные постройки, которые устанавливались на высоких опорах, у основания которых воскуривали подобающие случаю травы и т.п.

Таким образом обеспечивался проход покойного в мир мертвых, так как попасть туда можно было только изнутри избушки (а ведь и Баба Яга была «пограничником», стражем и проводником в мир иной). Вот почему сказочный герой, оказавшись на полянке перед ее причудливым домиком, обнаруживал, что входа в него нет: это оттого, что он располагался с обратной стороны, со стороны леса, символизировавшего иномирье.

Справедливости ради стоит упомянуть, что не только могильные домики ставили на высоких опорах, но поскольку по практически общепризнанному мнению, наша бабуля сторожила границу между мирами, то вероятнее именно вариант, связанным погребальным ритуалом. К тому же, вспомнив пушкинское: «Избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей, обратим внимание, что таковыми были именно могильные избушки.

Писатель А.Иванов, историк по образованию, выдвигает другую версию, ссылаясь на традиции уральских угро-финнов, у которых на тайной поляне в лесной чаще располагалась священная постройка сомъях, установленная на обрубленные пни, чтобы туда не залезли рысь, росомаха или медведь.

Внутри находилась деревянная кукла иттарма – вместилище души предка – в национальном наряде, квлючавшем, среди прочего шубу-ягу. Вокруг поляны воздвигали частокол с вывешенными на нем черепами жертвенных животных. По мнению автора концепции, образ Бабы Яги в русских сказках являет собой пример слияния культур.

Но вернемся к сказочному герою. Как известно, он умел договариваться с волшебной постройкой, поскольку она способна была вращаться, по крайней мере, на половину круга. А формула договоренности всегда была одной и той же: «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом». Только ли чудом можно объяснить подобное?

Поворотный механизм

Оказывается, вращающиеся строения тоже были известны нашим предкам, и не просто известны, а сооружаемы не так уж и редко. Речь идет о… ветряных мельницах, многообразие конструкций которых можно разделить на два основных типа: столбовки (северный вариант) и шатровки (в средней полосе).

Не углубляясь в инженерные подробности, отметим главное. Столбовки под влиянием ветра вращались на врытом в землю столбе, кроме которого имелись и дополнительные опоры – те же столбы, клеть в форме пирамиды или рама. У шатровок нижняя часть оставалась неподвижной, а поворачивалась только верхняя. Как видим, первый тип более сходен с жилищем Бабы Яги.
* * *

Вот и получается, что прообразы чудесных свойств Бабы Яги существовали в реальной жизни. Может, и шапка-невидимка отыщется? Сапоги-скороходы? Сапоги-скороходы отыщутся? Или скатерть-самобранка? Шучу, конечно. Но остается еще один вопрос: нет ли противоречия в соединении конструктивных свойств погребального домика и мельницы?

Думаю, что нет. Во-первых, в сказке возможно все: там другая действительность, другое пространство и другое время. Во-вторых, мельники и мельничихи всегда связывались в народе с особыми качествами, замешанными на магии. Котик бабушкин тоже ведь ассоциируется с животным населением мельниц… В любом случае, уж больно интересное жилище у Бабы Яги.

С детства не могла понять пушкинскую фразу: «Там ступа с Бабою Ягой идет-бредет сама собой». Представить летящую ступу довольно просто. При желании можно признать, что она передвигалась скачками, то есть вприпрыжку, но вот бредущий ход этого транспортного средства предположить весьма трудно, по крайней мере, мне.

Напомню, что ступа славянами воспринималась как предмет, обладающий целительными свойствами и выполняющий существенную обрядовую роль, в том числе, в отправлении столь важных событий, как свадьба и похороны. О свадебных уже рассказывалось. Что касается похоронных, то поляки, в частности, верили, что после смерти человека ступу нельзя использовать в течение трех дней по основному хозяйственному предназначению, то есть толочь в ней зерно и проч., поскольку именно в ней обретается душа человека в этот временной период.

Использование ступы (как и песта) в другое время тоже сопровождалось целым рядом инструктивных указаний. В частности, не дозволялось ее оставлять с пестом внутри на ночь, чтобы не дать толочь нечистой силе; возбранялось оставлять открытой, поскольку эту сулило мрачную перспективу не закрыть рта перед смертью.

А почему же столь крепко связана ступа с образом Бабы Яги? Признаться, разделяю точку зрения, согласно которой изначально этот персонаж был для наших предков не косматым страшилищем с костяной ногой, с носом, который в потолок врос и прочими малоприятными приметами внешности, а существом божественного происхождения, Великой Матерью, связанной с судьбой, жизнью и смертью, перерождением души и ее проводником из мира живых в мир мертвых. Ей также приписывали статус хозяйки диких лесных животных, что также являлось функцией Богини-матери.

И ступа в данном случае – достаточно серьезный аргумент, поскольку ведь она была атрибутом богини Макоши. Кроме того, во многих сказках Баба Яга выступает пряхой или ткачихой – а эти профессии были характерны для богинь судьбы. К тому же она является владелицей ступы, олицетворявшей женское начало, и песта – символизировавшего мужское, – то есть идеи плодородия, а также помела, родственного венику, который мог быть как атрибутом нечисти, так и защитой от нее: «ездит в ступе, пестом погоняет, вперед метлой дорогу разметает»; «ездит в ступе, пестом упирается, помелом побивается, хлещет сама себя сзади, чтобы прытче бежать».

Кроме того, ступа была принадлежностью мельничного хозяйства, а мельница, как известно, в народных поверьях, с одной стороны, тоже ассоциировалась с чертовщиной, но с другой – являлась местом выработки муки как основы хлеба, отношение к которому было сакральным, то есть священным.

В древние времена духи стихий также связывались со ступой и пестом. В частности, грозовые облака уподоблялись ступе, а молнии – песту, ударявшему по ней. Кстати, на Руси и Бабу Ягу считали причастной к грозовым явлениям, – уж не была ли она предшественницей громовника Перуна в женской ипостаси?

Наконец, жуткие гастрономические предпочтения старушки, якобы похищавшей, жарившей в печке и поедавшей детей, тоже содержат в себе отголоски древнего обряда «перепекания» ребенка в лечебных целях, а это свидетельствует о принадлежности Бабы Яги к народной медицине. И бабой допрежь страшилок русичи именовали старшую в роду женщину, а также знахарку, лекарку, повитуху. Было даже слово «бабничать», означавшее «принимать роды, лечить, ворожить».

Вот вам и бабуся. Куда ж такой без ступы – сакрального предмета славянского хозяйства! Однако, после христианизации Руси, примерно с XII века покойников стали хоронить не в деревянных срубах на курьих-курных ножках, а в долбленых дубовых колодах, которые напоминали ступы, а потому получили такое же название.

Выражению «дуба дать» мы обязаны именно этому обычаю, который сохранился до той поры, пока Петр I не издал указ, объявивший наказание в виде смертной казни за рубку в дубовых рощах. После этого и стали сколачивать гробы из досок. Но за шесть веков существования колод-ступ за Бабой Ягой укоренилась слава, что передвигается она в гробовой колоде. И это не могло не способствовать трансформации образа лесной хозяйки в отрицательную сторону. Вот так.

Существуют исторические данные, свидетельствующие не только о существовании неандерталоидов в исторические времена, но и даже о первых военных конфликтах с ними. Среди описаний похода Александра Македонского находится повествование "О дивиих человецех силных".


Битва Александра Македонского с расой недочеловеков.
Французская миниатюра XIII в.

Летописец пишет: когда Александр пришел "в некою страну травну" (судя по всему, где-то в предместьях Индии), он обнаружил, что там "бяху человецы дивии, подобни суще к волотом (гигантам), и óбли (круглы), и косматы, чермни, обличие имуще лвово. И друзии же нарицающеся охлоти, не имущи влас, в высоту имуще 4 лакти, вопреки же (в ширину) дву лакот. И узревше ны, приидоша нань, кожами препоясани, крепцы вельми и силни. Готови суще на брань бес копий и стрел, не имуще оружия, но с колием (палками), а друзии, древа нагибающе, ломляху и тем мещуще, много убивааху. Александр же повеле их стреляти, и егда стреляху их стрелки, стрелы вскакааху (отскакивали) от тела их, и не имяше (не брало) их оружие. Они же колием (палками) биахуся с нами и убиша много. Воем же гибнущим (в то время как воины погибали), узре мудрый Александр траву многу и повеле возгнетити (зажечь) огонь и огнем ся оборонити с ними. И обшед же зажгоша я, и изгореша силнии ти мужи, а другыи вбегоша в вертепы (пещеры), убиша же от нас мужии 72. И повелех сжещи я огнем. И тако сожжени быша силнии ти мужи, а оставшая же кости их повеле Александр нести в домы их, они же исчезоша... Оттоле отшедше, приидохом на некое место, ижеде источник течаше великою водою. И повелех ту плек сотворити (выстроиться полком) и вооружитися… Потом же в 9 час и в 10 явися нам муж космат, якоже вепрь. Мы же ужасохомся, ведевше тако животна. И повелех яти и (взять его). Он же ят быв, без студа зряша на ны. И повелех, сволкши (притащив), жену привести к нему, дабы еи восхотел. Он же восхотев ю и оттек кроме, нача ю ясти (сначала совершив с ней соитие, попытался её съесть). Текшим же воем, хотящим яти его, он же потóрта (проговорив) языком своим, и слышавши же прочии от рода его изыдоша на ны из болота, хотяще ся бити с нами мужии до 10 000, а нас же бяше 40 000. И повелех зажещи болото о них. Они же, увидевше огонь, бежаша. Гнавше же по них, связахом от них 400 муж, их же повелех водити с собою, иже не имуще что ясти, измроша. Имеяху же смысл (разум) не человечь, но лаяху, яко пси".

Летописец Александра, описывая признаки неандертальцев, говорит, что Александр очень удивлялся нечистоте этих народов, ибо они употребляли любую животную пищу: "всякую жупеличную тварь гнусную и скверное: комары и мшицы, кошки и мыши, и змиа, и изварагы женская (выкидыши), и мертвых плоти не погребаху, но ядяху… Не вси же глаголааху человечьска, но ови яко пси лаяху, а инии же ревуще, яко скот, не имуще смысла человечьска, но акы зверие дивии, без ума суще".

Предание приписывает Александру заключение всех этих "нечистых языков" между двумя северными горами, для чего будто бы были сделаны огромные железные врата и забетонированы так, что их "ни железо сечет, ни огонь жжет". Туда Александр загнал неандертальцев, как скот в загон, и запер врата. При кончине мира Бог отворит эти врата и все нечистые языки выйдут "на землю Израильскую и осквернят ю". Пророчество гласит: "Егда же кто вас увидит нечистыя ты языки на землю пришедшая, да увесть, яко близ есть кончина". Эти зверолюди и были названы народами "Гога и Магога", о которых идет речь в Апокалипсисе Иоанна (Летописец Эллинский и Римский. Т. 1. СПб, 1999, стр. 131-133).
Помимо прочих весьма интересных деталей, в вышеприведенном описании особо хочется выделить пример попытки людей совершить скрещивание с неандертальцем, для чего привлекли какую-то женщину (по-видимому из числа пленниц). Это еще раз подтверждает возможность случаев смешения неандертальцев с человеком.
Также хорошо известно, что в местах обитания реликтовых гоминид часто находят согнутые и переплетенные тонкие стволы деревьев и ветви. Дивы, с которыми столкнулось войско Александра Македонского, тоже легко нагибали деревья и ломали палки.
Все описанные характеристики этих недочеловеков полностью соответствуют выводам археологов и антропологов о неандертальской расе и переходных типах. К этому нужно добавить, что демонические образы, которые мы находим в мировых религия, видимо сложились частично под впечатлением от контактов с этими существами.
Вышеописанное военное столкновение людей с неандерталоидами не единственное. В исторических анналах имеются сведения о целых кровопролитных войнах между дэвами, или ракшасами (огромными волосатыми дикарями) с одной стороны, и людьми под предводительством "богов" с другой. В древнеиндийском эпосе "Рамаяна" описывается как Рама привел свой народ в Индию, освободив её от злобных великанов – ракшасов. Из других источников явствует, что переселение племен арьев в Индию, на Цейлон и Иранское нагорье сопровождалось борьбой с народом великанов-людоедов.

Легенда об английском короле Артуре и его Круглом столе известна многим. Но происходило ли все это в действительности? И где же находился таинственный остров Авалон – постоянное место жительства легендарного короля? Ведь его нет ни на одной карте. Ответ на данный вопрос дает небольшое аббатство Гластонбери, где английские археологи обнаружили во время раскопок могилу с телами Артура и его супруги Гвиневеры..

В памяти человечества существуют три короля Артура – Артур исторический, Артур легенд и Артур рыцарских романов, причем один образ плавно перетекает в другой. Поэтому отделить историческую правду от вымысла довольно трудно, учитывая древность сказаний, появившихся в VI веке н.э. Эти века не случайно овеяны фантастическими историями о великом короле Артуре и его знаменитых рыцарях Круглого стола, совершивших массу невероятных подвигов.

К началу III века римляне завоевали Британские острова и владели ими до начала V столетия. Тогда самому Риму угрожали орды готтов, и все римляне покинули колонию. Не прошло и полувека, как на Британию обрушились германские племена. Тогда племена бриттов и остатки потомков римлян объединились и начали борьбу с завоевателями. Хотя они и нанесли им ряд поражений, к 1600 году завоевание основной части острова было завершено.



Об этих временах – борьбы исконного населения Британии с завоевателями – и повествуют истории о короле Артуре, который стал тем героем, что вел эту борьбу. Несмотря на ее неудачу, легенда отправляет раненого короля на волшебный остров Авалон, путь к которому открывается немногим. На этом острове обитают эльфы и феи, там столь медленно течет время, что герои легенд и поселе, возможно, обитают в райском уголке, не ведая, что над планетой пронеслись полторы тысячи лет. Так жил ли на самом деле король Артур? Существовал ли Авалон? Оказывается, эти вопросы неразрывно связаны между собой.

Вокруг легенды об Артуре ходило столько слухов в минувшие века и продолжает ходить в наши дни, что впору окончательно запутаться. Кое-кто из мистиков Средневековья полагал, что Авалон пропал не в физическом, а в сакральном смысле этого слова. Подобно русскому Китежу, остров перешел в иное магическое измерение и скрылся от глаз людей.

Многие историки XIX века объясняли исчезновение Авалона куда более прозаически. Они считали, что причиной гибели острова было банальное наводнение. В подтверждение своей гипотезы ученые приводили подлинную историю, относящуюся к XI веку. В ней шла речь об очень невысоком острове в проливе Ла-Манш, защищенном дамбами и шлюзами. Однажды после каких-то торжеств пьяная стража забыла их закрыть, и ничем не сдерживаемая приливная вода ринулась в город. В волнах погибла вся местная знать (кроме короля, который спасся вплавь на коне), а сам остров покрыло море. Именно вышеописанный исторически достоверный случай и натолкнул исследователей на мысль о том, что Авалон могла постигнуть та же судьба.

Совершенно неожиданно на эту тему высказался (хотя и в завуалированной форме) знаменитый датский писатель Ханс Кристиан Андерсен. В своей довольно жутковатой сказке «Вен и Глен» он описывает два острова-близнеца. Как-то зловещей грозовой осенью Вен был поглощен пучиной, и с тех пор все жители Глена с ужасом ложились спать, ожидая, что сегодня ночью Вен (т.е. море) придет за своим братом и за ними. И Глен действительно исчез, но совсем по иной причине. Он слился с материком, соединенный с ним рукотворными насыпными сооружениями. Такое могло произойти и с Авалоном, если он располагался достаточно близко от берегов Британии.

Надо отметить, что не только европейские ученые интересовались историей острова Авалон. М.А.Орлов в книге «История сношений человека с дьяволом» (1904) указывает, что: «Авалон часто описывали древние поэты Франции. Так, в поэме о Вильгельме Курносом мы находим упоминание о том, что Авалон был чрезвычайно богат, так что другого такого богатого города никогда не было и построено. Стены его были сложены из какого-то особого камня, двери в них были из слоновой кости, жилища щедро разукрашены изумрудами, топазами, гиацинтами и другими драгоценными камнями, а крыши на домах были золотые! В Авалоне процветала волшебная медицина. Здесь излечивали самые ужасные болезни и раны. В одном из тогдашних романов этот остров описывается как место, где все обитатели проводят время в вечном празднике, не ведая забот и горестей. Само слово «Авалон» сближали со словами древнебретонского языка «Inis Afalon», что значит – «остров яблонь».

Различные мнения о таинственном острове высказывают и многие современные зарубежные писатели. Но все это гипотезы, которые не дают нам возможности раскрыть тайну Авалона. мы не зря упомянули в начале статьи Гластонбери, что располагается на самом западе Великобритании. Раскинувшись на обширных равнинах Сомерсета, неподалеку от Бристольского канала, этот комплекс сейчас включает в себя город, аббатство и огромную вулканическую скалу с развалинами церкви, спускающуюся террасами вниз. Местность, окружающая город, раньше напоминала остров из-за бесчисленного множества болот, не осушавшихся до XVI века! Следует отметить, что люди жили здесь еще с незапамятных времен. Остатки поселений, открытых археологами, датируются эпохой римского вторжения на острова. Полагают также, что на землях Гластонбери в течение долгого периода существовал змеиный храм друидских жрецов.

С более чем 150-метровой вершины скалы можно наблюдать пейзаж на 70-80 километров вокруг. Вулканические террасы несут на себе следы обработки их людьми, и, возможно, они служили когда-то тропой для христианских паломников, шедших сюда на поклонение и молитву.

В эпоху Средневековья монахи возвели здесь величественный монастырь, названный ими в честь святого Михаила. Когда же он был разрушен землетрясением, на его месте выросла церковь, остатки которой сохранились и поныне. По легенде, гластонберийская гора является местом, где некогда жил король Артур, а также тайным входом в подземное царство повелителя эльфов. Считается, что в VI веке сюда проник святой Коллен, стремившийся покончить с демонизмом. Он совершил обряд экзорцизма, и от соприкосновения со святой водой эльфийский дворец с грохотом пропал, оставив подвижника одного на пустой вершине скалы.



Еще одна легенда связана с так называемым колодцем святого Грааля, расположенным у подножия горы. Говорят, что в свое время святой Иосиф бросил сюда чашу, которой пользовался Иисус во время Тайной вечери! Многие пытались найти драгоценный магический предмет, но это не удалось никому. В народных преданиях указывается, что Круглый стол короля Артура и распался-то только потому, что святой Грааль исчез из мира людей. Сам колодец построен друидами из громадных каменных блоков, с величайшей тщательностью обработанных руками каменотесов. Каждый день из него выливается 113 тысяч литров красной железистой воды, обладающей, по поверью, магическими свойствами.

Вообще скала в Гластонбери является весьма странным местом даже с точки зрения современной науки. Очень часто местные жители становятся свидетелями необыкновенного зрелища, происходящего по ночам. Неожиданно в воздухе возникают бледные синеватые огни, которые часами носятся вокруг церковных развалин. Одни приписывают их появление уфологическим факторам (НЛО), другие – магнетической энергии скальной породы.



Аббатство Гластонбери – уникальный исторический объект для множества религий. В свое время здесь проводили обрядовые действия друиды, поклонявшиеся змеям. Затем их сменили римляне, а после ухода последних на местной территории прочно осели ведьмовские общины (обитающие тут и по настоящее время). Но наиболее значимый след оставили, несомненно, христиане. По легенде, Иосиф Аримафейский (человек, похоронивший тело Христа) переселился в Гластонбери и построил здесь первую в Великобритании церковь. На развалинах аббатства каждую Пасху расцветает терновник. В народе говорят, что когда Иосиф после своего прибытия взошел на скалу, он во время молитвы опирался на посох. Как-то раз он оставил его там, и посох превратился в дерево. Дерево пустило корни, и с той поры гластонберийский терновник служит местной достопримечательностью. Наиболее чтимый в Ирландии святой – Патрик – также жил и умер среди здешних монахов.

Датой основания монастыря принято считать 705 год. Именно тогда король Айне создал своим указом обитель, а в Х веке тут поселились бенедиктинцы. Те церковные руины, которые наблюдают современные туристы, относятся к тринадцатому столетию. Они остались от храма, разрушенного по приказу короля Генриха VIII во время его борьбы с английским католицизмом (XVI в.).

Как место последнего упокоения короля Артура и его супруги, Гластонбери приобрело известность с ХII века. До этого времени подлинность данного факта подтверждалась лишь преданиями. Так, Эскалибур – легендарный меч Артура, брошенный сэром Бедуиром по просьбе смертельно раненного в битве при Камлене короля в воду, мог быть утоплен в местном озере Помпарлес. К сожалению, этот некогда обширный водоем ныне осушен и проверить правдивость устной традиции уже невозможно.

Большое несчастье (принесшее, однако, и некоторую пользу) произошло в 1184 году. Страшный пожар уничтожил тогда аббатство практически до основания, но во время реконструкции монахи занялись широкомасштабными поисками могилы Артура. В 1190 году она была найдена! Тщательно простукивая каменные плиты пола, бенедиктинцы обнаружили на трехметровой глубине – ниже современной кладки – еще более старую, с имеющейся в ней полой камерой. Вскрыв пол, монахи пробились к легендарной усыпальнице. Два огромных гроба, пропитанных сохраняющими дерево смолами, предстали их изумленному взору!

В архивах аббатства сохранился подробный отчет об осмотре тел усопших. Скелет мужчины поражал своим высоким ростом – 2 м 25 см. У него был поврежден череп, однако причину травмы установить не удалось, хотя это мог быть и след от ранения. На голове женщины прекрасно сохранились белокурые волосы.

Руководство монастыря распорядилось провести торжественное перезахоронение царственных супругов, и вскоре над их новой могилой вырос большой свинцовый крест с надписью: «Здесь, на острове Авалон, покоится под землей прославленный король Артур». В 1278 году останки монарха были повторно захоронены в специальной гробнице из прекрасного черного мрамора.

Первые современные научные изыскания в Гластонбери начались в 1907 году. Историко-археологической экспедицией руководил английский ученый Фредерик Б.Бонд. Его сотрудники добились значительных успехов – они обнаружили остатки неизвестной часовни. Сверив ее географическое положение с общим планом аббатства, Бонд пришел к выводу, что оно было построено согласно законам сакральной геометрии, используемой древними египтянами, а позже масонами. Однако маститый исследователь имел неосторожность публично заявить о том, что все указания по поиску древностей он с помощью медиумов получал, общаясь с душами усопших монахов. Разразился крупный скандал, и Бонда уволили.

Только много лет спустя результаты его изысканий были переосмыслены в свете новых научных данных. Как оказалось, Фредерик Бонд показал в своем отчете (хотя и не имея прямых доказательств) энергетическую связь между Гластонбери и Стоунхенджем. Так называемая линия «лей» (место всплесков энергии неизвестного происхождения) соединяет два вышеуказанных места, проходя параллельно древней дороге. Эту мистическую трассу в народе именуют Тод Лайн – дословно «мертвая линия», или же «путь мертвых людей». В английском фольклоре Тод Лайном обозначают тропу духов, по которой умершие следуют в загробный мир.

Место захоронения Артура и Гвиневеры, обнаруженное монахами в XII веке, как раз располагается на этой линии.



Следующая попытка раскрыть загадку Гластонбери была предпринята в 20-х годах нашего столетия. Для лондонских ученых тайной за семью печатями продолжала оставаться древняя обсерватория (иначе – Звездный храм), находящаяся южнее аббатства. Она представляет собой двенадцать огромных знаков Зодиака, искусно выложенных на земле. Описание этого объекта впервые встречается у Джона Ди (1527-1608 гг.) – знаменитого астролога и медиума королевы Елизаветы I. И вот в 1929 году Звездный храм заново изучила скульптор Кэтрин Мэлтвуд. Она была известна в кругу британской интеллигенции в первую очередь как иллюстратор «Высокой истории святого Грааля», – историко-мистического произведения, написанного в 1199 году в Гластонбери. Тщательно исследовав астрологические фигуры, Мэлтвуд в своей работе «Храм звезд в Гластонбери» попыталась связать их с персонажами артуровского эпоса. Так, магическую фигуру Мерлина она сопоставляет с созвездием Козерога; короля Артура – со Стрельцом, а Гвиневеру – с Девой! Само же аббатство Гластонбери – это знак Водолея, символизирующий собой приход новой просвещенной эпохи.

В конце ХХ века английские ученые, собрав воедино накопленные знания, решили раз и навсегда дать ответ на все вопросы, которые ставило перед ними Гластонбери на протяжении более тысячи лет. Нельзя сказать, что эту задачу они выполнили полностью, но кое-что сделано все-таки было. Так, например, археологи провели повторное вскрытие могилы Артура, и сведения хроники аббатства полностью подтвердились! Ученые занимались не только черной мраморной гробницей, но и изучили самую раннюю погребальную камеру, обнаруженную монахами в 1190 году. Скелеты Артура и Гвиневеры были направлены на медицинское обследование, которое датировало останки V-VI веками нашей эры, т.е. временем, когда и жил легендарный король. Сомнений больше не оставалось!



Мы не знаем, о чем думал в свои последние часы умирающий Артур. Но писатель Теренс Уайт в романе «Свеча на ветру» пишет об этом так: «Заунывный ветер дул в Солсбери. Мгла стояла в пустом шатре Короля. Ветер выл, оплывали свечи… В ожидании епископа старый-старый человек присел за читальный налой. Время шло, и голова его никла к бумагам. Он вспоминал остров, увиденный им во время перелета, остров, на котором мирно сожительствовали птицы, не ведая войн. Старый Король чувствовал себя исполненным бодрости, он почти готов был начать все сначала. Но в ту ночь слишком поздно было для новых усилий. В ту пору судьба назначила ему умереть и быть перенесенным в Авалон, где он мог ожидать Лучших дней!»

Меч короля Артура

Убеждалась не раз, что многие думают, будто костяная нога приписывается Бабе Яге исключительно для создания более устрашающего образа. Однако немало и таких людей, которые в курсе, что старушка сия – страж границы между мирами живых и мертвых, между Явью и Навью. Являясь символом связи как со смертью, так и с жизнью, она одновременно и жива, и мертва именно в силу пограничья.

Из этого легко сделать вывод о том, что бабуся, что называется, одной ногой здесь, другой – там. Поскольку у современного человека скелет ассоциируется со смертью, то костяная, то есть не облеченная плотью конечность является признаком мертвого. На самом деле все обстоит несколько сложнее, то есть такая позиция и верна, и ошибочна. В общем, сплошные дуализмы…

Обратимся к традициям разных народов. Во многих сибирских племенах, например, усопшего шамана или шаманку хоронили несколько раз: сначала укладывали на высоком помосте или привязывали головой вверх к стволу верхней части дерева, а через три года собирали кости и хоронили в кургане (реже – сжигали). Для шаманов до сих пор считается очень важным, чтобы погребение производилось без плоти, а в скелетную часть вносились изменения, например, добавление хрусталика в позвоночник или особой косточки.

Трупы рядовых членов племени после сгнивания на открытом воздухе переносили либо туда, где они жили раньше, либо в небольшую пристройку из коры рядом, через некоторое время хоронили в общей могиле. Любопытно, что аналогичный обычай существовал и у американских ирокезов.

Нганасаны хоронили детей и подростков завернутыми в шкуру или положенными в деревянный ящик, помещая на вершину столба высотой в человеческий рост. В некоторых районах Японии умершего человека в древние времена хоронили, а по прошествии определенного времени эксгумировали, чтобы перезахоронить кости. В далекой Австралии сооружали постройки наподобие могильных домиков русичей.

У ряда монгольских племен была выделена специальная природная площадка, куда укладывали покойников… на съедение хищникам, а потом собирали кости и устраивали погребальный ритуал. Зороастрийцы тоже помещали посмертное ложе таким образом, чтобы плоть умершего склевали птицы и похоронный обряд совершали исключительно с оставшимися после птичьей трапезы частями скелета.

На русском Севере несколько лет назад археологи обнаружили курган, в котором костные останки человека были расположены внутри, так сказать, во чреве обгоревшей до углей деревянной женской фигуры очень больших размеров – длиной около 4 метров. Почему же?

Нам сегодня это может показаться дикостью, но не стоит торопиться с выводами. У подобных действий имелась своя философия и идеология. В древние времена люди иначе воспринимали понятия бренности существования и ее антипода – вечности. Плоть являлась временной оболочкой, а кость, в отличие от нее – связанной с понятиями воскрешения и перерождения души.

Таким образом, костяная нога Бабы Яги есть не что иное, как демонстрация причастности к вечному, а не только противоположности жизни и смерти, ведь предки наши глубоко верили в посмертное существование, иначе не оказались бы столь живучими предания о реках Стикс и Смородине.
И, кстати, не часто, но все же встречаются сказки, в которых нога у лесной бабуси – золотая. Надо сказать, что согласно древнейшим поверьям индоевропейцев, как раз в стопе заключалась живая душа человека, точнее, в особой маленькой косточке, расположенной там и спрятанной под плотью. Отсутствие плоти на ноге указывало на то, что обладатель подобной конечности – не человек, а дух.