***
Я ненавижу красные розы, эти бардово-бархатные бутоны, мне они кажутся старушечьими цветами, предвестниками смерти. Когда я буду старухой, с тонкими узловатыми пальцами, я непременно буду носить исключительно платья и шляпки с вуалью, нюхать табак, страдать выдуманными хворями и маразмом и иногда припивать из маленькой серебряной фляжки, спрятанной за зеркалом на комоде. А еще буду требовать от своих внуков, чтобы они дарили мне исключительно огромные бардовые розы, которые будут постепенно умирать в вазе у меня на столе, в силу старческого склероза (возможно выдуманного), я просто буду забывать их выкидывать, и постепенно в моей комнате образуется кладбище засохших уродливых черных цветов. Они будут постепенно покрываться пылью, лепестки начнут осыпаться, а в вазах останутся только голые тонкие стебли, так напоминающие старушечьи пальцы. На мои похороны я накажу всем своим родственникам, приходить с двумя красными розами, никаких пошлых гвоздик. Розы и только красные! Их надо будет поставить вокруг гроба, во все имеющиеся сосуды и слегка побрызгать водой, что бы создавалось впечатление, что мои красные враги тихонько скорбят по ушедшей навсегда старухе, когда на их красно-плюшевых, как обивка антикварного дивана лепестках, будут искриться водяные капельки. Эти немые, ненавистные мне бархатно-игрушечные создания, проводят меня в последний путь. А потом их обязательно нужно взять с собой на кладбище, но ни в коем случае не выкидывать по дороге, а взять для того, чтобы когда последний ком земли упадет на мою могилу, отдать их детям (я хочу чтобы на моих похоронах было много детей и пели негры). Нужно чтобы дети самым жестоким образом расправились с чудесными голландскими гибридами, отрывая им головы, калеча стебли, обламывая листья, но главное развеяли лепестки по ветру, в этот момент просто обязан подняться легкий ветерок и закружить в последнем танце эти алые клочки органики, переставшие существовать вместе со мной. Вот так я ненавижу красные розы.
