Это несравненное по силе своего драматизма произведение, посвященное горячему почитателю Бетховена графу Францу Брунсвику (Франц был братом Терезы и Жозефины — двух женщин, которых Бетховен любил. Сочинялось в 1804 году, закончено было, возможно, лишь в 1806 году, опубликовано — в 1807 году.

Название "appassionata" не принадлежит Бетховену, оно было дано сонате гамбургским издателем Кранцем. Тем не менее, это название хорошо выражает сущность произведения и поэтому прочно за ним закрепилось.
Основной год сочинения сонаты,1804, был годом тяжелых переживаний Бетховена. Душевная реакция после окончания "Героической симфонии", окончательное разочарование в Наполеоне, принявшем императорский титул (а, следовательно, и в целой эпопее свободолюбивых иллюзий), болезнь, прогрессирующая и нестерпимая для музыканта глухота, мучительные невзгоды любви и дружбы, постоянное душевное одиночество — все это создало предпосылки мрачного, трагического произведения. Но мощный дух Бетховена, вдохновленный лучшими, революционными идеями передовой части человечества, вышел из испытаний. Если первые эскизы "аппассионаты" свидетельствуют о преобладании трагического начала, то затем великий композитор и человек обретает в самой трагедии победу воли, энергии, неистребимой силы борьбы со злом.
Уже сто пятьдесят лет тому назад величие "аппассионаты" было оценено русскими музыкантами. Ленц сравнивал ее с "извержением вулкана", Улыбышев называл "вулканической сонатой", "композицией одновременно исступленной и возвышенной".
Если Ленц и Улыбышев еще чувствовали некоторую робость перед бурями "аппассионаты", то последующие поколения приняли эти бури как искусство подлинно родное и близкое.
Нельзя не вспомнить красноречивого свидетельства И. С. Тургенева в его рассказе "Несчастная". Здесь рассказчик, описывая исполнение "аппассионаты" Сусанной, отмечает: "С самых первых тактов стремительно-страстного allegro этой сонаты я почувствовал то оцепенение, тот холод и сладкий ужас восторга, который мгновенно охватывает душу, когда в нее нежданным налетом вторгается красота. Я не пошевельнулся ни одним членом до самого конца. Я не хотел и не смел вздохнуть".
Музыка "аппассионаты" настолько эмоциональна, настолько насыщена страстными переживаниями от первой до последней ноты, что понимание ее образов представляет особые трудности. Сильнейшее волнение композитора передается слушателю, исполнителю, исследователю и порой даже отнимает у него потребность трезвого анализа.
Но безраздельное господство эмоционального начала в "аппассионате" — лишь кажущееся. На деле, как и обычно у Бетховена, чувство и разум, эмоция и мысль находятся тут в единстве. Необыкновенное напряжение страстей в "Аппассионате" потребовало и невиданной мощи обуздывающей, покоряющей их логики. Прав был Ромен Роллан, писавший, что эта соната — "пламенный поток в гранитном русле".
Понятно, что осуществить замысел этого гигантского по масштабам идейно-художественной содержательности произведения не удалось Бетховену сразу. Сочинение сонаты растянулось на несколько лет. Зато Бетховен был удовлетворен конечным результатом и, судя по воспоминаниям Черни, считал "аппассионату" лучшей из своих сонат. Такая оценка стала впоследствии общепризнанной.
"Аппассионата" безусловно выражает страстный порыв Бетховена к более последовательному, чем раньше, пониманию им героики, как героики народной и революционной.
Драгоценное свидетельство именно такого содержания, таких образных тенденций "аппассионаты" мы имеем в известной, чрезвычайно высокой оценке этого произведения, данной В. И. Лениным в первые годы строительства Советского государства.
По воспоминаниям А. М. Горького, Ленин, слушая однажды в Москве исполнение фортепианных сонат Бетховена, сказал:
"Ничего не знаю лучше "Appassionata", готов слушать ее каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть наивной, думаю: вот какие чудеса могут делать люди!".

Первая часть "аппассионаты" (Allegro assai, f-moll) носит характер героической лирики. Но эта лирика вмещает и переплавляет в себе широкий круг объективных интонаций. Взять хотя бы первую тему.

Очевидны здесь интонации настороженного ожидания и душевного трепета. В основу первых Бетховен кладет гармонические фанфарные ходы, а в основу вторых — тревожную попевку с трелью.
Первый образ уже очень широк. Это буря души, обогащенная бурями внешнего мира. Возникают ассоциации и с предгрозовым затишьем, прерываемым ударами грома, и с призывами сражения.
Первый порыв бури — лейтмотив "судьбы" из трех нот:
Новый порыв уже грохочет тяжелыми аккордами, образующими резкий контраст с трепетностью трелей.
Момент отрады, привнесенный началом побочной партии, быстро иссякает в горестном раздумье и сменяется новой бурей, где свирепый рокот прорезан фанфарами "судьбы". Тем печальнее звучит затихающий каданс в ля-бемоль-миноре с его расстоянием в пять октав между правой и левой руками. Трудно представить более выразительный эффект растворяющегося, затухающего звука.
Это — конец экспозиции, которая не повторяется (вопреки обыкновению), а непосредственно переходит в разработку.

Источник: https://www.belcanto.ru/beethoven_ps_23.html