http://www.liveinternet.ru/community/for_women_only/post198854882#

Мы живем суматошной жизнью, в которой горе и радость попутали свои места, а если не работает мобилка - мир остановился. А я хочу вам рассказать о людях, которые всего этого не знали, даже вкуса хлеба не знали, жили без соли. Но не утратили отсчет времени и все шесть человек были грамотны. Корреспондент КП Василий Песков в 1982 году опубликовал серию очерков под названием «Таежный тупик». А в 1990 году выпустил книгу.  (Можно скачать Очень много фото).  Сейчас в живых осталась одна Агафья. Ей 66 лет. От окончания книги и по сей день ее судьбу легко проследить по публикациям КП.

Для начала посмотрите документальный фильм об истории семьи староверов Лыковых, проживших почти 50 лет в глухой сибирской тайге в полной изоляции от внешнего мира.

 

Еще одна интересная статья о Лыковых.

Я даю только первую главу из книги В.Пескова, остальное прочитаете сами.

ОТ АВТОРА

Слова «Таежный тупик» не нуждаются в пояснении. Редкий из читающих газеты людей не знает, что речь идет о судьбе Лыковых. Впервые о таежной «находке» геологов «Комсомольская правда» рассказала в 1982 году. Интерес к маленькой документальной повести был огромным. Еще бы, речь шла о семье, более тридцати лет прожившей в изоляции от людей. И не где-то на юге, а в Сибири, в тайге. Все было интересно - обстоятельства, приведшие к исключительной «робинзонаде», трудолюбие, сплоченность людей в борьбе за существование, находчивость и умелость и, конечно, религиозная вера, ставшая причиной жизненного тупика, но и служившая опорой людям в необычайных, исключительных обстоятельствах.

Непросто было в 82-м году собрать информацию обо всем, что случилось. Что-то недоговаривалось, о чем-то Лыковы просто предпочитали молчать, еще не вполне доверяя людям из «мира», кое-что в сбивчивом непоследовательном рассказе было просто трудно понять. И как проверить услышанное? Пришлось подробно расспрашивать геологов, уже хорошо знавших Лыковых, сопоставлять, сравнивать.

Еще труднее было повествование публиковать. 1982 год. Гласности не было. Как рассказать в молодежной газете об отшельниках-староверах, не впадая в «антирелигиозные разоблачения»? Единственно верным было, показав драму людей, восхититься их жизнестойкостью, вызвать чувство сострадания и милосердия. Так история Лыковых и изложена.

Читательский интерес к публикациям совпадал и с моим интересом проследить за судьбой двух оставшихся от семьи, Агафьи и Карпа Осиповича. Судьба их, пусть краешком, вошла в соприкосновение с тем, что они называют «мирской жизнью». Каким будет этот процесс, к чему приведет? Семь лет подряд то зимою, то летом, то осенью - я старался бывать у Лыковых. И всегда в житье и судьбе их обнаруживалось что-нибудь иовое, любопытное. Кое в чем Лыковым надо было и помогать. Я это делал с радостью, опираясь на участие своих друзей в Таштыпе и Абакане. Отчет о каждой поездке публиковался в «Комсомольской правде». То, что здесь вы прочтете, - газетные очерки, собранные в книжку и снабженные фотоснимками, число которых в газете было, естественно, ограниченным.

Еще хотел бы сказать спасибо людям, чья помощь Лыковым была у меня на глазах, кто помогал и мне добираться к избушке на Абакане. Имена их в повести вы найдете.

От семьи Лыковых осталась теперь только младшая дочь Агафья. Иногда она радует письмецом - листками с «печатными» старославянскими буквами. У нас уговор: случилось что-нибудь важное в жизни - обязательно написать. В прошлом году Агафья сообщила о странном волке, «приискавшем» место для жизни возле избы. И последняя новость: соседи-геологи свои работы сворачивают… Впрочем, обо всем этом вам предстоит прочитать.

В. ПЕСКОВ

14 мая 1990 года

РАССКАЗ НИКОЛАЯ УСТИНОВИЧА

Вфеврале мне позвонил, возвращаясь с юга в Сибирь, красноярский краевед Николай Устинович Журавлев. Он спросил: не заинтересует ли газету одна исключительная человеческая история?.. Через час я уже был в центре Москвы, в гостинице, и внимательно слушал сибирского гостя.

Суть истории была в том, что в горной Хакасии, в глухом малодоступном районе Западного Саяна, обнаружены люди, более сорока лет совершенно оторванные от мира. Небольшая семья. В ней выросли двое детей, с рождения не видавшие никого, кроме родителей, и имеющие представление о человеческом мире только по их рассказам.

Я сразу спросил: знает ли это Николай Устинович по разговорам или видел «отшельников» сам? Краевед сказал, что сначала прочел о случайной «находке» геологов в одной служебной бумаге, а летом сумел добраться в далекий таежный угол. «Был у них в хижине. Говорил, как вот сейчас с вами. Ощущение? Допетровские времена вперемежку с каменным веком! Огонь добывают кресалом… Лучина… Летом босые, зимой обувка - из бересты. Жили без соли. Не знают хлеба. Язык не утратили. Но младших в семье понимаешь с трудом… Контакт имеют сейчас с геологической группой и, кажется, рады хотя бы коротким встречам с людьми. Но по-прежнему держатся настороженно, в быту и укладе жизни мало что изменили. Причина отшельничества - религиозное сектантство, корнями уходящее в допетровские времена. При слове «Никон» плюются и осеняют себя двуперстием, о Петре Iговорят как о личном враге. События жизни недавней были им неизвестны. Электричество, радио, спутники - за гранью их понимания».

Обнаружили «робинзонов» летом 1978 года. Воздушной геологической съемкой в самом верховье реки Абакан были открыты железорудные залежи. Для их разведки готовились высадить группу геологов и с воздуха подбирали место посадки. Работа была кропотливой. Летчики много раз пролетали над глубоким каньоном, прикидывая, какая из галечных кос годится для приземления.

В один из заходов на склоне горы пилоты увидели что-то явно походившее на огород. Решили сначала, что показалось. Какой огород, если район известен как нежилой?! «Белое пятно» в полном смысле - до ближайшего населенного пункта вниз по реке 250 километров… И все-таки огород! Поперек склона темнели линейки борозд - скорее всего картошка. Да и прогалина в темном массиве лиственниц и кедровника не могла сама по себе появиться. Вырубка. И давнишняя.

Снизившись, сколько было возможно, над вершинами гор, летчики разглядели у огорода что-то похожее на жилье. Еще один круг заложили - жилье! Вон и тропка к ручью. И сушатся плахи расколотых бревен. Людей, однако, не было видно. Загадка! На карте пилотов в таких безлюдных местах любая жилая точка, даже пустующее летом зимовье охотника, обязательно помечается. А тут огород!

Поставили летчики крестик на карте и, продолжая поиск площадки для приземления, нашли ее наконец у реки, в пятнадцати километрах от загадочного местечка. Когда сообщали геологам о результатах разведки, особо обратили внимание на загадочную находку.

Геологов, приступивших к работе у Волковской рудной залежи, было четверо. Трое мужчин и одна женщина - Галина Письменская, руководившая группой. Оставшись с тайгою наедине, они уже ни на минуту не упускали из виду, что где-то рядом таинственный «огород». В тайге безопаснее встретить зверя, чем незнакомого человека. И, чтобы не теряться в догадках, геологи решили без промедления прояснить обстановку. И тут уместней всего привести запись рассказа самой Галины Письменской.

«Выбрав погожий день, мы положили в рюкзак гостинцы возможным друзьям, однако на всякий случай я проверила пистолет, висевший у меня на боку.

Обозначенное летчиками место лежало на километровой примерно отметке вверх по склону горы. Поднимаясь, мы вышли вдруг на тропу. Вид ее, даже глазу неопытному, мог бы сказать: тропою пользуются уже много лет и чьи-то ноги ступали по ней совсем недавно. В одном месте стоял у тропы прислоненный к дереву посошок. Потом мы увидели два лабаза. В этих стоявших на высоких столбах постройках обнаружили берестяные короба с нарезанной ломтиками сухой картошкой. Эта находка почему-то нас успокоила, и мы уже уверенно пошли по тропе. Следы присутствия тут людей попадались теперь все время - брошенный покоробленный туесок, бревно, мостком лежащее над ручьем, следы костра…

И вот жилище возле ручья. Почерневшая от времени и дождей хижина со всех сторон была обставлена каким-то таежным хламом, корьем, жердями, тесинами. Если бы не окошко размером с карман моего рюкзака, трудно бы было поверить, что тут обитают люди. Но они, несомненно, тут обитали - рядом с хижиной зеленел ухоженный огород с картошкой, луком и репой. У края лежала мотыга с прилипшей свежей землей.

Наш приход был, как видно, замечен. Скрипнула низкая дверь. И на свет божий, как в сказке, появилась фигура древнего старика. Босой. На теле латаная-перелатаная рубаха из мешковины. Из нее ж - портки, и тоже в заплатах, нечесаная борода. Всклокоченные волосы на голове. Испуганный, очень внимательный взгляд. И нерешительность. Переминаясь с ноги на ногу, как будто земля сделалась вдруг горячей, старик молча глядел на нас. Мы тоже молчали. Так продолжалось с минуту. Надо было что-нибудь говорить. Я сказала:

- Здравствуйте, дедушка! Мы к вам в гости…

Старик ответил не тотчас. Потоптался, оглянулся, потрогал рукой ремешок на стене, и наконец мы услышали тихий нерешительный голос:

- Ну проходите, коли пришли…

Старик открыл дверь, и мы оказались в затхлых липких потемках. Опять возникло тягостное молчание, которое вдруг прорвалось всхлипыванием, причитаниями. И только тут мы увидели силуэты двух женщин. Одна билась в истерике и молилась: «Это нам за грехи, за грехи…» Другая, держась за столб, подпиравший провисшую матицу, медленно оседала на пол. Свет оконца упал на ее расширенные, смертельно испуганные глаза, и мы поняли: надо скорее выйти наружу. Старик вышел за нами следом. И, тоже немало смущенный, сказал, что это две его дочери.

Давая новым своим знакомым прийти в себя, мы разложили в сторонке костер и достали кое-что из еды.

Через полчаса примерно из-под навеса избенки к костру приблизились три фигуры - дед и две его дочери. Следов истерики уже не было - испуг и открытое любопытство на лицах.

От угощения консервами, чаем и хлебом подошедшие решительно отказались: «Нам это не можно!» На каменный очаг возле хижины они поставили чугунок с вымытой в ручье картошкой, накрыли посуду каменной плиткой и стали ждать. На вопрос: «Ели они когда-нибудь хлеб?» - старик сказал: «Я-то едал. А они нет. Даже не видели».

Одеты дочери были так же, как и старик, в домотканую конопляную мешковину. Мешковатым былипокройвсейодежды:дырки для головы, поясная веревочка. И все - сплошные заплаты.

Разговор поначалу не клеился. И не только из-за смущения. Речь дочерей мы с трудом понимали. В ней было много старинных слов, значенье которых надо было угадывать. Манера говорить тоже была очень своеобразной - глуховатый речитатив с произношением в нос. Когда сестры говорили между собой, звуки их голоса напоминали замедленное, приглушенное воркование.

В вечеру знакомство продвинулось достаточно далеко, и мы уже знали: старика зовут Карп Осипович, а дочерей - Наталья и Агафья. Фамилия - Лыковы.

Младшая, Агафья, во время беседы вдруг с явной гордостью заявила, что умеет читать. Спросив разрешение у отца, Агафья шмыгнула в жилище и вернулась с тяжелой закопченной книгой. Раскрыв ее на коленях, она нараспев, так же, как говорила, прочла молитву. Потом, желая показать, что Наталья тоже может прочесть, положила книгу ей на колени. И все значительно после этого помолчали. Чувствовалось: умение читать высоко у этих людей ценилось и было предметом, возможно, самой большой их гордости.

«А ты умеешь читать?» - спросила меня Агафья. Все трое с любопытством ждали, что я отвечу. Я сказала, что умею читать и писать. Это, нам показалось, несколько разочаровало старика и сестер, считавших, как видно, умение читать и писать исключительным даром. Но умение есть умение, и меня принимали теперь как равную.

Дед посчитал, однако, нужным тут же спросить, девка ли я. «По голосу и в остальном - вроде девка, а вот одежа…» Это позабавило и меня, и троих моих спутников, объяснивших Карпу Осиповичу, что я умею не только писать, читать, но и являюсь в группе начальником. «Неисповедимы твои дела, господи!» - сказал старик, перекрестившись. И дочери тоже начали молиться.

Молитвою собеседники наши прерывали долго тянувшийся разговор. Вопросов с обеих сторон было много. И пришло время задать главный для нас вопрос: каким образом эти люди оказались так далеко от людей? Не теряя осторожности в разговоре, старик сказал, что ушли они с женой от людей по божьему повелению. «Нам не можно жить с миром…»

Принесенные нами подарки - клок полотна, нитки, иголки, крючки рыболовные - тут были приняты с благодарностью. Материю сестры, переглядываясь, гладили руками, рассматривали на свет.

На этом первая встреча окончилась. Расставание было почти уже дружеским. И мы почувствовали: в лесной избушке нас будут теперь уже ждать».

Можно понять любопытство четырех молодых людей, нежданно-негаданно повстречавших осколок почти «ископаемой» жизни. В каждый погожий свободный день они спешили к таежному тайнику. «Казалось, мы все уже знаем о судьбе таежных затворников, вызывавших одновременно любопытство, удивление и жалость, как вдруг обнаружилось: мы знакомы еще не со всеми в семье».

В четвертый или пятый приход геологи не застали в избушке хозяина. Сестры на их расспросы отвечали уклончиво: «Скоро придет». Старик пришел, но не один. Он появился на тропке в сопровождении двух мужчин. В руках посошки. Одежда все та же - латаная мешковина. Босые. Бородатые. Немолодые уже, хотя о возрасте трудно было судить. Смотрели оба с любопытством и настороженно. Несомненно, от старика они уже знали о визитах людей к тайнику. Они были уже подготовлены к встрече. И все же один не сдержался при виде той, что больше всего возбуждала у них любопытство. Шедший первым обернулся к другому с возгласом: «Дмитрий, девка! Девка стоит!» Старик спутников урезонил. И представил как своих сыновей.

- Это старший, Сави́н. А это - Дмитрий, родился тут…

При этом представлении братья стояли, потупившись, опираясь на посошки. Оказалось, жили они в семье по какой-то причине отдельно. В шести километрах, вблизи реки, стояла их хижина с огородом и погребом. Это был мужской «филиал» поселения. Обе таежные хижины соединяла тропа, по которой туда и сюда ходили почти ежедневно.

Стали ходить по тропе и геологи. Галина Письменская: «Дружелюбие было искренним, обоюдным. И все же мы не питали надежды, что «отшельники» согласятся посетить наш базовый лагерь, расположенный в пятнадцати километрах вниз по реке. Уж больно часто мы слышали фразу: «Нам это не можно». И каково же было удивление наше, когда у палаток появился однажды целый отряд. Во главе сам старик, и за ним «детвора» - Дмитрий, Наталья, Агафья, Савин. Старик в высокой шапке из камуса кабарги, сыновья - в клобуках, сшитых из мешковины. Одеты все пятеро в мешковину. Босые. В руках посошки. За плечами на лямках - мешки с картошкой и кедровыми орехами, принесенными нам в гостинцы…

Разговор был общим и оживленным. А ели опять врозь - «нам вашу еду не можно!». Сели поодаль под кедром, развязали мешки, жуют картофельный «хлеб», по виду более черный, чем земля у Абакана, запивают водою из туесков. Потом погрызли орехов - и за молитву.

В отведенной для них палатке гости долго пробовали, мяли ладонями раскладушки. Дмитрий, не раздеваясь, лег на постель. Савин не решился. Сел рядом с кроватью и так, сидя, спал. Я позже узнала: он и в хижине приспособился сидя спать - «едак богу угодней».

Практичный глава семейства долго мял в руках край палатки, пробовал растягивать полотно и цокал языком: «Ох, крепка, хороша! На портки бы - износа не будет…»

В сентябре, когда на гольцах лежал уже снег, пришла пора геологам улетать. Сходили они к таежным избушкам проститься. «А что, если с нами? - полушутливо сказала «девка-начальник». - Поселитесь где захотите, избу поможем поставить, огород заведете…» - «Нет, нам не можно!» - замахали руками все пятеро. «Нам не можно!» - твердо сказал старик.

Вертолет, улетая, сделал два круга над горой с «огородом». У вороха выкопанной картошки, подняв голову кверху, стояли пятеро босоногих людей. Они не махали руками, не шевелились. Только кто-то один из пяти упал на колени - молился.

В «миру» рассказ геологов о находке в тайге, понятное дело, вызвал множество толков, пересудов, предположений. Что за люди? Старожилы реки Абакан уверенно говорили: это кержаки-староверы, такое бывало и раньше. Но появился слух, что в тайгу в 20-х годах удалился поручик-белогвардеец, убивший будто бы старшего брата и скрывшийся вместе с его женой. Говорили и о 30-х годах: «Было тут всякое…»

Николай Устинович Журавлев, отчасти по службе, отчасти по краеведческой страсти ко всему необычному, решил добраться в таежный угол. И это ему удалось. С проводником-охотником и сержантом милиции из райцентра Таштыйон добрался к таежному «огороду» и застал там картину, уже описанную. Пятеро людей по-прежнему жили в двух хижинах, убежденные, что так и следует жить «истинным христианам».

Пришедших встретили настороженно. Все же удалось выяснить: это семья староверов, в тайгу семья удалилась в 30-х годах.

Старику Лыкову Карпу Осиповичу было 83 года, старшему сыну Савину - 56, Наталье - 46, Дмитрию - 40, младшей, Агафье, шел 39-й.

Житье и быт убоги до крайности. Молитвы, чтение богослужебных книг и подлинная борьба за существование в условиях почти первобытных.

Вопросов пришедшим не задавали. Рассказ о нынешней жизни и о важнейших событиях в ней «слушали, как марсиане».

Николай Устинович был у Лыковых менее суток. Узнал: геологи, теперь уже из расширенной партии, бывают «на огороде» сравнительно часто, одни из понятного любопытства, другие - помочь «старикам» строить новую избу, копать картошку. Лыковы тоже изредка ходят в поселок. Идут, как и прежде, босые, но в одежде появилось кое-что из дареного. Деду пришлась по душе войлочная шляпа с небольшими полями, дочери носят темного цвета платки. Савин и Дмитрий сменили портки домотканые на сшитые из палаточной ткани…

* * *

Рассказ Николая Устиновича был интересным, но вызвал много вопросов, на которые полных ответов у рассказчика не было. Не вполне ясен был путь семьи Лыковых в крайнюю точку удаления от людей. Интересно было на примере конкретных жизней увидеть следы раскола, о котором так много было в свое время написано. Но более важным для меня, чем вопросы религии, был вопрос: а как жили?

Как могли люди выжить не в тропиках возле бананов, а в сибирской тайге со снегами по пояс и с морозом за тридцать? Еда, одежда, бытовой инвентарь, огонь, свет в жилище, поддержание огорода, борьба с болезнями, счет времени - как все это осуществлялось и добывалось, каких усилий и умения требовало? Не тянуло ли к людям? И каким представляется окружающий мир младшим Лыковым, для которых родильным домом была тайга? В каких отношениях они были с отцом и матерью, между собой? Что знали они о тайге и eeобитателях. Как представляют себе «мирскую» жизнь, они ведь знали: где-то есть эта жизнь. Они могли знать о ней хотя бы по пролетающим самолетам.

Немаловажная вещь: существуют вопросы пола, инстинкт продолжения жизни. Как мать с отцом, знавшие, что такое любовь, могли лишить детей своих этой радости, дарованной жизнью всему сущему в ней? Наконец, встреча с людьми. Для младших в семье она, несомненно, была потрясением. Что принесла она Лыковым - радость или, может быть, сожаление, что тайна их жизни открыта? Было много других волнующе непонятных черт затерянной жизни.

Сидя в московской гостинице, мыс Николаем Устиновичем выписали на листок целый столбец вопросов. И решили: как только наступит лето и затерянный край станет доступным для экспедиции, мы посетим Лыковых.

Тот край

Сейчас, когда я сижу над бумагами в подмосковном жилье с электричеством, телефоном, с телевизором, на экране которого плавают в невесомости и, улыбаясь, посылают на Землю приветы четверо мужчин и одна женщина, все, что я видел в июле, представляется нереальным. Так вспоминаешь обычно явственный длинный сон. Но все это было! Вот четыре блокнота с дождевыми потеками, кедровой хвоей и размятыми меж страниц комарами. Вот карта с маршрутом. Вот, наконец, разрезанная, разложенная по конвертам пленка с ее цветной, недоступной для памяти убедительностью, воскрешающая все подробности путешествия.

* * *

Окиньте на карте взглядом середину Сибири - пространство, лежащее у реки Енисей. Этот край, именуемый Красноярским, имеет много природных зон. На юге, где в Енисей вливается Абакан, не хуже, чем в астраханских степях, вызревают арбузы, дыни, томаты. «Сибирская Италия», - говорят иногда об этих местах. На севере, где Енисей превращается уже в море, олени добывают под снегом скудную пищу и люди живут исключительно тем, что может дать разведение оленей. Тысячи километров с юга на север - степь, лесостепь, широченный пояс тайги, лесотундра, полярная зона. Мы много пишем об освоении этого края. И он освоен уже изрядно. Но мудрено ли, что есть тут еще и «медвежьи углы», «белые пятна», места неизбежные и нехоженые!

Место нашего интереса лежит на юге Сибири - в Хакасии, где горный Алтай встречает хребты Саяна. Отыщите начальный хвостик реки Абакан, поставьте на правом его берегу отметку на память - это и есть место, куда мы стремились и откуда с трудом потом выбирались.

В свои молодые годы Земле угодно было так смешать, перепутать тут горные кряжи, что место сделалось исключительно недоступным. «Тут нет никакой проезжей дороги и даже сносной тропы. Едва приметный, скрытый тайгою след пригоден для сообщения людей сильных, выносливых и то с некоторым риском». (Из отчета геологической экспедиции.) «Для проникновения сюда надо преодолеть несколько барьеров, каждый из которых по мере продвижения вглубь становится выше и круче», - читаем в другом отчете.

В Сибири реки всегда служили самым надежным путем для людей. Но Абакан, рождаемый в этих краях, так норовист и так опасен, что лишь два-три сорвиголовы - старожилы-охотники на лодках, длинных, как щуки, подымаются вверх по реке близко к истоку. И река совершенно безлюдна. Первый из населенных пунктов - село-городок Абаза - лежит от поставленной нами точки в двухстах пятидесяти километрах.

Забегу вперед, расскажу. Возвращаясь с таежного «огорода», мы попали в полосу непогоды и надолго засели в поселке геологов в ожидании вертолета. Все, чем можно было заняться в дождь при безделье, было испытано. Четыре раза парились в бане, несколько раз ходили в тайгу к бурильным станам, собирали чернику, снимали бурундуков, ловили хариусов, стреляли из пистолета в консервную банку, рассказали все байки. И когда стало уже невмочь, заикнулись о лодке, на приколе стоявшей в заводи Абакана. «Лодка?.. - сказал геолог, начальник разведки. - А если кончится путешествие траурной рамкой и подписью "группа товарищей"? Вам-то что, а меня к прокурору потянут». Мы с Николаем Устиновичем смущенно ретировались. Но на десятый, кажется, очень дождливый день слово «лодка» потихонечку всплыло. «Ладно, - сказал начальник, - рискнем! Но я поплыву вместе с вами».

И мы поплыли. Шесть человек и 300 килограммов груза: фотографический сундучок, бочка с бензином, мотор запасной, шесты, топор, спасательные пояса, плащи, ведро соленого хариуса, хлеб, сахар, чай - все вместила видавшая виды абазинская лодка. На корме у мотора сел Васька Денисов, бурильщик, ловкий, бывалый парень, yо пока еще лишь кандидат в то считанное число молодцов, уверенно проходящих весь Абакан.

У страха глаза большие, и, возможно, опасность была не так велика, как кажется новичкам. Но, ей-ей, небо не раз виделось нам с овчинку в прямом и образном смысле. В тесном таежном каньоне Абакан несется, дробясь на протоки, создавая завалы из смытых деревьев, вскипая на каменных шиверах. Наша лодка для этой реки была деревянной игрушкой, которую можно швырнуть на скалы, опрокинуть на быстрине, затянуть под завалы из бревен. Вода в реке не текла - летела! Временами падение потока было настолько крутым, что казалось: лодка несется вниз по пенному эскалатору. В такие минуты мы все молчали, вспоминая родных и близких.

Но хвала кормчему - ничего не случилось! Васька нигде не дал маху, знал, в какой из проток и в какую секунду свернуть, где скорость держать на пределе, где сбавить, где вовсе идти на шестах; знал поименно скрытые под водой валуны, на которых летели щепы от многих лодок… Как транспортный путь верховье реки Абакан опасно и ненадежно. Но кто однажды этой дорогой в верховьях прошел, тот будет иметь особую точку отсчета в понимании дикой, нетронутой красоты, которой люди коснулись пока лишь глазом.

Природа нам улыбнулась. Половину пути мы плыли при солнце. Обступавшие реку горы источали запах июльской хвои, скалистый, сиреневый берег пестрел цветами, небо было пронзительно синим. Повороты реки то прятали, то открывали глазам череду таинственных сопок, и в любую минуту река могла подарить нам таежную тайну - на каменистую косу мог выйти медведь, марал, лось, мог пролететь над водой глухарь… Все переменчиво в жизни. Больше недели мы кляли погоду, не пускавшую к нам вертолет. Теперь же мы благодарны были ненастью, толкнувшему нас в объятия Абакана.

Два дня с ночевкой в таежном зимовье заняло путешествие. Но оно показалось нам более долгим. Двести пятьдесят километров - и ни единого человеческого жилья! Когда мы с воды увидели первый дым над трубой, то все заорали как по команде: «Абаза!!!» Первый поселок на Абакане в эту минуту нам показался центром Вселенной.

Таким было наше возвращение из тайги после свидания с Лыковыми. Небольшую повесть о встрече с людьми необычайной судьбы я начал с конца, чтобы можно было почувствовать и представить, как далеко от людей они удалились и почему лишь случайно их обнаружили.

* * *

В Абазе мы заночевали и как-то совершенно по-новому воспринимали теперь этот пограничный с тайгою село-городок. Он действительно был столицей этого края. У пристани на приколе стояло несколько сотен лодок, подобных той, на которой мы прибыли из тайги. На них возят тут сено, дрова, грибы, ягоды, кедровые орехи, уплывают охотиться и рыбачить. На берегу у пристани плотники строили новые лодки. Старушки выходили сюда посидеть на скамейках, тут вечером прогуливались парочки, сновали у лодок мальчишки, парни опробовали и чинили моторы или вот так же, как мы, вернувшись с реки, рассказывали, кто что видел, в какую переделку попал.

Прямо к пристани выходили палисадники и огороды уютных добротных сибирских построек. Зрели яблоки возле домов. Огороды источали запах нагретого солнцем укропа, подсолнухов. Шел от домов смоляной аромат аккуратно уложенных дров. Была суббота, и подле каждого дома курилась банька. На широких опрятных улицах городка траву и асфальт мирно делили телята и «Жигули». Афиши извещали о предстоящем приезде известного киноартиста. А на щите объявлений мы без всякого удивления прочитали листок: «Меняю жилье в Ленинграде на жилье в Абазе». Тут живут горняки, лесорубы, геологи и охотники. Все они преданно любят уютную, живописную Абазу. Таков село-городок у края тайги.

Мы тут искали кого-нибудь из тех смельчаков, кто ходил к верховью реки: расспросить о природе тех мест, обо всем, что не успели или упустили узнать у Лыковых и геологов. Застали дома мы охотника Юрия Моганакова. И просидели с ним целый вечер. «Тайга там не бедная! Много всего растет, много чего бегает, - сказал охотник, - Но все же это тайга. В горах снег выпадает уже в сентябре и лежит до самого мая. Может выпасть и лечь на несколько дней в июне. Зимой снег - по пояс, а морозы - под пятьдесят. Сибирь!»

О Лыковых Юрий слышал. А в прошлом году любопытства ради поднялся до их «норы». На вопрос, что он думает об их таежном житье-бытье, охотник сказал, что любит тайгу, всегда отправляется в нее с радостью, «но еще с большей радостью возвращаюсь сюда, в Абазу». «Замуровать свою жизнь в тайге без людей, без соли, без хлеба - это большая промашка. Сам старик Лыков, я думаю, понял эту промашку».

Еще мы спросили, как смогли Лыковы так далеко подняться по Абакану, если сегодня, имея на лодке два очень сильных мотора, лишь единицы отважатся состязаться с рекой? «Они лодку вели бечевою и на шестах. Раньше все так ходили, правда, недалеко. Но Карп Лыков, я понял, особой закваски кержак. Прошел! Недель восемь, наверное, ушло на то, что сегодня я пробегаю в два дня».

… А вертолет до «таежной норы» шел всего два часа. В десять утра поднялись, а в двенадцать уже искали глазами место посадки.

В.Песков и Агафья Лыкова.




Агафья Лыкова




Место проживания семьи Лыковых в Хакассии.

 

Вот последние публикация в КП.
Таёжный тупик
Путь по опасной реке.
В. ПЕСКОВ — 19.08.2011
Врачи сказали: в ваших путешествиях о самолетах забудьте! Больше всего огорчила невозможность полететь к таежнице Агафье Лыковой. Но тут пришло приглашение моему другу Александру Мяскову прилететь по делам заповедным в Хакасию. "Во! Побываешь у Агафьи и расскажешь, что там и как". Молодой доктор наук, связанных с экологией, начал срочно готовиться к путешествию.
"А на чем будете добираться к таёжнице?" - "Сказали: готово судно на воздушной подушке…"
Я плавал по Абакану. Река эта норовистая, на ней много мелей, скрытых камней и лесных завалов. На лодке плыть по Абакану решится только смелый и умелый человек.
На следующий день Александр улетел.
Через неделю я стал ждать вестей. Вести были невеселыми. Судно на воздушной подушке двигалось, как на крыльях, минуя валуны, коряги и мели. На полпути к цели мощный мотор отказал, и шесть человек высадились на "диком бреге" Абакана, соображая, что надо делать. Выручил спутниковый телефон. По его сигналу в нужную точку тайги по давно забытой лесовозной дороге пришел вездеход. Путешественники, сделав на память снимок речного судна, оставили на нем мастера-ремонтника и тронулись посуху туда, откуда пришли…
Таким образом, мне пришлось расспрашивать по телефону людей, недавно побывавших у Агафьи Лыковой.
Житье-бытье в одиночестве
П Оговорив с Александром, я сразу же позвонил Владимиру Николаевичу Макуте - главе администрации Таштагола: нет ли вестей от Агафьи? Летая по своим делам, Владимир Николаевич обязательно на час-другой заглянет к таежнице - оставит гос¬тинцы, справится о здоровье, узнает, что требуется в хозяйстве.
В последний раз был он у Агафьи в самом начале лета. Привез семена для огорода, рассаду капусты и помидоров. Передал две новые пилы, мешок крупы и муки.
Особо я расспрашивал Владимира Николаевича о здоровье таежницы. Помню, когда мы возили Агафью в Абакан - показать докторам, они нашли у нее под желудком кисту. От операции больная отказалась.
В этом году Агафье исполнилось шестьдесят шесть лет. Запасти корм на зиму козам ей еще по силам, а напилить дров - надо кого-то просить. Помогают ребята, которых привозит с собой Владимир Николаевич, и работники заповедника, кордон которого находится в двадцати километрах вниз по Абакану.
НА РАССПРОСЫ о живности "в усадьбе" Агафьи Владимир Николаевич засмеялся: "Всё как и было. Кошки плодятся. А кот живет в тайге - ловит птиц и бурундуков".
В хозяйстве целое стадо коз - три старые и пять молодых. Хлеб, картошка, кедровые орехи, ¬яйца и молоко - главные продукты питания Агафьи. В семье Лыкова жили впроголодь. И особо страдали от того, что на столе не было соли.
Теперь рыбу хранить можно долго. И интерес к рыбалке у Агафьи сохранился с тех пор, когда братья научили Агафью этой премудрости. Помехой ловле стали медведи. Ночью медведя можно распугать костром. А "в усадьбе" Агафья вешает на веревки худые кастрюли и вед¬ра. До сих пор эта сигнализация действовала исправно.
КТО ДЕРЖИТСЯ у избы? Как и преж¬де, веселый пройдоха поползень берет орехи прямо с ладони, весело свищет, как ямщик, в марте. Живет у воды веселая, нарядная птица - оляпка. И изредка из тайги появляется сойка. Эту интересуют рыбные потроха. Появляется Агафья с ведром и ножом - тут же под речкой на еловом суку видишь нарядную сойку.
Но самым главным соседом человека в тайге является кедровка. Агафья её не любит - считает, что птица отнимает у людей орехи. Но если неурожайный год, пропадают кедровки - скучно становится без них в тайге.
Южная тайга богата зверем. Лыковы не имели оружия. Теперь тайга, где жили они, объявлена заповедником. Охота для всех запрещена.
СЕМЬЮ Лыковых я узнал двадцать восемь лет назад. И все эти годы непременно бывал там, где они жили. Считал долгом своим рассказать об этой исключительной судьбе горстки людей, затерянных в тайге. Много людей им сочувствовало. Многие хотели помочь. Среди них я узнал Амана Тулеева. Став губернатором Кузбасса, он навестил Агафью Лыкову, чтобы узнать, как жила семья в тайге, чем можно помочь человеку, последнему из семьи. И стал помогать.
Хороший пример всегда найдет последователей. У Агафьи я встретил Владимира Николаевича и понял: кузбассцы не оставят Агафью в беде. И не ошибся.
Спасибо за доброту Аману Тулееву и Владимиру Макуте. Доброе дело у народа всегда на слуху.
Фото автора.

Таёжный тупик

 

С Владимиром Николаевичем Макутой - главой администрации Таштагольского района - мы встретились в усадьбе Агафьи Лыковой и договорились: после каждой встречи с таёжницей он мне звонит и рассказывает о ее житье-бытье.

Недавно он позвонил: "Ездили по делам района и завернули к Агафье. Завезли ей продукты: муку, крупу, на всякий случай, картошку, свеклу, лук, морковь, мед, груши, виноград, арбуз.

Из Таштагола привезли еще комбикорм для кур, сено для коз и рубероид для ремонта крыши. Теперь можем быть спокойны, на зиму Агафья обеспечена всем необходимым. 

На здоровье жалуется - стала слабеть. Но с хозяйством по-прежнему управляется. Просила Агафья сказать благодарное слово губернатору Тулееву за постоянное внимание и помощь". 

Две "цивилизации" Агафьи Лыковой 

● Агафье в этом году исполнилось 66 лет. Половина жизни прошла вдали от людей, другую часть, тоже таежную, когда узнала, что жизнь у хижины отца не кончается и у нее впереди много интересного и полезного. Старая жизнь никуда не ушла, но сколько нового узнал молодой еще человек. На моих глазах всё это происходило. Память у Агафьи очень цепкая. Прямо с порога я, шутя, спрашивал: "Какое сегодня число?" Агафья сразу же отвечала: "По-вашему (называлось число, месяц и год), а по-нашему (назывался день от сотворения мира). В обращении были два календаря - по "вашему" и по "нашему".

● В каждое появление я много расспрашивал отца и саму Агафью: 

- Самая большая трудность прежней таёжной жизни?

- Василий Михайлович, есть без соли. Когда встретили людей и отведали солёной похлебки, есть без соли уже не могли. 

- А что еще оказалось для вас необходимым?

- Лапотинки (одежда) и обувка. Мы все обносились - лапотинки были заплатка на заплатке. Обувку шили из бересты. Геологи в первый раз подарили полотно от палаток, потом принесли резиновые сапоги, которые всем полюбились. 

Агафья, помню, без сапог не могла выйти к гостям. Сапог дареных собралось пар пятнадцать. 

● Огонь… У Лыковых он был. Каждый в семье имел берестяной туесок с припасом: железка, кремень и трут (вываренный в щелоке гриб-трутовник). Раз-два - и костер загорелся!

Я привез Лыковым спички. Карп Осипович принял подарок, но заметил: "Серянки. Намокнут - придется выбросить. Наш снаряд надежней…" Агафья позже дрова в печи зажигала спичками, а свечи - огнем, добытым из камня.

Очень обрадовал другой подарок - свечи (свет в хижине был от лучины). С тех пор я, собираясь в тайгу, клал в мешок три десятка свечей. И, конечно, отцу и дочери очень понравился электрический фонарик. Агафья даже днем светила в избе, лишь бы был повод включить фонарик.

Надо назвать и другие "железки" - как говорил Карп Осипович. Как Лыковы относились к самолетам и вертолетам? Спокойно. Измыслили люди, вот и летают, как птицы. Отец не решился полететь. А Агафья летала не один раз. Мысли у нее не было, что самолет может упасть. 

С большим интересом Агафья отнеслась к часам, хорошо поняла, для чего эта штука служит. Просила узнать, что там внутри. Дело кончилось тем, что часы немного изменились. Лыковы не знали цифр, и Агафья заклеила цифры буквами - и дело с концом!

● Сложности были с самого начала с фотокамерой. Оба не хотели сниматься - "Грех"… Я не знал, что делать. Убегали в избу или скрывались на огороде. Я понимал, что Лыков-старший когда-то слышал о фотографии и знал, что она выдает живущих в таёжной глуши староверов. Но как объяснить, что ничего плохого в снимках нет? Решил в следующий раз подарить Лыковым их снимки. Чем это кончилось? Утром я нашел фотографии в поленнице дров. Пришлось набраться терпения и украдкой работать. Карп Осипович говорил обо мне: "Хороший человек Василий Михайлович, много добра для нас сделал. Но уж больно много "машинок" на нем висит"…

Время поправляет заблуждения. Сейчас Агафья не боится фотографий, снимается как кинозвезда.

С гостинцами из далека.

● В отличие от фотографии Агафья всегда с удовольствием пишет. Мать в таёжном углу научила детей писать (писали на бересте). Когда случилась встреча с гео­логами, сестры Наталья и Агафья не удержались и спросили главного в группе: "А писать ты умеешь?" "Да", - ответила "гео­логия". Сестрам казалось, что только они умеют писать…

Я получил много писем Агафьи, видел, как она пишет: старинными печатными буквами и быстро-быстро.

● В какой-то раз я захватил с собой черный карандаш и попросил Агафью нарисовать что-нибудь. Что? Ну, нарисуй лестницу, чайник, кошку, рыбу… Потом: нарисуй петуха. "А как его рисовать?" Я показал. Нарисовала лучше меня. Радовалась, как ребенок…

● Не все из гостинцев принимает. Не сядет к костру, где мы обедаем. Ела и не выпускала, как все староверы, свою кружку из рук. Не возьмет Агафья чай, сахар, конфету, хлеб, испеченный в городе. (Хлеб из привезенной муки печет сама.) С удовольствием возьмет банку меда, яблоки, груши.

Однажды я вышел из вертолета с большим арбузом. "Что это такое?" Я сказал и у стола объяснил, как надо разрезать арбуз. "Есть надо красное…" Вернулся через час. Гляжу: съедено красное, белое и почти все зеленое… До сих пор Агафья вспоминает, как с отцом ели большой арбуз.

● В другой раз мы говорили с Карпом о еде. Он сказал: еда у нас была из леса, с огорода и из реки. Без соли сохранить все было трудно. Все страдали от живота… Савин умер, полагаю, от болезни кишок, и у меня тоже болит живот. Я заметил: "Надо козье молоко пить" - "А где его взять?" - "Я привезу вам коз". - "Иманух? А это можно?" - "Можно…"

Через месяц я появился с тремя иманухами. Агафья никогда не видела скотины. И, конечно, не знала, как надо ­доить коз. Я знал с войны и взялся обучать Агафью. Карп Осипович держал козу за рога, Агафья старалась не упустить вымя, козы брыкались и норовили убежать в лес. Но постепенно все наладилось. Следующий раз меня угощали молоком. И козы прижились в "Таежном тупике". Появились породистые сибирские иманухи и бородатый козел. Молоко для жителей "тупика" оказалось очень полезным. Вслед за козами появились куры и собака. Кошек привезли геологи. Лыковы пожаловались: мыши стали одолевать. 

● Дикая жизнь… Она в этой южной части тайги - не бедная. Агафья привыкла к близости бурундуков, поползней, рябчиков, соек, кедровок, дятлов, воронов. Из крупных животных постепенно близко от жилья Лыковых видели маралов и, конечно, медведей. Охотиться семья не могла - не было припасов к ружью. Но Лыковы рыли ловчие ямы. Очень трудоемкой была работа, но изредка падала в ловушки кабарга, и однажды попался невиданный зверь - "польская свинья", то есть кабан.

У загона, где кормятся куры.

Агафью часто навещали медведи. Их волнует близость кур. Агафья придумала хорошую защиту. На веревках развесила старые ведра и кастрюли (подношения прилетавших сюда гостей и геологов). "Как только залает Шарик, я дергаю за веревки и пугаю медведя". Однажды зверь достал рыбу в ловушке. И это ему понравилось. Пришлось во время ловли рыбы разжигать костер.

● Был случай - прямо к избе прибежал волк. "Раньше ни мама, ни тятя волков не видели. Я подумала: это потерянная на охоте собака. Она играла с Шариком, забегала в загон, где были в сарае заперты козы. Я попыталась поймать "собаку". А она утром у реки догнала молодого марала и зарезала его. Какая собака, это же волк!.."

● "Когда пришли геологи, я рассказала о неожиданном госте. Стали следить за "собакой" и подстерегли ее. Оказалось - волк! Рассказывали потом: шкуру сдали человеку, который принимает пушнину. Волк!"

● "А какие люди у тебя побывали?" - "Разные… Наверное, думали: у Лыковых - рай земной… (Смеется.) Никто долго не задержался. Самолеты тогда летали… Глядишь, собрала иная пожитки - и бегом к самолету… Дольше других жила Надежда. Молилась, работала. Но стали мы ссориться. Тоже ушла, не попрощавшись. Житье в тайге трудное…"

● После смерти отца Агафья побыла у родни в деревне Килинск, пожила там две недели и, как она сказала, "заскулила": домой, домой…

Потом одна самолетом и на лодке с туристами побывала на верхнем Енисее у "матушек" в маленьком монастыре. Ее приняли ласково, но Агафья тут тоже не осталась: "Домой, домой!" Пригласила монашек к себе, отказались: "Нам и тут хорошо!"

● Третье путешествие было со мной и с Николаем Николаевичем Савушкиным - в городскую больницу. Там с большим интересом и лаской Агафью расспросили о болезнях, дали лекарства…

Лыковы до этого не брали "таблеток". Но в день смерти отца и на лыжах Агафья бежала к геологам и сильно простудилась. "Доктор сказал: если не будешь есть таблетки - умрешь, как умер брат Митя". Агафья послушалась и выздоровела, и обрела сильную веру в таблетки. "Таблетки спасли…" В этот раз в больнице она взяла меня за рукав: "А почему доктор дает мне мало таблеток?" Я рассмеялся: "Их сразу много нельзя…"

● Представление о жизни… Однажды осенью мы спустились к реке - посмотреть, как полетит ракета. Я знал, в какое время она пройдет почти над нами. Стоим втроем у копны сена. Я гляжу на часы. Агафья командует: "Не туда глядишь. Она полетит справа, от сосны…" И точно, полетела справа. Ракету не было видно, но очередная ступень, объятая пламенем, у нас на глазах упала в тайгу. "Они всегда так летают", - со знанием обстановки объяснила Агафья. Тут же она рассказала: "Тятя давно заметил: иные звезды на небе стали двигаться быстро. "Наверное, это люди что-то измыслили" - "Старый ты стал, чепуху говоришь. Как могут люди зажигать звезды?" - ответил Савин".

● И еще один урок познания мира. Один из гостей Агафьи привез с собой телескоп. Вечером он установил его на треногу и пригласил поглядеть на Луну. Занятно было видеть лунные пятна. Я позвал: "Агафья, хочешь поглядеть на Луну?" Таёжница охотно согласилась. Подвинула даже пенёк, чтобы видеть получше. "Лика у Луны не видно", - сказала она, слезая с пенёчка. Я не знал, что на это сказать.

А в избе при свете фонариков Агафья нашла в книге что-то важное. "Вот, погляди, тут лик Луны виден…" Смеяться было грешно, но я еле удержался от этого…

● Зашел разговор о телевидении. Агафье и Карпу Осиповичу гео­логи в самом начале "ящик" показали. Какое впечатление? Оба сказали, что глядеть это нельзя - грех! Однако уселись смотреть. Увидев на экране лошадь, Агафья даже вскрикнула: "Тятя, конь!" Лошадь она никогда не видела. Не видела и пароход, автомобиль… Было что посмотреть! Агафья раза четыре убегала замаливать грехи. Отец смотрел все до конца, а уж потом замаливал прегрешения…

● В какой-то раз явился я в "тупик" с необычными гостинцами: привез из Парижа, где вышла книга о житье Лыковых. Агафья стала книжку листать: "Это я стою с козами рядом…" И улыбалась. "Это что?" - "Это зонтик - от дождя прятаться". - "И мне можно спрятаться?" Да. Я открыл зонтик. Приятно видеть радость человека. Агафья даже сбегала в избу - переодеться в новое платье.

● В тот вечер у костра я попросил Агафью вспомнить что-нибудь интересное из прошлой жизни. Таёжница недолго думала и рассказала, как отец убил около реки палкой старую маралуху. "Тятя прибежал в избу сказать: я убил оленя. Мы все сразу не поверили - как можно палкой убить маралуху? Но все побежали к реке".

Оказалось, тятя догнал оленя у самого обрыва - маралухе некуда было деться: с одной стороны - камень, с другой - бурная река. 

● Но интересной и опасной была охота на большого медведя.

"Постоянно мы видели около избы медведя небольшого. Он подбирал потерянные кедровые шишки. И вдруг появился огромный медведь. Он сразу прикончил малого медведя и тут же сожрал. Мы перепугались - что будет с нами? Стали выходить из избы с опаской. Надо было придумать, как избавиться от такого соседа. Тятя решил немедля строить кулёнку-избушку, которая будет служить ловушкой. Очень быстро всё сделали. Навесили прочные двери из бревен, наловили рыбы и сделали в избушке приваду. Медведь почувствовал запах рыбы и ночью попался в ловушку. Как он ревел! Мы думали, что в ловушке он и подохнет. Нет! Он был настолько сильным, что разломал нашу ловушку и вылез на волю. Теперь угроза была большой. Тятя пошел просить совета у гео­логов. Они дали ружьё и рассказали, как насторожить его на тропе у привады. Тятя сделал все, что было нужно. И мы стали ждать. Через неделю тятя сказал: вороны в нужном месте летают, наверное, медведю пришелся конец. Так оно и было. Выстрел пришелся зверю в убойное место. И мы, взглянув на огромного зверя, по которому ходили вороны, успокоились…"

● Рассказаны были картинки из прошлой и нынешней жизни Агафьи Лыковой.