Материал предоставлен изданием «Вести.Ru»

Число жертв и пострадавших в результате чернобыльской трагедии неизвестно до сих пор.
26 апреля 1986 года о произошедшем на атомной станции сообщили лишь маленькой заметкой на последней полосе одной из советских газет.

О масштабах трагедии мир узнал спустя лишь несколько суток.
Все эти дни с аварией в Чернобыле боролись пожарные, солдаты-срочники и добровольцы без всякой защиты от радиации, о которой тогда ликвидаторы даже и не подозревали.
А эвакуировать жителей из заражённой зоны начали только через трое суток.
Еще позже стало известно, что радиоактивное облако накрыло не только Украину, Белоруссию и Россию, но также Восточную и Северную Европу.

«Опасно! Опасно!» — говорящий дозиметр избавляет непосвященных от перевода устаревших рентгенов в современные зиверты.
Площадка перед станцией как и вымершая Припять — все еще зона отчуждения.

Сюда и сейчас не войдешь без защитного костюма и маски-лепестка, но в 86-м тут условно чисто.
За двумя простенками находится взорвавшийся реактор.
Там светят 20 000 рентген.
600 000 ликвидаторов со всей страны приедут в Чернобыль убирать топливо, строить саркофаг.
Работают вручную — техника сходит с ума от разлетающихся нейтронов.
«Самое главное, что никто не сбежал.
Никто.
Мужественно понимали и работали все.
Многие погибли», — вспоминает со слезами на глазах глава киевской организации «Союз Чернобыль Украины» Виктор Даниленко/
Первый удар радиация нанесет по пожарным.
В больницах выживут единицы.
Спустя четверть века уже можно раскрывать секреты, о которых молчали с момента первого разговора с врачами.

Полковник Петр Хмель вспоминает свой разговор с врачом:
«Он говорит: “Вы были с запахом. Только скажи правду, чтобы я знал как тебя лечить”.
Я ему признался, что выпил.
Он меня по плечу похлопал и сказал, это тебя и спасло».

Фронтовые сто грамм, автографы на саркофаге и красный флаг над ставшей знакомой всему миру трубой.
Для них это и в самом деле была война, а в ней, конечно, победа — 14 декабря 1986 года, когда над реактором сомкнулась свинцовая крыша.
Но чернобыльский взрыв раскачает страну.
Затянут с новостями и эвакуацией — это породит панику:
киевские вокзалы вспомнят гражданскую.
Нахлынет радиофобия.
В прифронтовой полосе (ликвидация даже в деталях напоминает военную операцию), это воспримут болезненно.

«Волосы мыли “Лотосом”, стиральным порошком в то время, для того, чтобы смыть эту радиацию.
И когда Горбачев обращался, то было больно видеть ту разницу, когда говорились фразы, взывалось к совести и к разуму, а тут сидели те люди, которые закрывали своими телами», — вспоминает Ирина Дягель, профессор, заведующая отделением гематологии Национального центра радиомедицины.

Испытание гласностью выдержит наука.
С первых дней на месте катастрофы десант во главе с академиком Легасовым.
В отчетах пишут только правду.
Владимир Асмолов работал в той комиссии.
Еще раньше в Киеве случайно оказался его сын.

Владимир Асмолов:
«Для меня эта одежда была не просто одежда.
На его маечке был весь топливный спектр.
Потом я еще долго свой радиометр проверял на его кроссовках».

Сколько кюри выпало на грядки с картошкой и огурцами самосел Евгений Маркевич не считал.
Парадокс вернувшихся на казалось умершую землю еще требует изучения.
Развивать туризм и земледелие, конечно, ограниченное, продолжать научные исследования, не забывая о строительстве нового саркофага, современные проекты.
Выводы глобальны.

«Урок катастрофы заключается в том, чтобы непрерывно повышать надежность реакторов», — считает президент национальной Академии наук Украины Борис Патон.

Годы спустя мир за недоученное усадила «Фукусима».
Оттого и вспоминать сложное для японского уха слово «Чернобыль» приехавшим журналистам теперь приходится снова.

Подробнее: http://news.mail.ru/society/5785648/?sent=1#articlepoll